Простые смертные - Митчелл Дэвид Стивен - Страница 60

• Предыдущая
• 60/203
• Следующая

Неужели действительно придется так поступить? Неужели я решусь так просто покончить с прошлой жизнью?

И никогда больше не увижу родителей и братьев? Как-то чересчур внезапно…

По-моему, в Святом Писании совсем не так говорится…

За окном всего в трех футах от меня прошел Олли Куинн в сопровождении какого-то страшно веселого человека в дубленке. Мне почему-то показалось, что это тот самый немецкий педик-психопат. Куинн, шедший от него по правую руку, выглядел совершенно больным и очень бледным. Странная парочка проследовала мимо той самой телефонной будки, где только вчера Олли беседовал с Несс, а потом заливался безутешными слезами, и вошла в уставленный банкоматами вестибюль швейцарского банка. Там Куинн три раза снял деньги с трех разных карточек, а потом его снова под конвоем повели обратно. Я прикрылся газетой, весьма удачно оказавшейся под рукой. Наверное, нормальный человек должен был бы испытывать вину или желание оправдаться хотя бы перед самим собой, но у меня было ощущение, словно я наблюдаю проходной эпизод из сериала «Инспектор Морс».

– Доброе утро, выпендрежник, – раздался голос Холли. Она стояла рядом, держа в руках чашку с горячим шоколадом. Она была прекрасна. И догадлива. И она была совершенно самой собой. И на ней был симпатичный красный берет. – Ну, и в какую беду вы теперь угодили?

Не знаю, что на меня нашло, но я стал это отрицать:

– Да нет, у меня все прекрасно.

– Можно мне присесть? Или вы ждете кого-то?

– Да. Нет. Пожалуйста. Садитесь. Никого я не жду.

Она сняла лыжную куртку – ту самую, цвета мяты, – и села напротив. Потом сняла берет и положила его на стол. Потом размотала кремовый шарф, скатала его в комок и положила поверх берета.

– Я только что заходил в бар, – признался я, – и понял, что вы, наверное, пошли кататься на лыжах.

– Склоны закрыты. Надвигается снежная буря.

Я снова выглянул в окно.

– Какая снежная буря?

– Вам следовало бы слушать местное радио.

– Там только и делают, что крутят без конца «One Night in Bangkok»! Уже в ушах навязло.

Она невозмутимо помешивала свой шоколад.

– Вам бы лучше вернуться домой – скоро, не позже чем через час, здесь все окутает непроницаемая белая мгла. Ничего не будет видно даже на расстоянии трех метров. Это почти то же самое, что внезапно ослепнуть.

Она сняла ложечкой шоколадную пенку, проглотила и стала ждать, когда я признаюсь, что же все-таки со мной случилось.

– Я только что выписался из отеля «Четвинд-Питт».

– Я бы на вашем месте вписалась обратно. Правда.

Я изобразил сбитый самолет и пробормотал:

– В данный момент это весьма проблематично.

– Раздор среди друзей Руфуса-сексиста?

Я наклонился к ней чуть ближе.

– Они подцепили каких-то подвыпивших девиц в клубе «Вальпургиева ночь», а те оказались проститутками. И сутенеры этих девиц в данный момент выжимают из ребят все до последнего сантима. Я убрался через аварийный люк.

Холли не выказала ни малейшего удивления: подобные истории на лыжных курортах случаются сплошь и рядом.

– Ну, и каковы же ваши планы на будущее?

Я посмотрел в ее серьезные глаза. Разрывная пуля счастья прошила мои внутренности.

– Пока не знаю.

Она с наслаждением, маленькими глоточками пила свой шоколад, и мне захотелось стать этим шоколадом.

– Во всяком случае, вы не кажетесь таким уж обеспокоенным; я бы на вашем месте так не смогла.

Я молча пил кофе. Было слышно, как на кухне пекарни шипит сковородка.

– Я не могу этого объяснить. У меня ощущение… словно мне грозит некая неминуемая метаморфоза. – Было очевидно, что Холли меня не понимает, но я ее за это не винил. – Вам когда-нибудь случалось… столкнуться с обманом? Причем с таким, которого вы понять не в силах… Или…или… незаметно для себя пропустить несколько часов? Нет, не в смысле «ой, как время летит!», а как при гипнозе… – я прищелкнул пальцами, – …щелк – и пары часов как не бывало? Хотя кажется, что между двумя ударами твоего сердца никакого перерыва не ощущалось. Возможно, эта штука с провалом куска времени служила просто для отвлечения внимания, но я действительно отчетливо ощущаю, что моя жизнь меняется. Со мной происходит некая метаморфоза – вот самое подходящее для этого слово… Вы очень стараетесь не показать, что я выгляжу в ваших глазах настоящим фриком, только я и сам понимаю, что говорю такие вещи, словно у меня не все дома.

– Что-то чересчур много сложностей. Я ведь работаю в баре, если вы помните.

Я пытался подавить сильнейшее желание перегнуться через стол и поцеловать ее. Но она, конечно же, дала бы мне пощечину и прогнала. Я бросил в кофе еще кусочек сахара. А она, еще помолчав, спросила:

– А где вы собираетесь жить во время этой своей «метаморфозы»?

Я пожал плечами.

– Метаморфоза происходит со мной. И я на нее никак повлиять не могу.

– Круто, но я так и не получила ответа на свой вопрос. На автобусе отсюда сейчас не выберешься – они не ходят, а гостиницы заполнены под завязку.

– Я же говорил, что эта снежная буря нагрянула очень не вовремя.

– Вы ведь мне выложили еще не всю ту ерунду, которой у вас голова забита? Есть и еще кое-что, верно?

– О, буквально тонны! Но об этой «ерунде» я вряд ли кому-нибудь когда-нибудь расскажу.

Холли отвела глаза, явно принимая какое-то решение…

Когда мы покидали городскую площадь, с неба сыпался всего лишь не особенно сильный колючий снежок, осторожно кружа на уровне крыш, но не успели мы пройти и ста метров и раза два завернуть за угол, как возникло ощущение, словно из огромного сопла размером с гору гигантский насос стал выбрасывать на равнину невероятно мощные заряды снега. Снег забивался в нос, в глаза, сыпался на спину и даже попадал под мышки; снежная буря выла нам вслед, когда мы, нырнув под каменную арку, похожую на грот, оказались во дворе, уставленном мусорными баками и уже наполовину погребенном под снегом. Снег, снег, снег… Холли немного повозилась с ключом, и мы поспешно вошли внутрь, но снег все же успел ворваться в дверную щель, а ветер так и взвыл у нас за спиной. Но Холли захлопнула дверь, и вокруг стало неожиданно тихо и спокойно. Небольшая прихожая, горный велосипед, лестница, ведущая наверх. Щеки Холли были покрыты темно-розовым румянцем. Слишком худенькая: если бы я был ее матерью, я бы пичкал ее всякими питательными десертами, способствующими набору веса. Мы сняли куртки и сапоги, и Холли велела мне подниматься по лестнице, покрытой ковром. Наверху оказалась маленькая, но светлая и полная воздуха квартирка с бумажными абажурами и скрипучими полами, покрытыми лаком. Жилище Холли было куда проще, чем мои комнаты в Хамбер-колледже, и мебель тут явно была 1970-х годов, а не 1570-х, но в этом отношении я ей даже позавидовал. Все было очень опрятным, и мебели было совсем мало – в большой комнате имелись: древний телевизор, допотопный проигрыватель, видавшая виды софа, кресло в виде большого мягкого мешка, набитого бобами, низенький столик и аккуратная стопка книг в углу; больше там, собственно, почти ничего и не было. В крохотной кухоньке обстановка тоже была совершенно минималистской: на сушилке я заметил одну тарелку, одно блюдо, одну чашку, один нож, одну ложку и одну вилку. На полочке росли в горшках розмарин и шалфей. Пахло в основном жареным хлебом, сигаретами и кофе. Единственной уступкой украшательству была маленькая картина маслом, изображавшая бледно-голубой домик на зеленом склоне холма, за которым простиралась серебристая гладь океана. Из большого окна, должно быть, открывался чудесный вид, но сегодня за окном метались облака, похожие на «снежную пыль» на экране плохо настроенного телика.

– Это просто невероятно, – сказал я. – Столько снега!

– Снежная буря, – пожала плечами Холли, наливая в чайник воду. – Они тут порой случаются. Что у вас с ногой? Вы довольно сильно хромаете.

• Предыдущая
• 60/203
• Следующая