Выбери любимый жанр

Том 4. Солнце ездит на оленях - Кожевников Алексей Венедиктович - Страница 40

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

— Вот спите здесь! Я закрою дверь, окошки, сделаю хорошую полярную ночь. Тихую и совсем-совсем черную, — пообещал Колян.

— А это все… — Катерина Павловна, брезгливо морщась, покивала кругом, — можно выбросить?

— Отчего нельзя, можно, — согласился парень.

— Тогда — все, все!..

Колян и Ксандра принялись освобождать тупу. Катерина Павловна командовала: «Это, еще это!» Вынесли все, что было можно. А прежний запах, впитавшийся глубоко в пол, потолок и стены, не удалось вынести. Тогда открыли настежь дверь и все окошки, впустили в тупу солнце, ветер.

Не помогло и это.

— Нам не дождаться, когда выветрит всю вонь, мы умрем раньше, — проворчала Катерина Павловна, затем велела Коляну и Ксандре идти с ней в лес.

Лес был рядом. Наломали там еловых и березовых ветвей, завалили ими пол тупы, на них кинули покрышку с куваксы, что возили с собой, развернули спальные мешки. Женщины заползли в них, а Колян прихватил свою «музыку» и мешок с каким-то добром, висевшие на стене, и вышел устраивать «полярную ночь». Закрыв дверь и завесив окошки оленьими шкурами, он спросил:

— Хорошо темно? Солнце не видно?

— Да, закатилось совсем. Нет ничегошеньки, ни единой звездочки-дырочки, — отозвалась Ксандра. — Мама уже храпит. Ложись и ты!

А Колян подумал: «Если засну, потом долго будут смеяться по всей Лапландии: вырвался один парень из могилы, прибежал домой и сразу лег спать. И «здравствуй» сказать позабыл. Вот как умаялся лежать в могиле».

Поселок Веселые озера был почти пуст, многие из жителей еще не вернулись с железной дороги, другие уехали промышлять рыбу. Взглянуть даже на такое дело, как возвращение Коляна из «могилы», собралось не больше десятка человек. Но мучил его этот десяток… Ой-ой! Все ощупывали, все расспрашивали о железной дороге, об отце, о Максиме, о всяких пустяках и особенно о могиле, о том свете. Они твердо верили, что человек может обратиться в камень, а потом снова в человека, может умереть и вернуться из могилы. Никто, правда, не осмеливался говорить, что видел такого человека, Колян был первым таким, вернувшимся с того света. Колян уверял, что и он не был там, что колдун наврал или напутал про него. Но ему плохо верили. Он рассказывал такое: на железную дорогу со всей Лапландии свозят камень, песок, лес, всю ее укладывают тесаными бревнами, и она больше деревянная, чем железная. Там есть такие тупы, что в одной живет больше народу, чем во всем поселке Веселые озера. Рассказывал о военнопленных, о людской и об оленной братских могилах… Это могло быть только на том свете.

Колян поговорил со всеми досыта, затем побывал в гостях, передремнул, снова сходил гостевать, а Катерина Павловна и Ксандра всё спали. Мать проснулась через тринадцать часов, дочь — через пятнадцать; обе встали окрепшие, повеселевшие. Только во рту появилось горьковатое жжение, как бывает, когда человек сильно надышится дымом.

Развели камелек, сварили уху, поели, потом во всех котлах и чайниках нагрели воды, жарко натопили тупу, и женщины помылись. После этого снова заползли в мешки, но не спали, а только обсыхали. Обсохнув, поехали дальше.

Доктор сидел у реки на своем любимом береговом камне. Было ясно, тихо, и камень и воздух хорошо прогреты давно уж незаходящим солнцем. А доктора все равно знобило. Чтобы побороть этот внутренний озноб, он оделся по-зимнему: в шапку, шубу, сапоги и рукавицы из теплейшего оленьего меха. Открытым оставалось, как у спеленатого младенца, лишь одно изможденное бледное лицо с темной бородой, прошитой первыми нитями седины.

В полусотне шагов от камня был водопад. Он летел двумя потоками, непрерывно, без секунды отдыха, тряс огромной белой бородой взбаламученной воды и пены, бросал с высоты в котел валуны и ревел на много верст вокруг.

Сергей Петрович любил водопад, где в одном вихре слились разгневанная летучая вода, доброе, веселое солнце и упрямо-неподвижный камень; любил его вечный рев, в котором звучала ему неиссякаемая, неустанная сила жизни; любил глядеть, как под водопадом, бок о бок с бурей, Герасим тонкой сетью мирно ловил рыбу.

Солнце подходило к полуночи, катилось невысоко над землей. Деревья, кусты, камни отбрасывали длинные тени. Они казались Сергею Петровичу неподвижными. Но вот среди них вдалеке заметил беспокойные, перебегающие.

— Эй, Герасим, что это? — крикнул доктор.

— Едут, — ответил опытный во всех делах рыбак.

— Кто?

— Поживем — увидим.

— А не проедут мимо? — Лугов уже знал, что к нему ездят гораздо чаще, чем к Герасиму. Едут, видимо, по великой нужде. — Давай-ка поднимем повыше дым!

В неугасимый костер, горевший в куваксе доктора, набросали сырых дров, и дым поднялся наподобие высокой сосны с большим зонтом на вершине. Тени задвигались, засуетились быстрей. Вскоре Герасим определил: идут две упряжки, три человека, три собаки и стадо оленей.

Вот две человеко-тени высоко подняли руки и начали трепыхать ими.

— Они хотят чего-то, — встревожился Сергей Петрович.

Ни ему, ни Герасиму не пришло в голову, что это Ксандра и Колян приветствуют гостеприимный дым и всех, живущих около него.

Герасим пошел узнать, чего хотят путники. Сошлись. Вот двое отделились от обоза, побежали вперед. Вот тянут руки. Сергей Петрович узнал их и побежал навстречу.

Катерина Павловна кинулась ему на одно плечо, Ксандра — на другое, и четыре руки крепко оплели его шею.

Колян понял, что теперь ему надо обходиться своим умом, без подсказа, и своими руками, без подмоги. Первым делом распряг оленей, потом сгородил куваксу рядом с докторской, натаскал дров, развел огонь, повесил над ним чайник. Решил не готовить уху или кашу, а обойтись чайком и сухарями. Катерина Павловна и Ксандра будут ужинать, конечно, с доктором в его куваксе.

А там, похоже, совсем не собирались ужинать, только говорили да смеялись. Колян, прислушиваясь, то радовался, то печалился: «Какой веселый, громкий голос стал у Ксандры, как у наших речек. А с кем я буду смеяться, когда? Кто выйдет встречать меня, кто обнимет? Говорят, все говорят. Им весело. Ух! Как весело! Я тоже сделаю себе весело!»

Снял вскипевший чайник, вышел из куваксы и крикнул Черную Кисточку. К нему подбежали все три лайки. Они жили дружно, работали, ели, спали вместе и, когда звали только одну, непременно являлись все с одинаковой готовностью мчаться куда ни пошлют.

Колян решил попугать волков, которые наверняка бродили поблизости. С малых лет он постоянно слышал: где олени, там и волки. В дороге собаки не раз чуяли их.

В это время из куваксы выскочила Ксандра с громким смехом.

— Колян, Колян, я к тебе! — крикнула она. — Старики выгнали меня.

— Выгнали?

— Ну, так, понимаешь, по-свойски. У них серьезные разговоры, а мне в голову одно смешное лезет. И выставили. Ты куда собрался?!

— На волков.

— На волко-о-ов? — Ксандра присела, нарочито усиливая свое удивление. — Уже сбежались? Волков, говорят, ноги кормят.

— Нет, не ноги, а плохие пастухи. Пойду стрелять.

— Мне можно с тобой?

— Если будешь тихо.

— Вот несносный народ — все требуют тихо. А если я хочу громко?

— Забавляйся одна.

— Одной — не то. Одной хорошо только плакать.

— Ладно, смейся! И я буду с тобой, — сказал Колян. — А волки пусть еще побегают.

Отправились к водопаду. Ксандра выдумала прыгать через валуны, которые были везде, как горшки и корчаги на базаре. Подбежав к валуну, она легонько упиралась в него руками, вся напружинивалась, поддавала сильно ногами и летела на другую сторону.

— У нас это называется чехарда. Только прыгают не через валуны — их у нас нет, — а друг через дружку. Колян, нагнись немножко!

Он нагнулся, и она перелетела через него, а потом Колян через нее, и пошло. Лайки заразились весельем и тоже начали скакать, правда без всякого порядка, как придется.

Весь путь до падуна прошли чехардой. Ксандра, сильно уморившаяся, запыхавшаяся, сказала: