Невеста Всадника без головы - Миронина Наталия - Страница 48

• Предыдущая
• 48/67
• Следующая

– Ань, время само тебе все подскажет, – только и сказала она. – Поверь мне. У женщин все образуется само собой. Как правило. Надо быть выдержанной, внимательной и быть всегда готовой к неожиданным переменам.

Варвара Сергеевна еще долго говорила о предназначении женщины, верной спутницы мужчины, но Аня это уже не слушала. Не то чтобы она была против замужества или ее возмущало некоторое социально-гендерное неравноправие, ей просто было неинтересно быть спутницей. Наверняка мир может ей предложить нечто большее. И за поисками возможных вариантов она отправилась к отцу.

Алексей Владимирович, партийный чиновник высокого ранга, относился к людям спокойным и предпочитающим во всем сомневаться. Догм для него не существовало, и это касалось и политики партии, и места женщин в современном обществе, и рецепта его любимого жареного гуся. Аня, пришедшая однажды к нему в кабинет поболтать, в лице отца нашла удивительно тонкого, внимательного и понимающего собеседника.

– Анюта, старайся строить жизнь сама, – так начал он свою речь. – Никого не слушай – каждый человек варит свою похлебку по своему рецепту. Нет, конечно, есть основы, без них никак, их надо уважать, да только мы сейчас не об этом. Видишь ли, жизнь очень скоро изменится. Не могу сказать, что меня это радует, – все мы окажемся в непривычной для себя роли – роли добытчиков. В самом прямом, вульгарном смысле этого слова. И вот тогда никто не будет смотреть – мужчина ты или женщина. Вот тогда наступит настоящее равенство. Плохо это или хорошо? Не знаю, не жил в таких условиях, только могу сказать, что это рискованный, но отличный шанс «сделать себя».

Отец говорил языком, которым никто вокруг не говорил. В его словах была тяжесть осознания, возможно, трагических перемен и вера в то, что любые перемены можно обратить во благо себе. Он, понимая, что не в силах уберечь детей от потрясений, делал все, чтобы их к этому подготовить.

Аня полюбила эти разговоры в его кабинете, куда даже Варвара Сергеевна не решалась заходить. Это было их время – отца и дочери.

Перемены наступили, но их тяжесть и трагичность Аня осознала только тогда, когда отца привезли из больницы и он лежал на широком диване, под легким одеялом. Отец похудел, отчего стал остроносым и большеглазым.

– Папа, ты похож на дятла! – шутила Аня, понимая, что только шутками, домовитой суетой можно оттянуть разговор о неизбежном уходе.

Но разговор состоялся. На семейном обеде, куда были срочно вызваны братья. И разговор этот оказался коротким – отцовское напутствие с пожеланием крепости духа и стойкости. А потом отец поставил на стол старый портфель, извлек из него пакеты, разрезал изоленту, перевязывающую их, и на стол высыпалась груда золотых монет. Аня помнила, как все замолчали, как в тишине тонко прозвенел тонкий кружок, внезапно сорвавшийся с вершины золотой кучки. Кружок прокатился на ребре и упал на белую тонкую скатерть, которая поглотила звук. И опять в комнате воцарилась тишина.

– Пап, – Аня посмотрела на отца, – что это?

– Это, дочка, мое наследство, которое я получил от деда. Я не взял отсюда ни монеты. Более того, я приумножил его. Но не ради жадности, стяжательства или любви к роскоши. Я делал это ради семьи. Ради того, чтобы она чувствовала себя в безопасности, а при необходимости обратила это золото в дело. Нужное, полезное, способное не только прокормить, но и послужить началом, материальной основой рода. Вас трое, – Алексей Владимирович посмотрел на детей, – и, по сути, вы все начинаете заново. Разделенное поровну наследство – это ваш старт, ваш первый капитал, который необходимо не только сохранить, но и приумножить, передав, в свою очередь, вашим детям ШАНС.

Алексей Владимирович объяснял, что все делится поровну между детьми, он что-то говорил о даче и квартире, но Аня уже его не слушала. Это золото, как свидетель непростой, таинственной истории их семейства, вдруг наполнило ее гордостью. Нет, не потому, что они, оказывается, были обладателями несметного богатства, а потому, что они владели тайной, которую умели хранить и передавать по наследству. «Хранить тайну – хранить слово и верность семье, думать о ней – не может ли это быть смыслом жизни?» Аня посмотрела на отца. Его впалые щеки покрылись темным румянцем, дышал он тяжело, и Аня отчетливо поняла, что глава семьи, патриарх, уходит из жизни, передавая им, детям, умение охранять семейную тайну…

– Да, удивительная история! – Олег покачал головой.

– Я тебе не рассказывала не потому, что хотела утаить, – поспешно пояснила Аня, – а потому, что никогда всерьез не рассчитывала на эти деньги. Они должны были перейти в руки моих детей. Я же хотела – так меня научил отец – достичь всего сама.

– Понимаю, – кивнул Олег. – Я тоже всегда так стремился поступать.

– Сомов, кстати, где я нахожусь?

– Я предвидел этот вопрос и, учитывая непростую ситуацию, в которой вы оказались, захватил вот это, – с этими словами Олег вытащил из кармана красочный буклет. – это, так сказать, будет подтверждением моих слов. Вы находитесь на территории моего коневодческого хозяйства. Хозяйство – это звучит, конечно, громко. Точнее это было бы назвать конноспортивным клубом. У нас здесь конюшня, загоны для выпаса, учебный ипподром, лечебница и кое-что еще, необходимое для правильного содержания лошадей. Здесь могут заниматься конным спортом и взрослые, и дети, сюда привозят лошадей для обучения, здесь содержатся лошади дорогих пород, владельцы которых доверили нам уход и содержание. В этом буклете есть фотографии, и все очень подробно написано. Это на тот случай, если вы не поверите мне на слово.

Аня внимательно изучала буклет – все соответствовало: и здания на фотографии, и перечисленные услуги, и даже номер лицензии – копия лицензии висела в рамочке в комнате, где находилась Аня. И она запомнила его очень хорошо. «Вот что значит напуганная женщина – в обычной жизни три цифры какого-нибудь кода запомнить не могу, а тут…» Она закрыла буклет и улыбнулась:

– Да, Сомов, ты меня не перестаешь удивлять, как, впрочем, и вся моя жизнь. Скажи, это все твое?

– Да, – просто сказал Олег. – Уже мое. Еще месяц назад у меня был компаньон, но он вышел из дела, мы расстались друзьями. Он теперь занимается совсем другим, а я… я получаю удовольствие от того, что единственный тут хозяин. Хотя, конечно, тяжеловато бывает.

– Нет, Сомов, меня удивляет не то, что ты в состоянии «рулить» таким сложным хозяйством. Меня удивляет, что ты занялся лошадьми! Ты выпускник математического вуза, подающий надежды инженер, внезапно изменивший математике с кафельными изразцами, стал заниматься лошадьми? Как случаются такие метаморфозы?!

Олег покраснел, секунду помолчал, потом, откашлявшись в кулак, осторожно произнес:

– Анна, прошу вас… Иногда мне кажется, что вы знаете обо мне больше, чем сам я знаю о себе. И это меня очень смущает. Вы рассказываете обо мне то, чего со мной никогда не происходило. Рассказываете с такой уверенностью, что ставите меня в тупик… и в неловкое положение. Я, отлично знающий, что никаким ремонтом никогда не занимался, не могу спорить с вами, женщиной, которая находится на грани нервного истощения. Кстати, это мнение врача, которого я пригласил к вам в первый день. Но, поймите, я и соглашаться с вами не могу…

– То есть ты хочешь сказать, что я сумасшедшая! – Аня всплеснула руками. – Я все придумываю? Хочешь, я тебе докажу, что я про тебя знаю гораздо больше, чем все остальные?

– Как вы это докажете?

– У тебя внизу живота родимое пятно в виде ровного круга.

Олег неожиданно покраснел, потом воскликнул:

– Вы – медсестра, которая ассистировала анестезиологу, когда мне удаляли грыжу. В прошлом году! Да, мне казалось, что ваше лицо мне знакомо! Вы отдаленно мне кого-то напоминаете, но я не могу вспомнить кого! Я угадал? Из посторонних женщин только вы можете быть в курсе моих родимых пятен.

Аня посмотрела на Олега как на душевнобольного:

– Сомов, закрыли тему. Вернемся к моим проблемам.

• Предыдущая
• 48/67
• Следующая