Простые смертные - Митчелл Дэвид Стивен - Страница 50

• Предыдущая
• 50/203
• Следующая

– Я знаком с одной португальской шлюшкой, которой страшно нравится, когда ее связывают по рукам и ногам. Может, это хоть немного умаслит твою бедную задницу? – сказал Четвинд-Питт.

– Женоненавистник! И, кстати, ничего смешного тут нет, – вступился за Олли Фицсиммонс, с наслаждением вдыхая пары своего vin chaud[89]. – Так поступить с человеком могла только самая распоследняя шлюха.

Четвинд-Питт пососал вишенку из коктейля и сказал:

– Ага. Особенно если купишь в подарок на Рождество ожерелье из опала, а тебя бортанут еще до того, как ты успел превратить свой подарочек в секс. Кстати, Олли, если ты купил это ожерелье в ювелирном магазине «Ратнерз», то подарки там вполне охотно обменивают, но денег, к сожалению, не возвращают. Наш служитель, который на крикетной площадке следит за порядком, получил отказ от своей невесты чуть ли не во время свадьбы – вот откуда я знаю про «Ратнерз».

– Нет, распроклятый «Ратнерз» тут ни при чем, – проворчал Куинн, – я не там покупал.

Четвинд-Питт выплюнул вишневую косточку в пепельницу и сказал:

– Да ладно тебе! Выше нос! В Сент-Аньес на Новый год собирается куда больше всяких еврокошечек, чем во всем Шлезвиг-Гольштейнском обществе спасения кошачьих. И потом, готов спорить с тобой на тысячу фунтов, что эти ее рассуждения насчет «внутреннего конфликта» попросту означают, что она завела себе другого бойфренда.

– Несс? Нет, вряд ли, – заверил я бедного Куинна. – Все-таки она уважает и тебя, и себя – пожалуй, даже чересчур уважает. Это невозможно, поверь мне. А ты, между прочим, – повернулся я к Четвинд-Питту, – когда Лу тебя бортанула, несколько месяцев был не в себе, словно пережил крушение поезда.

– У нас с Лу было серьезно. А Олли и Несс и знакомы-то были – сколько? – недель пять в лучшем случае. И, кстати, Лу вовсе меня не бортанула. Мы расстались по взаимному согласию.

– Шесть недель и четыре дня, – поправил его Куинн; он выглядел до предела измученным. – Но разве это так важно, сколько дней мы были знакомы? У меня было такое ощущение… будто мы попали в какое-то потайное место, о существовании которого знаем только мы двое… – Он отхлебнул своего невразумительного мальтийского пива. – Она мне подходила, понимаешь? Я не знаю, что такое любовь – мистика, химия или еще что-то, – но я знаю: когда она у тебя была и вдруг ушла, это как… как…

– Как ломка, – подсказал Руфус Четвинд-Питт. – «Roxy Music» правы насчет того, что любовь – это тоже наркотик, и когда у тебя кончается любовь, то ни один наркоторговец на земле не может тебе помочь. Ну, кроме одного, конечно: той самой девушки. Но ее больше нет, она ушла, и ты уже никогда не получишь от нее того, что тебе так необходимо. Ясно тебе, Олли? Между прочим, я действительно хорошо тебя понимаю, бедолага. И, знаешь, что бы я тебе в данном случае прописал? – Четвинд-Питт покрутил в пальцах пустой стакан из-под коктейля. – «Angels’ Tits»[90]. Это какао-крем и вишневый ликер, – пояснил он, поворачиваясь ко мне. – Pile au bon moment, Monique, tu as des pouvoirs telepathiques[91]. – Официантка попухлее принесла мне горячее вино, и Четвинд-Питт продемонстрировал свой хитрожопый французский: – Je prendrai une «Alien Urine», et ce sera mon ami ici present, – он кивнул в мою сторону, – qui reglera l’ardoise[92].

– Bien, – сказала Моник; она вела себя так, словно обпилась шампанского. – J’aimerais bien moi aussi avoir des amis comme lui. Et pour ces messieurs? Ils m’ont l’air d’avoir encore soif[93].

Фицсиммонс заказал черносмородиновую наливку «Сassis», Олли пробурчал: «Просто еще одно пиво», и Моник, собрав грязные тарелки и стаканы, удалилась.

– Ну, с такой девочкой я бы, пожалуй, пострелял из своего неукороченного дробовичка, – сказал Четвинд-Питт, глядя ей вслед. – Классная задница, а размерчик – полные шесть с половиной. И она куда приятней, чем та, вторая, которая похожа на Венсди из «Семейки Аддамс». Интересно, зачем Гюнтер ее нанял? В качестве пугала, что ли? – Я проследил за его взглядом и увидел, как вторая, более тощая, официантка наливает в большой бокал коньяк. Я спросил у Руфуса, не француженка ли она, но он мне не ответил, и тогда я сказал, повернувшись к Фицсиммонсу: – Это Фиц у нас сегодня на вопросы отвечает. Что это за любовную чушь все сегодня несут, а, Фиц?

Фицсиммонс закурил и передал пачку нам.

– Любовь – это анестезия, применяемая Природой, чтобы добывать детей.

Где-то я уже слышал нечто подобное. Четвинд-Питт стряхнул пепел в тарелку.

– Может быть, ты, Лэм, дашь определение получше?

Я следил за тем, как тощая официантка создавала то, что, по всей видимости, и было «Alien Urine», заказанное Четвинд-Питтом.

– Меня не спрашивай. Я никогда не был влюблен.

– Да неужели? Бедный барашек! – поддразнил меня Четвинд-Питт.

– Что за чушь, – сказал Куинн. – Ты же менял девчонок одну за другой.

Память тут же подсунула мне фотографию одной милашки – она, между прочим, считалась девушкой Фицсиммонса.

– Я действительно обладаю кое-какими познаниями и в области анатомии, и в области практической физиологии, но эмоционально все они для меня – сущий Бермудский треугольник. Любовь, тот самый наркотик, о котором упоминал Руфус, или, с иной точки зрения, состояние полнейшей благосклонности и всепрощения, по которому так тоскует Олли, – это поистине великая тема… Но у меня, увы, к этому недугу абсолютный иммунитет. Я ни разу не испытывал любви к девушке или к юноше – если это важно.

– Господи, что ты гонишь? Что за кучу дерьма ты тут только что навалил? – возмутился Четвинд-Питт.

– Но это же чистая правда! Я действительно никогда и ни в кого не был влюблен. И, по-моему, это даже хорошо. Дальтоники, например, прекрасно существуют, не различая цвета – синий и пурпурный, зеленый и красный.

– Тебе просто до сих пор не встретилась подходящая девушка, – решил наш блаженный дурачок Куинн.

– Или, наоборот, тебе встречалось слишком много подходящих девушек, – предположил Фицсиммонс.

– Человеческие существа, – сказал я, с наслаждением вдыхая пары горячего вина, сдобренного мускатным орехом, – это ходячие скопища желаний. Людям хочется вкусной еды, чистой воды, уютного жилища, яркого секса, надежной дружбы, высокого статуса в том племени, к которому они принадлежат, всевозможных удовольствий, в том числе и запретных, власти, достижения цели и так далее по одному и тому же пути, который в итоге ведет к роскошной квартире с ванной в шоколадно-коричневых тонах. Любовь – это просто один из способов удовлетворить хотя бы некоторые из перечисленных желаний. Но любовь – это не только наркотик: она же является и наркоторговцем. Тот, кто дарит любовь, взамен тоже хочет ее получать, или я не прав, Олли? Она и действует как наркотики или алкоголь: сперва все чудесно, человек чувствует себя на подъеме; я даже начинаю завидовать тем, кто пользуется ее дарами. Но потом появляются неприятные побочные эффекты – ревность, приступы безудержного гнева, тоска, – и я, видя все это, думаю: ну нет, я в этом не участвую. Елизаветинцы[94], например, приравнивали любовь к безумию. Буддисты рассматривали ее как отвратительного ребенка, который вызывает раздражение или даже гнев, когда душа твоя пребывает в покое и радости. Я же…

– А я подсматривал за тем, как вы готовили «Alien Urine»! – Четвинд-Питт самодовольно усмехнулся, глядя на тощую официантку, которая принесла на подносе высокий стакан с каким-то пойлом цвета незрелой дыни. – J’espere que ce sera aussi bon que vos «Angels’ Tits»[95].

– Les boissons pour ces messieurs[96].

• Предыдущая
• 50/203
• Следующая