Простые смертные - Митчелл Дэвид Стивен - Страница 55

• Предыдущая
• 55/203
• Следующая

Я завернул чесночный хлеб в фольгу и спросил:

– И ты предполагаешь, что этот букет проклятий и заставил Джонни направить свою машину с обрыва?

– Да, – сказал Руфус Четвинд-Питт. – И еще то, что ему некому было позвонить в самый черный час своей жизни. Некому довериться.

Я сунул противень в духовку и добавил жару.

По всей долине таяли сосульки; капли талой воды так и сверкали в косых лучах солнца. Дверь в «Ле Крок» была приоткрыта и подперта барным табуретом, а в самом баре суетилась Холли в мешковатых армейских штанах, белой майке и кепке-бейсболке цвета хаки, из-под которой торчали волосы, стянутые в «конский хвост». Пока я стоял на крыльце, с одной из сосулек мне накапало за воротник, противная холодная струйка поползла по шее и дальше между лопатками. Холли почувствовала мое присутствие, обернулась, и стоны пылесоса «Хувер» наконец затихли.

– Тук-тук-тук, – сказал я. – Можно?

Она узнала меня и тут же заявила:

– У нас еще закрыто. Приходите попозже – часов через девять.

– Неправильно. Вы должны были сказать: «Кто там?» Неужели с вами и пошутить нельзя?

– Нельзя. И дверь я вам не открою, Хьюго Лэм.

– Но она уже немного приоткрыта. И вот, смотрите, – я показал ей бумажные пакеты из кондитерской, – это завтрак. Гюнтер, конечно же, должен разрешить вам перекусить?

– Кое-кто из нас позавтракал еще два часа назад, выпендрежник.

– Когда учишься в Ричмондском колледже для мальчиков, тебя начинают дразнить, если ты недостаточно выпендриваешься. Там скромность считается преступлением. Так как вы насчет позднего завтрака?

– «Ле Крок» сам себя не вымоет.

– Разве Гюнтер и ваша напарница вам никогда не помогают?

– Гюнтер здесь хозяин. Моник наняли только для работы в баре. И они до ланча проваляются в постели, потому что сейчас заняты исключительно друг другом. Вообще-то, Гюнтер расстался со своей третьей женой всего несколько недель назад. Так что привилегия вывозить навоз из этого хлева целиком выпала на долю менеджера.

Я огляделся.

– И где же он, этот менеджер?

– Вы же на него смотрите, черт побери! Это я.

– Ого! Скажите, а если выпендрежник вымоет мужскую уборную, вы сделаете перерыв на двадцать минут?

Холли колебалась. Но какая-то часть ее души явно хотела сказать «да».

– Видите вон ту длинную штуковину? Она называется швабра. Беритесь за тонкий конец.

– Я же говорила, что это настоящий хлев!

Холли нажимала на ручки и клапаны хромированной кофеварки с таким видом, словно управляла машиной времени. Кофеварка шипела, плевалась и клокотала.

Я вымыл руки и снял со стола парочку барных табуретов.

– Это было одно из самых отвратительных заданий, какие мне когда-либо приходилось выполнять. Мужчины – просто свиньи. Вытрут задницу, швырнут комок туалетной бумаги мимо урны, да так и оставят там валяться. А в последней кабинке была целая лужа блевотины. Нет, это просто прелесть! Такое ощущение, словно блевотину там оставили специально, в качестве этакой «Полифиллы»[109].

– А вы отключите обоняние. Дышите ртом. – Холли принесла капучино. – И ведь все туалеты, которыми вы когда-либо пользовались, кто-то, безусловно, убирает. Если бы ваш отец владел не банком, а пабом, как в моем случае, то и вы вполне могли бы оказаться таким вот грязнулей. Ну вот, теперь вам будет о чем днем подумать.

Я вытащил из пакета круассан с миндалем, а остальные пакеты и свертки подвинул поближе к Холли.

– А почему вы не делаете уборку с вечера?

Холли отщипнула кусочек пирожного с абрикосами.

– У Гюнтера завсегдатаи зависают до трех утра и даже не думают проваливать. В три это еще хорошо. Вот попробуйте представить себе, каково это – убирать в таком хлеву, когда девять часов подряд без передышки подавала напитки?

Я признал правильность ее доводов и сказал:

– Но сейчас-то бар выглядит полностью готовым к битве, не так ли?

– Более или менее. Краны я протру позже и спиртное из погреба потом принесу тоже.

– А мне-то казалось, что в барах все делается само собой!

Холли закурила сигарету.

– В таком случае у меня попросту не было бы работы.

– А вы что, рассчитываете на, так сказать, долгосрочное гостеприимство подобного заведения?

Холли нахмурилась: это был нехороший знак.

– А вам-то что за дело?

– Я просто… Не знаю. Мне кажется, вы могли бы заниматься… да чем угодно!

Теперь в ее нахмуренных бровях читались одновременно и настороженность, и раздражение. Она постучала ногтем по сигарете, стряхивая пепел, и сказала:

– Знаете, школы, в которых учатся представители низших классов, как-то не особенно вдохновляют на подобные мысли о будущем. Курсы парикмахеров или автослесарей – вот это годится.

– Но нельзя же во всем винить какую-то дерьмовую школу?

Она снова стряхнула пепел с сигареты.

– Вы, безусловно, умны, мистер Лэм, но в некоторых вещах вы все-таки ни хрена не понимаете.

Я кивнул, сделал глоток кофе и заметил:

– Зато у вас был великолепный преподаватель французского.

– Никакого преподавателя французского у меня не было. Язык я выучила во время работы. Пришлось. Надо было как-то выживать. И от французов обороняться.

Я выковырял из зубов кусочек миндального ядрышка.

– А где, кстати, находится ваш паб?

– Какой паб?

– Тот, в котором работает ваш отец.

– Вообще-то, он владелец этого паба. Точнее, совладелец. Вместе с мамой. Паб называется «Капитан Марло» и стоит на берегу Темзы в Грейвзенде.

– Звучит весьма живописно. Так вы выросли в этих местах?

– Слова «Грейвзенд» и «живописно» как-то не очень сочетаются; во всяком случае, они точно не кружат в вальсе вокруг прогуливающихся под руку парочек. В Грейвзенде полно закрытых предприятий; там также есть фабрика по переработке макулатуры, цементная фабрика фирмы «Блу Сёркл», муниципальные жилые дома, ломбарды и букмекерские конторы.

– Но вряд ли там одна только нищета и постиндустриальный упадок.

Она что-то поискала на дне своей кофейной чашки и сказала:

– Старые улицы там довольно симпатичные, это правда. Ну а Темза – это всегда Темза. Кстати, нашему «Капитану Марло» уже три века – кажется, есть даже письмо Чарльза Диккенса, доказывающее, что он частенько заходил туда выпить. Как вам такая подробность, выпендрежник? Все-таки Диккенс – классик английской литературы.

У меня уже просто звенело в ушах от крепкого кофе.

– Ваша мать ирландка?

– Что привело вас к такому выводу, Шерлок?

– Вы сказали «вместе с мамой», а не «с матерью».

Холли выдохнула густое облако дыма.

– Да, она из Корка. А ваши друзья не злятся, когда вы так себя ведете?

– Как именно?

– Анализируете каждое слово, вместо того чтобы просто слушать.

– Я же скучный книжный червь, придающий особое внимание деталям. Кстати, вы засекли время? Когда заканчиваются отпущенные мне двадцать минут?

– Вы израсходовали уже… – она посмотрела на часы, – шестнадцать минут.

– В таком случае в оставшиеся четыре минуты я бы хотел сразиться с вами в настольный футбол.

Холли поморщилась.

– Дурацкая затея.

Совершенно невозможно было понять, насколько она серьезна.

– Это почему же?

– Потому что я сниму скальп с вашей задницы, выпендрежник!

На городской площади, покрытой пятнами тающего снега, было полно народу; толпами бродили любители шопинга; духовой оркестр, состоявший из краснощеких музыкантов, играл рождественские гимны. Я купил у группы юных школьников, вместе с учителем стоявших за прилавком рядом со статуей святой Агнессы, какой-то календарь, «способствующий преумножению денежных средств», и получил в ответ целых хор «Merci, monsieur!» и «Счастливого Нового года!»: наверняка мой акцент сразу выдал во мне англичанина. Во время матча в настольный футбол Холли действительно «сняла скальп с моей задницы»: она ухитрялась ловко забивать голы, заставляя шарик рикошетом отлетать от бортов, давала высокие «свечи», а ее умение действовать левой рукой, забивая голы, и вовсе было смертельным оружием. Она даже не улыбнулась, но, по-моему, эта победа доставила ей удовольствие. Мы не строили никаких планов, но я пообещал непременно заскочить в бар сегодня вечером, и она, вместо того чтобы ответить уклончиво или саркастически, просто сказала, что в таком случае я знаю, где ее найти. Поразительный прогресс! Я был настолько потрясен, что не сразу узнал Олли Куинна, который разговаривал с кем-то из телефонной будки возле банка. Вид у него был до крайности возбужденный. Если Олли решил воспользоваться телефонной будкой, а не домашним телефоном Четвинд-Питта, значит, он не хочет, чтобы его подслушивали. Но ведь это нормально, когда порой любопытство берет над тобой верх, не правда ли? И я спрятался за толстой стеной телефонной будки, где Олли никак не смог бы меня увидеть. Связь явно была плохая, и Олли орал так громко, что я отчетливо слышал каждое слово.

• Предыдущая
• 55/203
• Следующая