Серое, белое, голубое - Моор Маргрит - Страница 6
- Предыдущая
- 6/52
- Следующая
— Я вас еще раз спрашиваю: адрес!
— Старая Морская улица… Старая Морская улица… — повторяет он.
— Дом номер?..
Возникает пауза.
Эрик уже не помнит, что он в конце концов ответил, впрочем, это и не имеет значения, связь прервалась, а он сидит, наклонившись вперед, зажмурив глаза и зажав кулаком рот, чтобы не дать вырваться крику, который уже ничем не поможет, не прогонит страшное видение, подобно орудийному выстрелу разрывающее его мозг.
Глоток утреннего воздуха, глоток ночного воздуха…
Слепой познает действительность в целом, Эрик знает это благодаря своей профессии. Во многих отношениях мир темный богаче мира видимого. Пусть медленно и неуклюже, зато неподвластно эффекту удаляющегося горизонта, слепой прокладывает себе путь сквозь не ограниченное ничем пространство. Он лучше зрячего понимает язык форм и объемов, они служат для него бакенами. Никому не дано увидеть форму. Только тот, кто пальцами познал ее выступы и впадины, может позднее признать предмет за действительность, увидев его воочию. Греческие скульптуры, говорит Роберт, стали пластичными лишь с той поры, как их начали делать руки, а не глаза. Руки слепого похожи на любопытные, чувствительные руки ребенка.
Одна из проведенных Эриком глазных операций привела к неожиданному результату.
Я как сейчас вижу его: с открытым ртом и вытаращенными глазами он стоит перед зеркалом над умывальником. Вижу жест, вобравший в себя все: он прикрывает руками лицо, напряженные пальцы чуть раздвинуты. Маурицу тридцать четыре, он был слепым с раннего детства. Я вижу также больничную палату, в которой разыгралась эта сцена, — на койках лежат еще три пациента с повязками на глазах, одна кровать не занята, на столе цветы яркой окраски — и вспоминаю крики и переполох, свидетелем которого я стал всего несколько минут назад во время обхода. Из кухни в четыреста седьмую палату прибежали две медсестры. Девушки в белых халатах обычно не ломают себе голову над тем, как успокоить пациента. Сейчас они вышли на обозрение на середину просторной палаты. Я тоже. Пациент обернулся и уставился на наши лица. Все трое мы стоим не шевелясь. Нас сковал страх показаться еще более безобразными, сделай кто-нибудь из нас хоть малейшее движение. Он снова поворачивается к зеркалу. Я вижу, что он не верит собственным глазам: бросает взгляд через плечо, чтобы узнать, кто там за спиной. Никого. Тогда он проводит рукой по глазам, носу и рту и опять начинает всхлипывать. Я различаю слова: «Дыры… кошмарные дыры!..»
Эрик возлагал на эту операцию большие надежды. В данном случае обычная трансплантация была невозможна, потому что роговая оболочка была повреждена не только шрамами, но — и это было гораздо серьезней — еще и кровью. Кровь начнет сразу же отторгать чужеродную ткань. Что мы, офтальмологи, делаем в подобных случаях? Изготовляем рамку из костной ткани, взятой, скажем, из бедра пациента, и вживляем эту миниатюрную конструкцию в затвердевшую и израненную роговую оболочку, непосредственно над хрусталиком. Однако нидерландские офтальмологи нередко высказывают соображения против этого остроумного решения. Большинство из них связано с рентабельностью. Травмы роговой оболочки происходят обычно в детстве, когда глазные нервы еще не сформировались. Одним словом, технически глаз в порядке, но мозг не обеспечивает зрение.
Зная об этом, Эрик тщательно изучил историю болезни. Детство пациент провел в Индонезии, еще совсем маленьким попал во время японской интервенции в лагерь и заболел. Истощение, корь и, как следствие, в шестилетнем возрасте слепота. Эрик раздумывал несколько дней и ночей. Шесть лет — пограничный возраст. Когда сняли повязку, подтвердилось его предположение о том, что глазные нервы остались неповрежденными. Пациент действительно видел.
Медсестры запихнули Маурица обратно в постель и снова наложили повязку. Пациент успокоился. Но прошла неделя, прежде чем он смог все переварить и согласился вновь увидеть кошмарное отражение. Долгое время ему трудно было признать, что кошмарные дырки как-то связаны с информацией: ощущениями глубины, мягкости, скользкого тепла — со всем тем, к чему привыкли его руки.
— Он прозрел, но его руки многое потеряли, — сказал Роберт, выслушав рассказ Эрика.
Невероятно, но факт: он соблазнил жену своего друга. Он повстречал ее солнечным зимним днем, совершенно случайно, после обеда. Дело было в феврале. Погода стояла сырая, на ней была укороченная коричневая шуба из искусственного меха и коричневые сапоги. Ее юбка застегивалась сбоку на три пуговицы. Через некоторое время она соскользнула на пол у него на глазах — после того, как Магда расстегнула застежку. И как это он так легкомысленно пустился в любовную авантюру?
— Где ты два года пропадала? — спросил он ее.
Уже в эту минуту он знал, что не получит конкретного ответа. Никаких фактов, дат, взаимосвязанных событий. Ничего в ответ на вопросы, которые мы по скудости мысли привыкли задавать, желая удовлетворить законное любопытство. Он облокотился об изящный письменный стол с закругленным краем.
Магда. Ошеломляюще бледная и мягкая в шелковой комбинации. Ошеломляюще теплая в отблесках пламени за ее спиной. Чугунные дверцы переносной печурки были открыты. Едва войдя, он обратил внимание на необычный запах в комнате. Так пахнет осенью на садовых участках. Что ты делала? Жгла старые бумаги. Старые бухгалтерские книги, старые полисы, ежедневники. Надо подкладывать листья клена, тогда все это старье не так воняет. Погоди минутку. Не раздеваясь, она высыпала на потухшие угли содержимое корзины для бумаг, пошел сильный чад, он стлался до тех пор, пока наконец не вырвались языки пламени.
Он задал свой вопрос лишь потому, что дал себе честное слово сделать это, когда они шли вместе к ее дому. Она откроет ему свою тайну. Его побудила к расспросам дружба с ее мужем. Сейчас она наконец все расскажет, лед тронется, и так и пойдет. Роберт, который поехал по делам в Алжир, вернувшись, узнает все из ее собственных уст.
Они прошли по коридору до конца. Дверь в ее кабинет была открыта. Запах гари, свет, больная собака, которая укладывается под письменным столом, — акценты смещаются. Никогда не узнаешь, на какие уловки придется идти, чтобы добиться своего. Только в одном он убежден, и никто никогда не сумеет переубедить его: он соблазнил Магду в ту минуту, когда верность чувству долга заставила его задать свой вопрос.
Наступило молчание.
— Посмотри на меня, — наконец сказала она и начала расстегивать шубу.
Он облокотился на письменный стол и стал покорно смотреть, как она расстегивает молнии на сапогах, спускает юбку, стягивает через голову свитер и встряхивает потом светлыми волосами, как снимает гольфы, изящно закинув ногу на ногу. Дурак спрашивает чаще, чем мудрец отвечает. Как это понимать? А так: как бы ни разбирало тебя любопытство, будь терпелив, историю можно фальсифицировать лишь после того, как она закончится. Где только у тебя ум? Нет его у тебя. Магда уже приготовила сдержанный ответ на твой бесцеремонный вопрос. Она сделала шаг вперед, протянула руку и с самоуверенностью возлюбленной привлекла Эрика к себе. Он почувствовал терпкий запах у нее под мышкой.
Он заметил ее из своей машины, когда сидел и ждал зеленого сигнала светофора. Было около четырех. Зимнее солнце бросало свой обманчивый свет на перекресток — через час стемнеет. Он ехал на собрание в больницу.
Ему показалось, она вышла, с собакой вместе, из кафе Хиллехомса. Расширение проезжей части дороги нанесло домику заметный урон. Деревья, что росли посреди улицы, пришлось вырубить, исчезли заросли бирючины вдоль велосипедной дорожки. Ветер, гуляя на просторе по ровной, как стрела, улице, стал рвать и терзать побеги вьюна на его задней стене.
Что здесь делает Магда? В этом кафе обычно собираются старички.
Его тронула ее бледность. Сощурив глаза от низкого солнца, она свернула за угол. Казалось, она никого и ничто в мире не замечала. Возможно, из-за того, что при ходьбе держала корпус слегка откинутым назад, возможно, из-за собаки на поводке, но она напоминала ему слепую.
- Предыдущая
- 6/52
- Следующая
