Большая книга ужасов – 43 - Усачева Елена Александровна - Страница 41
- Предыдущая
- 41/60
- Следующая
Голая влажная ступня отклеилась от паркета, пятка топнула – кто-то шагнул.
– Папа?…
Кто еще будет красться по коридору ночью?
А при чем здесь папа? С чего ему красться?
Часы заполошились, застучали в сумасшедшем ритме.
По коридору кто-то шел. Шурх – оторвалась от пола ступня, туп – приземлилась пятка.
Пулейкин вцепился свободной рукой в край раковины, другой прижал к груди стакан. Он весь превратился в слух.
Шмяк, топ, ш-ш-ш-ш…
Кто-то словно вел пальцами по шершавым обоям.
Звук приближался.
Страх маршевым строем прошел по его телу, сделав Юркины суставы мягче воска – колени переставали его держать, рука готова была вот-вот выпустить стакан.
Звуки приблизились и затихли. Сейчас она появится из-за поворота, и тогда…
Дверь качнулась. Или это ему только показалось? В темноте легко представить движение, вообразить его.
Оглушительная тишина надавила на барабанные перепонки, и Юрке захотелось зажать уши руками, чтобы избавиться от боли.
Стакан ударился о столешницу, подпрыгивая, покатился к раковине. Вода выплеснулась на его голые ноги.
Темнота в кухне утратила серый оттенок, стала четкой и ясной. Часы умерили свой пыл. За окном проехала еще одна машина.
С трудом оторвав вспотевшие ступни от линолеума, Юрка вышел в коридор. Дверь в кухню была распахнута – как и было до того, как Пулейкин отправился за водой. Коридор с мрачной громадой входной двери. Красный коврик, ставший ночью черным. Его комната. За шторой – тень.
Тень делает шаг вперед, проходит сквозь плотную ткань. Улыбка открывает маленькие острые зубки, черные глазки горят бесовским огнем.
– Сдалась кому ваша Андалузия! – шепчет Юрка и бросает в приближавшуюся тень подвернувшийся под руку учебник.
«Химия», – машинально читает он на обложке упавшей на пол книги. Все исчезает. Ни тени, ни учебника…
Черт с ней! Пускай живет! Даже ведьмы имеют право на существование.
Дрожащей рукой Юрка достал из сумки мобильный. Трубка недовольно мигнула гаснущим экраном. Эсэмэска. Номер незнаком.
«Просыпайся!»
Сотовый запрыгал в его пальцах. Сообщение пришло пять минут назад, наверное, от сигнала телефона Юрка и проснулся. Как раз, чтобы кошмар не превратился в явь. Чтобы ужас не стал реальностью.
Просыпайся… Проснулся! Дальше что? Наверное, ошиблись. Кому может понадобиться, чтобы он встал? Разве только Муранову, но это не его номер. +491… Что-то иностранное. Ошиблись.
От осознания того, что еще кому-то не спится, Юрке стало легче. Он отбил эсэмэску Емцову: «Ты как?» Вдруг он тоже не спит?
Ответ пришел неожиданно быстро: «Скорая» только уехала».
Пулейкин прижал к себе сотовый и сполз под одеяло.
«Письмо счастья»! Это все из-за него. Пару лет назад шел такой фильм. Мальчишки по Интернету получили такое письмо и удалили его, а потом за всеми пришла смерть. Забирала она их по одному. Оставшиеся успевали измучить себя собственными страхами.
Он встал и, покачиваясь, дошел до стола.
Как же там было?… Он вырвал листок из тетради по русскому и стал писать. «Одному мальчику было очень плохо. Он голодал и вот-вот должен был умереть. Но его накормили и дали денег…»
Ветер бросил в окно пригоршню осенних листьев. Темнота. Юрку со всех сторон окружала безысходная темнота.
Когда же эта ночь кончится?! Сколько можно колотиться головой о… бред?
Если мама с утра ругается, значит, все отлично. Стакан разбит, на полу вода, у сына бледное лицо с синюшными кругами под глазами. Уже успевшая одеться для выхода на работу мама наступила в лужу, пришлось ей менять колготки. Отцу вовремя не налили кофе, а Юрка остался без бутербродов. Красота! День начался удачно! Ко всему прочему его обозвали монстром и будущим убийцей родителей.
Бутерброды Юрка мог бы и сам себе приготовить, но делать это не стал. Когда дом – полная чаша, все в нем кипит и бурлит, то лучше от такого дома держаться подальше. Пулейкин подхватил рюкзак, сунул в него сверх вчерашних учебников ничейную «Химию», криво-косо написанное письмо и выскочил за дверь. Кажется, родители на мгновение перестали ругаться. Но это ненадолго. В тишине милиционеры рождаются, поэтому пауз между словами быть не должно!
В школе – новости.
Васька сидит в гордом одиночестве – нет ее подружек, Ольки Хаецкой и Лерки Пустячной. И что-то Андалузии не видать. За картами, что ли, в ларек побежала?
Отсутствует Емцов. Муранов уныло изучает форзац учебника. В остальном – все как обычно: шумим, братцы, шумим!
– Васька, ты чего вчера устроила?
Юрка встал перед одноклассницей так, чтобы Вербицкой некуда было сбежать. Он еще и подол ее платья на стуле ботинком придавил, чтобы она не дергалась. Но она не просто дернулась. Она подпрыгнула и посмотрела на него такими глазами, какими, наверное, мертвяки смотрят на прицелившегося в них Ван Хельсинга.
– Не было ничего вчера! Не было.
– Тогда учебник верни, камень… и что ты еще там стащила?
– Держи! – она разжала кулак, роняя на парту скомканный носовой платок.
Юрка платок узнал, но от его вида слегка обалдел. Ничего себе – шуточки! Правда, что ли, влюбилась она в него? В руке платочек держала, к сердцу прижимала?
Он помотал головой, выгоняя из нее глупые мысли.
– Зачем тебе понадобился мой платок? – он покосился на Митьку. – Кого вызывали?
Глаза у Васьки стали как чайные блюдца, рот округлился беспомощной буквой «о».
– Пулейкин! Это что за варварство?! Ты бы еще на мой стол сел! – возмутилась математичка. – И ноги со стула сними! Ты же скоро их девушке на колени поставишь!
Юрка спрыгнул на пол, но Васька удержала его:
– Я не думала, что все так получится. Я вообще не верила, что она придет. А она пришла! И еще плату требует.
– Она?
– Девочка, исполняющая желания!
– Знаешь, какое желание я тебе в следующий раз исполню… – Юрка склонился к однокласснице, заставив ее чуть ли не на соседний стул улечься.
– Пулейкин! Я тебе не мешаю?! – бдила учительница.
– Значит, все получилось?… Она дошла до вас? – захлебнулась словами Васька.
– У Муранова спроси. Если он говорить сможет.
Юрка сел. Место перед ним было пусто. Чувствовал он себя, как пулеметчик без амбразуры – отовсюду его было хорошо видно, отовсюду его могли достать враги.
– Андалузия где? – не выдержал Юрка.
– Пулейкин! Кажется, ты хочешь за меня рассказать новую тему?
Он много что хотел рассказать. Но не сейчас и не всему классу.
В осеннюю даль улетела эсэмэска: «Ты где? Зачем «Скорая?»
«Бабка болеет. Я к третьему уроку», – отбил Емцов.
Пулейкин схватился за голову. «Письмо счастья» совершало свою черную работу!
Всю перемену Васька старательно давила на кнопки мобилы. Спасателей вызывала, что ли? Юрка ходил вокруг нее, ожидая удобного случая. Противник был готов сдаться. Оставалось немного поднажать.
– Ну, чего? Сразу колоться будешь? – подкатил он к Вербицкой.
Васька снова сделала испуганные глаза, а потом из этих глаз полились крупные, как горошины, слезы. Озадаченному Юрке пришлось отойти в сторону. А то еще решат, что она из-за него плачет – его тогда весь педсостав школы, среди которых был всего один представитель мужского рода – историк, – в порошок сотрет!
– Чего она? – подсел к нему на русском Муранов.
– Плачет, – пожал плечами Юрка.
Василиса начинала внезапно всхлипывать даже среди уроков. Сидела, спрятав лицо в ладони, плечи ее вздрагивали. Все старались этого не замечать.
– Рассказывай! – поймал ее на перемене Пулейкин.
Вася безвольно опустила руку с зажатым в ней сотовым.
– Аня к телефону не подходит!
– Ну и что?
– Надо к ней сходить, вдруг что-то произошло!
– Произошло у нас с Мурановым. Что за фигню вы на нас наслали? Или тебя тоже надо водой облить, чтобы ты говорить начала? Влад, метнись-ка за лейкой!
- Предыдущая
- 41/60
- Следующая
