Набат - Люфанов Евгений Дмитриевич - Страница 38

• Предыдущая
• 38/81
• Следующая

Стоявшие на крыльце и в сенях сожители по артельной квартире молча расступились перед ним, и Квашнин подумал, что это из уважения к нему, как к десятнику. Он с улыбкой на лице вошел в комнату, ища глазами жену, и, еще не дойдя до своего места, остановился, боясь шагнуть дальше.

Запрокинув голову и скрестив на остро выпиравшем комочке груди высохшие ручонки, выделяясь среди тряпья пугающей белизной своего лица, на нарах лежал Павлушка-Дрон. Воткнутая в пузырек тоненькая восковая свечка держала над ним трепетную капельку огонька. Словно оберегая сон маленького мертвеца, люди неслышно, тенями, входили и выходили из комнаты и переговаривались шепотом.

Квашнин долго стоял, стараясь осмыслить происшедшее, и таким большим казался ему сын, вытянувшийся на нарах во всю свою длину.

— А Полька где? — не обращаясь ни к кому, глухо спросил он.

— Не знаем, Семен. С утра ушла и до сего часу нет, — отозвался чей-то женский голос.

— А он... когда?..

— Как только смеркаться стало.

Комната заполнялась пришедшими с работы людьми. Квашнин, согнувшись, сидел на лавке против своего места, обхватив руками голову, и не шевелился.

— Семен... — легла чья-то рука на его плечо. — Ты сам понимай, Семен... Хоша и махонький он, а мертвяк... Не место с живыми ему. Отдыхать людям надо, спать. Может, пока в сарайчик его...

Квашнин молча поднялся, завернул Павлушку-Дрона в лоскутное одеяло. Оно было коротко. Пальцы вытянутых негнущихся ног торчали наружу, и Квашнин закутал их полой своего армяка.

— Теперь уж не застудится он, — заметил кто-то.

Над опустевшим на нарах местом продолжала гореть воткнутая в пузырек свечка.

Сидя на пеньке в дровяном сарае, Квашнин держал на коленях захолодавший сверток, слышал, как с крыши сползал отяжелевший, пропитанный влагой снег и падали невидимые капли, разбиваясь о кирпичи перед дверью сарая. Где-то у соседей рухнули, прогремев по железу водосточной трубы, подтаявшие ледяные наросты. Переборов вечерние заморозки, весна будила своим шумом землю.

Квашнин сидел, и мысли — одна тягостнее другой — давили его. Не велик гробик нужен, а кого-то надо просить сколотить. Не большую могилку, а — вырыть. Попу заплатить за отпев... Хотя и крохотная душонка была у сынишки, а надо будет ее помянуть, крещеная ведь она... Если не вся десятка, то половина из нее наверняка улетит. А на какие же деньги комнату снять да жить еще целый месяц?.. А нужна ли теперь будет комната? Сразу вот и не стало семьи. Не уберегла Полька сына. И самой ее нет... Изо всех сил старался наладить жизнь, а ничего из тех стараний не вышло. Жизнь... Тихо идешь по ней — беда тебя нагонит; шибче пойдешь — сам беду нагонишь...

В первый раз, в день свадебного пира у Брагиных, чтобы заглушить свою тоску, с некоторым смущением открыла Пелагея дверь «Лисабона», а дальше все стало проще. Сначала старалась забегать туда днем, когда рабочие были на заводе, а потом махнула на все рукой. И этому помог сам трактирщик.

Как-то забежала она среди дня, прямо у стойки выпила второпях, а Шибаков ей сказал:

— Куда, молодка, торопишься? Мужскому глазу глянуть на тебя доставь удовольствие. Вон сидят молодцы, — указал на мастеровых из депо. — Повальяжничай около них. И вообще... Старайся вечерком заходить. Может, и товарок подговоришь. Приманными будете тут. А уж я тебе завсегда рюмашечку нацежу, — обещал он.

В первый же вечер после этого разговора Шибаков действительно нацедил ей бесплатно полную рюмку, а потом сказал, чтоб на даровщину промышляла сама. Пелагея выбрала столик, за которым сидели уже подвыпившие, подошла к ним и попросила, чтобы ее угостили.

Прошло еще несколько дней, и она уже не смущалась, если ее видели свои же рабочие, жившие в артельной квартире, только недовольно отворачивалась, когда они подходили, и не отвечала, когда заговаривали.

В те минуты, когда Семен Квашнин сидел в сарае, не решаясь оставить сверток со своим мертвым сыном, Пелагея повстречалась в «Лисабоне» с бородатым кучером, подкатившим к трактиру на гнедом рысаке. Бородач весело подмигнул:

— Научилась косушки откупоривать, а?..

— Угостишь, дядя? — без дальних слов спросила она.

— Милашку такую?.. Да со всем удовольствием!

Водка, пиво, закуска появились на столике. Пелагея выпивала и морщилась, а бородач крякал и, подбадривая ее, предлагал запивать водку подсоленным пивком.

— Выпьем, закусим, а дальше веселиться — ко мне. Чисто барыню на рысачке прокачу, — говорил он, как о деле, уже решенном.

Пелагея не противилась этому. Рысак стоял наготове — только вожжами пошевельни. И действительно, как барыню, усадил ее кучер в санки, прикрыв ноги ковровой полостью, а сам, будто скинув с себя лишний десяток лет, по-молодецки вскочил на облучок.

Качнулись и побежали назад пригородные домишки. Хоть на минутный срок, а можно и Пелагее отведать радости от иной жизни. И, зажав рот рукой, смеется она, подпрыгивая на ухабах, клонясь то в одну, то в другую сторону на крутых поворотах. «Кто такая?» — думают люди, глядя на санки. «Полька Квашнина, вот кто!» — готова крикнуть она. О сыне или о муже и мысли нет в голове, вся она заполнена рвущимся через край весельем. Гармонь бы сейчас, залихватскую пляску, чтобы ахнули все. Жалко, полусапожек нет, а то бы раздоказала себя... А пускай и так все дивятся, что в лаптях да в онучах на лихом рысаке летит... Высунула из-под ковровой полости ногу в лапте, — нате, глядите, какая барынька в легких санках катит! Озорно, весело ей. Чудотворней самой наисвятейшей водицы — зелено вино. Ни тебе забот, ни печалей, — на раздолье вся жизнь... Эх ты!.. Одни дома убегают, другие встречь летят. Поворот, еще поворот, и разом осадил рысака кучер перед глухими двустворчатыми воротами.

Осмотрелась Пелагея — будто бы знакомое место. Калитка, дом этот с пятью окнами... Во сне, что ли, чудится или хмель кажет так?..

— Вылезай, сударушка, поживей, пока чужого догляду нет, — подтолкнул ее к двери времянки.

Засветился на столе огарок сальной свечи, и по стене колыхнулась тень кучера, неуклюже переломившись в углу. Пелагея стояла и удивленными глазами обводила времянку. Вот здесь Павлушкина, то бишь Дронушкина, зыбка висела. Здесь — топчан их стоял. А тут — Ржавцевых. Этот вот гвоздь сама она вколотила...

Пелагея встретилась со своим прошлым.

Новая жизнь начиналась тут с ее первыми тихими радостями. Сына крестить носила отсюда. Понесла его в церковь Павлом, а принесла из нее Дроном. И со всей жизнью так: думалось об одном, а выходило другое. Крестины справляли... И тогда, в самый тот день... Вон стоит брагинский дом, а за его стеной он, сокрушитель всего ее, Полькиного, покоя, — Егор... Егорий Иваныч. Со своей Варькой нежится...

— Чего засмурела? — сняв поддевку и шапку, подошел к ней кучер и хотел приобнять.

— Не трожь.

— То исть, как?.. — удивился он. — Уговор у нас, сударушка, был...

И, решив, что сударушке захотелось сперва покуражиться, он сам, подбоченясь, петухом прошелся вокруг нее. Крыла только не было, а то скребнул бы им по земле.

— Уйди... — угрожающе произнесла Пелагея и туже замотала ослабевший на голове платок.

— Хватит, слышь?! Раздурилась! — прикрикнул сразу выведенный из терпения кучер и, захватив ее обеими руками, прижал к себе.

Пелагея уперлась локтем в его грудь, рванулась, но он удерживал ее крепко.

— Добром пусти... На крик закричу. Рожу все раздеру... — и схватила его за бороду.

Кучер оторопел, отпустил ее.

— Счумела, что ль?.. Эва, схватилась...

Пелагея, не ответив, выскочила за дверь.

А ее разыскивали в «Лисабоне». Придя вечером в трактир, Прохор Тишин окинул глазами все столики. Увидел завальщика Нечуева, спросил:

— Польку Квашнину не видал?

— Была вроде.

— Сынишка помер у ней, — сказал Прохор.

— Отмаялся, значит. Уморила, стерва... Ну и бабы же есть, ай-яй-яй... — покачал головой Нечуев, собираясь уходить.

Сидел Прохор, осматривался: знакомых было мало, а среди неизвестных — угадай попробуй — кто маляры? На лбу не написано. Настасья Макеева сказала, что один — пожилой, а другой — молодой. Есть и такие тут, но ведь не крикнешь на весь трактир: «Эй, кто с дятловскими рабочими повстречаться хотел?..» Потаенно надо вести себя, оно дело такое... Молод он, Прохор, не знает, как держать себя в таких случаях. А Тимофей не придет. У него нынче с каким-то смазчиком встреча на станции. Поручил ему, Прохору, выяснить, что это за маляры и чего они хотят.

• Предыдущая
• 38/81
• Следующая