Простые смертные - Митчелл Дэвид Стивен - Страница 51

• Предыдущая
• 51/203
• Следующая

Тонкие губы без помады. А это «messieurs» прозвучало в ее устах как нож, спрятанный в ножны иронии. Впрочем, она тут же исчезла.

Четвинд-Питт фыркнул:

– Вот вам настоящая «Мисс Харизма-1991»!

Остальные чокнулись с ним в знак согласия, а я на всякий случай спрятал под столом одну свою перчатку.

– Может быть, ей ты вовсе и не показался таким остроумным, каким ты сам себя считаешь, – сказал я Четвинд-Питту. – Ну, и какова на вкус твоя «Моча пришельцев»?

Он сделал глоток бледно-зеленого пойла и ответил:

– В точности соответствует названию.

Магазины для туристов на городской площади Сент-Аньес – все для лыжного спорта, антикварные лавки, ювелирные магазины, chocolatiers[97] – в одиннадцать вечера все еще работали; гигантская рождественская ель все еще сияла огнями, а crepier[98] в костюме гориллы весьма бойко торговал своими блинами. Несмотря на пакетик с кокаином, который Четвинд-Питт только что выиграл у Гюнтера, мы решили отложить поход в клуб «Вальпургиева ночь» до завтрашнего вечера. Начинался снегопад.

– Черт побери, – сказал я, останавливаясь и собираясь повернуть назад, – я забыл в «Ле Крок» перчатку. Ребята, вы доставьте Куинна домой, а я вас нагоню…

И я поспешил обратно в «Ле Крок». Оттуда навстречу мне вывалилась большая компания норвежцев и норвежек, а за круглой витриной я заметил ту тощую официантку: она готовила кувшин сангрии, уверенная, что никто ее не видит. На нее было очень приятно смотреть; она была похожа на почти неподвижного контрабасиста в гиперактивном рок-ансамбле. Она сочетала этакий пофигизм панка с поразительной четкостью даже самых мелких движений. «Ее волю абсолютно невозможно будет поколебать», – подумал я. Когда Гюнтер унес кувшин в зал, она повернулась и вдруг посмотрела прямо на меня, так что я быстро вошел в знакомое дымное пространство и стал пробираться к бару, огибая группы уже изрядно выпивших клиентов. После того как она ловко, острием ножа, сняла пышную пивную пену и подала бокал клиенту, я воспользовался этой секундной передышкой и обратился к ней со своей заранее продуманной просьбой о «забытой» перчатке.

– Desole de vous embeter, mais j’etais installe la-haut… – я указал на Орлиное Гнездо, но она по-прежнему смотрела на меня так, словно видит впервые, – …il y a deux minutes et j’ai oublie mon gant. Est-ce que vous l’auriez trouve?[99]

Спокойная, как гоблин, бегущий по следу разгневанного хоббита, она нагнулась и вытащила из-под стола мою перчатку.

– Bizarre, cette manie que le gents comme vous ont d’oulier leur gants dans les bars[100].

Отлично, значит, она видит меня насквозь.

– C’est surtout ce gant; ca lui arrive souvent[101]. – Я поднял свою перчатку, точно напроказившего щенка, и ворчливо спросил у нее: – Qu’est-ce qu’on dit a la dame?[102] – Но девушка так на меня посмотрела, что шутка умерла у меня на устах. – En tout cas, merci. Je m’appelle Hugo. Hugo Lamb. Et si pour vous, ca fait… – Черт, как же по-французски будет «превосходно»? – …chic, eh bien le type qui ne prend que des cocktails s’appelle Руфус Четвинд-Питт. Je ne plaisante pas[103].

Она даже глазом не моргнула. Вновь появился Гюнтер с целым подносом пустых стаканов.

– Почему ты говоришь с Холли по-французски, Хьюго? – спросил он.

Я с озадаченным видом посмотрел на него:

– А как мне еще с ней говорить?

– По-моему, ему просто хочется применить на практике знание французского языка, – сказала девушка на чистейшем английском, причем выговор у нее был типичной жительницы Лондона. – А клиент всегда прав, верно, Гюнтер?

– Эй, Гюнтер! – окликнул его какой-то австралиец, стоявший у стола с настольным футболом. – Эта ублюдочная машинка ведет себя просто непорядочно! Я только и делаю, что кормлю ее франками, а она и не думает мне выдавать приз!

Гюнтер подошел к нему, а Холли стала загружать грязные стаканы в посудомоечную машину. Тем временем я попытался сообразить, в чем тут дело. Когда она там, на черной трассе, вернула мне удравшую лыжу, мы разговаривали по-французски, и она ни слова не сказала по-английски, хотя мой акцент, безусловно, тут же меня выдал; впрочем, это-то как раз понятно: когда хорошенькая женщина работает на лыжном курорте, к ней наверняка по пять раз на дню подкатываются всякие типы, и если она разговаривает по-французски даже с англоязычной публикой, это весьма усиливает ее оборону.

– Я лишь хотел поблагодарить вас за то, что тогда, днем, вы вернули мне мою лыжу, – сказал я.

– Вы меня уже поблагодарили. – Пожалуй, она из рабочей семьи; но богатенькие мальчики ее ничуть не смущают; очень хороший французский.

– Это верно, но я бы медленно умирал от переохлаждения в пустынном швейцарском лесу, если бы вы меня не спасли. Может быть, мы вместе пообедаем?

– Пока туристы обедают, я работаю в баре.

– В таком случае мы могли бы вместе позавтракать?

– К тому времени, когда вы обычно завтракаете, я уже часа два как выволакиваю отсюда горы грязи, а потом еще как минимум два часа навожу чистоту. – Холли с грохотом захлопнула посудомоечную машину. – А потом я иду кататься на лыжах. У меня каждая минута на счету. Извините.

Терпение – лучший союзник охотника, и я сказал:

– Хорошо, я все понял. И мне в любом случае не хотелось бы, чтобы ваш бойфренд неправильно расценил мои намерения.

Она сделала вид, что ей нужно что-то достать из нижнего ящика кухонного стола.

– Разве вас не ждут друзья? – спросила она, не разгибаясь.

Так, четыре к одному, что никакого бойфренда у нее нет!

– Я пробуду здесь еще дней десять, – сказал я. – Так что наверняка еще увижу вас. До свидания, Холли.

– До свидания. – И катись отсюда к такой-то матери, прибавили ее огромные, как у привидения, голубые глаза.

Гул парижской толпы сменился нудным воем снегоуборочной машины, а мои поиски некоего одноглазого, как Циклоп, ребенка по всем сиротским приютам Франции завершилась тем, что в мою крошечную комнатку в фамильном швейцарском шале Четвинд-Питтов явилась Иммакюле Константен и строго сказала: Вы ведь и не жили толком, Хьюго, пока не пригубили Черного Вина. И после этого я наконец проснулся – в знакомой мансарде Четвинд-Питта, крепко прижавшись своими причиндалами к какой-то загадочной трубе, огромной, как ракета «земля – воздух». Шкаф с книгами, глобус, махровый халат, висящий на двери, плотные шторы… «Вот сюда, на чердак, мы селим тех, кто получает стипендию!» – не слишком удачно пошутил Четвинд-Питт, когда я впервые приехал в Швейцарию. В старинной трубе что-то ухало и вздыхало. Все ясно: алкоголь плюс высота вызывают странные эротические сны. Я лежал в теплом чреве постели и думал об этой официантке по имени Холли. Похоже, я уже успел позабыть лицо Марианджелы, хотя тело ее все-таки еще немного помнил, зато лицо Холли вспоминалось мне в мельчайших, прямо-таки фотографических, подробностях. Надо было спросить у Гюнтера, как ее фамилия. Вскоре колокола на церкви Сент-Аньес пробили восемь. Странно, но и во сне мне слышались колокола. Рот был пересохшим, как лунная пыль, и я с жадностью выпил стакан воды, стоявший на прикроватном столике, а заодно и полюбовался весьма приличной кучкой франков, которую вчера высыпал возле лампы, – выигрыш после ночной пульки с Четвинд-Питтом. Ха! Он, конечно, возжелает отыграться, но игрок, жаждущий выигрыша, неизбежно проигрывает, ибо становится небрежным.

• Предыдущая
• 51/203
• Следующая