Операция «Цитадель» - Сушинский Богдан Иванович - Страница 42

• Предыдущая
• 42/107
• Следующая

Власов остановился и вопросительно взглянул на Меандрова.

– Я готов, господин генерал-полковник.

Власов слегка поморщился. Он не любил, когда вспоминали о его чине, полученном из рук Гитлера. И только осознание того, что права на чин, полученный из рук Сталина, он уже тоже давно лишен, удерживало командарма от каких-либо замечаний по этому поводу. Тем более что и Меандров, и Трухин, не говоря уже об одном из первых, кто облачился в германский мундир, – Жиленкове, буквально требовали от Власова, чтобы он то ли одел, в конце концов, мундир германского генерала, то ли на тот невзрачный мундир цвета хаки, который он сшил себе, нацепил наконец генеральские погоны и прочие знаки различия.

К форме одежды Власова немцы всегда относились принципиально и воспринимали его нежелание носить германский мундир как проявление крайнего неуважения к фюреру и вермахту. Да и сам Власов не раз становился жертвой всевозможных недоразумений, поскольку, не видя на нем генеральской формы, германские патрули, и даже высшие офицеры, порой трудно соображали, кто перед ними и как надлежит вести себя с этим странно обмундированным, не обладающим армейской выправкой русским.

– Предполагаю, – поднялся Меандров, – что надо провести высадку нескольких авиадесантов в глубоких тылах советской территории, где мало войск, нет милиции, почти не действуют НКВД и СМЕРШ, а значит, у десантников будет время освоиться, частично легализоваться, создать партизанские базы и обрасти надежными людьми из местных жителей. Сделать это следует зимой, чтобы к весне следующего года, когда Красная армия основательно втянется в боевые действия на территории Венгрии, Австрии и собственно Германии, мы уже имели несколько надежных повстанческих очагов.

– Стратегически все это верно, – одобрил Власов. – Начинать следует зимой, чтобы затем, в течение всего теплого времени года, вести полномасштабные партизанские действия.

– Основные усилия свои на этом этапе, – уже более воодушевленно продолжил Меандров, – предлагаю направить на север страны, – подошел он к предусмотрительно вывешенной на стене карте Советского Союза. – Первый десант следует выбросить в район Северной Двины, которая должна стать центром Северной повстанческой зоны и командование которой я готов взять на себя. Затем с помощью созданного здесь секретного полевого аэродрома или же с помощью субмарин следует забросить большой десант в район устья реки Оби, где будет создана Восточная зона, командование которой можно поручить опытному диверсанту полковнику Киселеву.

– Я знаю этого офицера, – ответил Трухин на молчаливый вопрос Власова. – За плечами у него три рейда в тыл красных. Сильный и хладнокровный человек.

– Какой должна быть общая численность этих двух десантов? – спросил Власов.

– Точнее будет сказать, численность двух отрядов, которые придется создавать путем нескольких десантирований. Уже сейчас в моих списках есть сто пятьдесят офицеров и сто солдат.

– Офицеров больше, чем солдат? – удивленно развел руками Малышкин. – Опять создаем офицерские «батальоны смерти»?

– Таковой должна быть общая тенденция, – объяснил свою позицию Меандров. – Среди десантников офицеров должно быть значительно больше рядовых. И в районе Северной Двины, особенно в ее среднем течении, и в районе Оби расположено множество лагерей с советскими заключенными, а также лагерей германских военнопленных. Немало там и расконвоированных зэков, которые находятся на вольных поселениях и которые тоже ненавидят советскую власть. Так что солдат у нас будет хватать. Острейшая нехватка будет ощущаться в офицерских кадрах. Поэтому со временем каждый из оказавшихся там офицеров станет командиром отдельного отряда и комендантом большого повстанческого района.

– Кстати, по такому же принципу действует теперь и заграничное командование Украинской повстанческой армии, разворачивая борьбу на украинских территориях, – заметил Власов. – Мы не будем касаться сейчас различия в программах и целях наших армий, но объективно воины УПА являются нашими союзниками. По крайней мере, временными. Так что желательно, чтобы в составе наших групп было какое-то число украинцев для работы с теми украинцами, которые находятся в лагерях и живут на Севере.

– Как и какое-то число немецких офицеров, – добавил Трухин, – поскольку наши отряды будут пополняться военнопленными. Было бы неплохо, если бы это были офицеры из «русских немцев». Следовало бы связаться с обер-диверсантом рейха Отто Скорцени. Лучшие диверсионные кадры сейчас находятся под его командованием, как, впрочем, и знаменитые разведывательно-диверсионные Фридентальские курсы.

– Это верный ход, – согласился командарм. – При первой же возможности постараюсь связаться со Скорцени.

– Кстати, хочу заметить, – вернул себе Меандров право на завершение доклада, – что я написал специальный «Устав военно-политической борьбы с советской властью»[62]. В случае утверждения его штабом РОА он может стать программным документом всей нашей дальнейшей борьбы за свободную Россию, а также лечь в основу «Устава» той, новой, Русской освободительной армии, что будет зарождаться уже на территории России. К слову, возможно, ту, повстанческую нашу, армию следовало бы назвать Русской Народной Армией.

– А что, есть необходимость отказываться от названия «Русская освободительная»? – поползли вверх брови командарма РОА.

– Наименование «Русская народная» было бы понятнее советскому человеку, привыкшему к тому, что все, что именуется «народным», – свято. Да и коммунистическая пропаганда не смогла бы играть на связях этой армии с немцами, с Гитлером.

– Кстати, такое название уже было у 1-й русской бригады вермахта, которой еще в августе 1942 года командовал полковник Владимир Боярский, – напомнил Малышкин, однако не понятно было, поддерживает ли он идею переименования Освободительной армии, или же таким образом пытается избежать его. – Германцы называли ее Осиндорфской русской бригадой, одним из основателей ее стал генерал Жиленков. Но бригада отказалась воевать и против регулярных советских частей, и против красных партизан, за что и Жиленкова и Боярского приговорили к смертной казни. И если бы не заступничество полковника генштаба барона фон Ронне, их еще тогда расстреляли бы.

– Мы внимательно ознакомимся с вашим проектом Устава, господин Меандров, – сделал ударение Власов на слове «проектом», давая понять, что любой законченный документ в РОА должен исходить только от ее командующего. – И над названием новой повстанческой армии тоже основательно одумаем: стоит ли нам предавать забвению заслуги нашей Русской Освободительной армии, – не скрывал Власов, что самолюбие его слегка задето. – Тем более – в угоду советской пропаганде.

– Думаю также, что в обеих повстанческих зонах нам следует создать кратковременные офицерские и унтер-офицерские курсы, которые бы не только готовили новые кадры, но и проводили военно-идеологическую переподготовку бывших советских командиров.

– Следовательно, в обе зоны нам нужно будет десантировать группы инструкторов, – молвил генерал Малышкин, – укомплектованные преподавателями нашей офицерской и разведывательной школ.

– И вновь-таки усилив их воспитанниками Фридентальских курсов.

– Нужно будет внимательно посмотреть курсантов Фриденталя, – задумчиво молвил Власов. – Да подобрать хотя бы парочку настоящих сорвиголов, вроде того, помните, который прошел тылами и красных, и немцев, от Маньчжурии до Берлина?

– Если вы имеете в виду того белоказачьего офицера, которого послал атаман Семенов, – молвил Малышкин, – то речь идет о белогвардейском ротмистре князе Курбатове[63].

– Припоминаю, припоминаю, – зашелся морщинами высокий лоб командарма. – О нем как об образце истинно русского казачьего офицера говорил как-то Петр Краснов. Удивительная, утверждают, личность. Правда, теперь он уже вроде бы в чине полковника.

• Предыдущая
• 42/107
• Следующая