Большая книга ужасов – 43 - Усачева Елена Александровна - Страница 32

• Предыдущая
• 32/60
• Следующая

«Мальчик, мальчик, сколько тебе лет?» – «Через месяц будет пять!» – «А сын-то у вас – оптимист!»

Кто же знает, что там будет, когда все мы вырастем?… А тут вот так сразу – садись и пиши сочинение!

Когда Юрка был маленьким, ему хотелось быть милиционером. С высоты своего метра с кепкой Пулейкину казалось, что от милиционера зависит жизнь города – как он скажет, так и будет. Еще и боятся его все. Лет в семь ему хотелось быть пожарным, потом – учителем. В ближайших планах (это уже лет в тринадцать) – учиться бы получше, чтобы родители поменьше ругались. Но это не всегда у него получалось, поэтому ругали Юрку постоянно. Дальше с желаниями наступила полная неясность. Никем он не будет! Просто вырастет. Мамина бухгалтерия его не привлекала, папин офис – тоже. Отец с работы приходил злой и уставший, ну и какой прок так бездарно тратить свою жизнь? Старший брат, Борис, витал где-то между сноубордом и горным велосипедом, за ним и не угонишься.

«Кем я хочу быть?»

Выведенная мелом на доске тема сочинения буквально свербила склоненные над партами затылки. Девчонки – понятно, хотят стать актрисами и манекенщицами. А пацаны? Футболистами, хоккеистами, президентами – парочка, еще парочка военными – выбор-то небольшой.

В президенты, что ли, Юрке податься? То-то мама будет рада! Купит он ей тогда персональный вертолет и отправит в бесконечное путешествие.

У сидевшей перед Юркой Васьки все уже распланировано заранее – она хочет быть переводчицей и ездить в разные страны. Вербицкая весело оттарабанила такой ответ на уроке английского, когда училка задала им похожую тему. А Юрке куда податься? Что там другие-то строчат?

Влад Муранов уже почти все написал, сидит с независимым видом, проверяет свое «народное творчество». Отчего это у него будущее такое короткое? Зато Емцов старается, прямо писатель доморощенный. Коготков тоже склонил над тетрадью свою лобастую голову. Хаецкая с Пустячной перешептываются, делят одно будущее на двоих.

А Юрка? Что – Юрка? Ему хочется просто быть. Уже немало! А вообще – здорово, что есть вот такая неопределенность. Мечтай не мечтай, что будет – то и будет, и какой смысл сейчас об этом гадать?

«Хочу быть», – вывел он философскую фразу и поставил точку. Больше ничего в голову не приходило. Зачем давать подсказки судьбе? Пускай она сама его направляет. Может, ему на роду написано Гарри Поттером стать, а он сейчас будет размениваться на водителя комбайна?

Впереди хихикнули. Вербицкая успела обернуться и прочитать, что он написал.

– Не смешно! – фыркнула она.

Пулейкин собрался было ей ответить, но Алевтина Ивановна постучала карандашом по столу, призывая к тишине.

Русичка – полная, «заранее» утомленная, – проходит она между рядами парт, поворачиваясь боком. Велела всем писать сочинение и устроилась за столом, смотрит в окно. Коготкову не повезло – он сидит напротив училки, та то и дело принимается сверлить его нехорошим взглядом. А зачем на него смотреть, когда мыслей у него – никаких.

– Коготков, ты почему у соседки списываешь? – вздохнула учительница. – Ее будущее? Так она женой чьей-то станет, детей рожать будет. И ты вслед за ней?

Все с облегчением засмеялись.

– Пулейкин, а ты почему расслабился? – не выпускала ситуацию из-под контроля русичка. – Жизнь свою надо уже сейчас планировать.

– Предсказатель я, что ли? – Думать о глобальном Юрке не хотелось. – Как я могу знать, кем буду!

– Никто от вас не ждет предсказаний! Просто поразмышляйте! Большие уже, скоро вам профессию выбирать, а у вас в голове ветер.

Ученики вновь задумались, сильнее нажимая на ручки.

Пулейкин взлохматил свои буйные вихры, надеясь, что приток воздуха к голове даст положительный результат. Поставил в конце своего предложения еще две точки. Получилось многозначительно.

Он бы, наверное, поставил еще точек десять (кто даже такую мелочь может заранее предсказать?), но тут дверь класса открылась, и вошел директор.

– Алевтина Ивановна, не помешаю?

Класс грохнул – все встали с мест, принялись активно изучать сочинения друг друга, поэтому не сразу заметили, что вместе с Иваном Васильевичем в класс просочился кто-то еще. Невысокая девушка в черном, с косыми плечами, в платье, ухитрилась бесшумно скользнуть к первой парте, опереться на нее маленькой ручкой и застыть. Лицо печальное, смотрит в пол.

– Вот, седьмой класс, принимайте новенькую, – обреченно вздохнул директор. – Анна Леонова, приехала к нам из Франции.

– Француженка, что ли? – привстал Митька Емцов и первым попал под холодный пронзительный взгляд новенькой.

– Ее родители работали в Алансоне. Ну, кто читал Дюма? Помните, у него был такой герой – герцог Алансонский?

– Герцогиня, что ли? – «тормознул» Митька.

– В этом вы сами разберетесь. Осваивайся, Аня.

И директор ушел. Вот тогда-то они и разглядели новенькую. Она мышкой проскреблась по ряду парт, села на свободное место.

– Тебе там будет удобно? – растерянно спросила Алевтина Ивановна.

Новенькая застыла, в упор глядя на учительницу.

– Мне будет удобно, – ответила она через долгие десять секунд, упирая на слово «будет».

– А что вы проходили по русскому? У себя… там? Или у вас другие дисциплины преподавали?

– Не волнуйтесь, я догоню.

Она положила на стол белый лист бумаги и взяла ручку.

– А тетрадки у тебя нет? – Алевтина Ивановна бочком начала пробираться к парте новенькой.

– Писать в тетради на первой странице – дурная примета, – ровным голосом выдала Аня. – Я пишу на листах. Если хотите, буду их сшивать.

– Нитками, что ли? – бараном уперся в свои вопросы Емцов.

Аня вновь долго сверлила его взглядом и вдруг крутанула лежавший перед ней лист.

Митька смутился, опустил глаза и быстро-быстро вычеркнул последнее предложение в своем творении.

– Заканчиваем работу! – хлопнула в ладоши Алевтина Ивановна и пояснила для Ани: – Мы сочинение пишем. Ты пока посиди. Хочешь, дам тебе книжку почитать?

– Еще десять минут до звонка, – подала голос новенькая и взглянула на доску. – Можно я тоже напишу, кем стану в будущем?

– Ну, пиши, – по-царски разрешила ей учительница.

И новенькая начала строчить на листке. Словно будущее ей заранее выдали при рождении – спустился к ней ангел с пергаментом под мышкой, а в нем все-все написано, чтобы человек потом не мучился с определением своего места под солнцем.

– Что же ты там делала, в своей Андалузии? – насели на новенькую мальчишки, как только все вырвались на перемену.

Они разминались, готовые напасть на неказистую одноклассницу. Сейчас они устроят ей перекрестный допрос с пристрастием! Ох, она у них порыдает! Ее было даже не жалко. Одета убого, несимпатичная, глаза какие-то водянистые, заметно хромает, пишет на листах! Хочешь выпендриться? Получай!

– Алансон, – поправила Леонова. – Я там родилась.

– И что? – выказал Емцов презрение к незнакомому городу. Хотя, раз его имя носили герцоги, наследники престола, городок, наверное, не так уж и плох. Есть в нем что-то…

– И все. – В лице новенькой не было заметно ни испуга, ни волнения. Говорит спокойно, даже как будто с некоторым превосходством. – Кстати, не ходи на физкультуру, – обратилась она к Митьке.

– С чего это вдруг? – напрягся Емцов.

– Не ходи.

Митька хохотнул и отошел в сторону. Высокий, крепкий, ценил он в школе один предмет – физру. С чего это вдруг ему на урок не ходить?

Но с момента получения этого неожиданного совета у него все стало как-то странно валиться из рук и являть некое несоответствие действий с желаемым результатом. Спортивные штаны оказались порваны, футболка была грязной, в кедах развязался один шнурок, и Митька споткнулся на разминке. А во время игры в футбол он заработал хороший ушиб колена. Кто ему врезал – парень не заметил. Толпа игроков налетела на него и схлынула, оставив на асфальте извивавшегося от боли Емцова.

• Предыдущая
• 32/60
• Следующая