Исчезнувшая Луна (сборник) - Брэкетт Ли Дуглас - Страница 72

• Предыдущая
• 72/92
• Следующая

Вероятно, им очень хотелось прикончить его, но они не могли. Это было запрещено. Тревер презрительно смотрел на них. Драгоценности и роскошные доспехи, тяжелые от золота уздечки животных, оружие — все это выглядело теперь глупым, ненужным, как бумажные короны и травяные бороды, которые надевают дети, играя в королей. Здесь не было хозяев и слуг, здесь были только рабы и человекоподобные орудия таинственного разума. И солнечные камни служили клеймом этого истинного рабства.

Кавалькада наездников поехала дальше.

Пустые улицы, пустые дома, окна, слишком огромные, чтобы через них смотрели человеческие глаза, ступени, слишком высокие, чтобы по ним взбирались человеческие ноги. Полная тьма, первый удар грома, первый блеск молнии между утесами.

Животные теперь торопились и, подгоняемые разрядами молний и едким дождем, готовы были пуститься галопом.

Всадники въехали на большую площадь.

Вокруг громоздились плотные ряды домов, освещенные факелами. Из безмерно огромных дверных проемов выглядывали маленькие фигурки Коринов.

В самой середине площади стояло низкое каменное здание без окон, с единственной дверью. Здесь Корины привязали своих животных.

— Слезай, — сказал Треверу Гелт.

Красноватая вспышка в небе показала Треверу лицо Корина. Каторжник скалился, как волк, готовящийся убить. Ударил гром, дождь превратился в ливень, и Тревера втолкнули в дверь.

Он спотыкался на продавленных плитах, а Корины шли уверенно, мягко, как кошки. Тревер понял, что они часто бывали здесь. Понял он и то, что они ненавидели это здание. Он чувствовал, как их тела источают ненависть и страх. Они не хотели идти сюда, но шли — так им было приказано.

Он чуть не упал перед неожиданно возникшей лестницей, но кто-то удержал его, подхватив под локоть. Ступени были страшно высокие, спускаться по ним приходилось, приседая и вытягивая ногу. От стены шел поток горячего воздуха, но Тревера знобило. Он чувствовал, что твердый камень ступеней стерт до глубоких впадин. Чьи ноги ходили здесь и когда?

Сквозь мрак на людей наползал грязно-желтый свет.

Они спускались бесконечно долго. Свет стал ярче, и Тревер снова увидел лица Коринов. Жара стала непереносимой, но на сердце Тревера все еще лежал холод.

Лестница привела их в длинный низкий коридор, такой длинный, что дальний конец его терялся в смутной дымке. Тревер подумал, что коридор, наверное, пробит в естественной пещере, потому что то тут, то там в каменном полу вспыхивали и пузырились тонкие струйки газа, наполняя помещение мрачным светом и запахом серы.

По обеим сторонам коридора тянулись ряды каменных статуй.

Тревер пригляделся к ним, и по его спине поползли мурашки. Статуи мужчин и женщин, вернее сказать, человекоподобных созданий мужского и женского пола, сидели торжественные, нагие, сложив руки на коленях Лица их были спокойны и сосредоточены, а в глубоких морщинах, прорезавших их впалые щеки, читалась затаенная, терпеливая печаль. Глаза их, сделанные из тусклого красноватого камня, неподвижно уставились в противоположную стену. Вероятно, в этих фигурах было футов двадцать высоты. Они были мастерски вырезаны из какого-то материала вроде алебастра.

Гелт схватил его за руку.

— Нет, ты не уйдешь обратно. Ты смеялся, не так ли? Иди дальше, я посмотрю, как ты засмеешься теперь.

Его погнали дальше между рядами молчаливых статуй, спокойных монументов с удивительно прозрачными задумчивыми глазами.

Мысли и чувства у них давно исчезли, но они были когда-то, пусть отличные от человеческих, но такие же сильные. Здесь не встречалось двух одинаковых лицом или телом. Тревер обратил внимание на детали, редко встречающиеся у статуй: искалеченная нога или рука, деформированное или полностью изуродованное лицо, которое ни один художник не избрал бы своей моделью. Все они, похоже, были стариками, хотя Тревер не мог сказать, почему он так решил.

От главного коридора отходили другие. Насколько они были длинны, Тревер не мог сказать, но видел в них такие же ряды сидящих статуй.

Статуи, бесконечное число статуй в темном подземелье города.

Тревер вдруг остановился.

— Это гробница, — сказал он. — И это не статуи, а тела мертвых.

— Иди, — откликнулся Гелт, — и не смейся!

Они схватили его, и их было слишком много, чтобы драться с ними. И Тревер понимал, что драться надо не с ними.

Кто-то ждал его в этих катакомбах, тот, кто один раз уже захватывал его мозг.

Они дошли до конца длинного коридора.

Бледный свет горящего газа озарил последнюю из сидящих фигур. Интересно, они так и умирали сидя или их приносили сюда потом? Ряды с обеих сторон заканчивались одинаково — два кресла друг напротив друга.

Но в другом конце коридора стояло особняком каменное кресло, повернутое лицом к мрачному громадному коридору, и на нем сидела человекоподобная алебастровая фигура. Каменные руки были тяжело сложены на каменных коленях. Фигура не отличалась от других ничем, кроме живых глаз.

Корины чуть отступили — все, кроме Гелта. Он остался рядом с Тревером, склонив голову, угрюмо и нервно сжав рот и не поднимая глаз. Тревер пристально посмотрел в далекие темные глаза, похожие на два кусочка сердолика на этом алебастровом лице, но они были живыми, чувствующими и полными глубокой чужой печали.

В катакомбах было тихо. Ужасные глаза пристально изучали человека, и ненависть Тревера сменилась странной жалостью; он подумал о том, что обладатель этих глаз многие века погребен в собственном теле и прекрасно понимает безнадежность своего положения.

— Долгая жизнь и долгое умирание. Благословение и проклятие моего народа.

Эти слова возникли в сознании Тревера, хотя уши его не услышали ни звука. Тревер вздрогнул. Вспомнив мучительный миг в каньоне, он хотел повернуться и бежать, но тут же обнаружил, что сила исподволь, вкрадчиво, как скользящая тень, успела войти в него и бежать было запрещено.

— В этом радиусе действия я не нуждаюсь в солнечных камнях, — сказал беззвучный голос внутри Тревера. — Когда-то я в них вообще не нуждался, но теперь я стар.

Тревер смотрел на каменное существо, наблюдавшее за ним, и думал о Джин, о мертвом Хьюго, лежавшем в грязной пыли, и ожесточение вновь загорелось в нем.

— Я вижу, человечек, ненависть твоя так же сильна, как страх? Ты хотел бы уничтожить меня?

Мягкий смех послышался в мозгу Тревера.

— Я наблюдал за многими поколениями людей. Все они умирают очень быстро. А я все еще здесь, как и до их появления.

— Ты не будешь здесь вечно, — огрызнулся Тревер. — Твои сородичи умерли. Умрешь и ты.

— Да. Но это медленное умирание, человечек. Химия твоего тела, как у растений и животных, основана на углероде. Вы быстро растете и быстро увядаете, а мы — другие. Мы как горы, родственные нам. Клетки нашего тела состоят из силикона, как у них. Наша плоть растет медленно, как горы, и твердеет с возрастом. И смерть приходит к нам очень не скоро.

Тревер вдумался в эти слова и почувствовал трепет благодарности за то, что его собственная плоть столь хрупка и недолговечна.

— Я последний, — прошептал беззвучный голос. — Было время, когда я мог мысленно общаться с друзьями, но все они ушли раньше меня. Это случилось очень давно.

Странное видение пронеслось перед глазами Тревера: он увидел погасшее Солнце и холодный Меркурий, медленно падающий во мрак мертвой звезды, унося с собой бесконечные ряды неподвижных алебастровых фигур.

Он силился вернуться к реальности, цепляясь за свою ненависть, как пловец за доску. Хриплым, срывающимся голосом он выкрикнул:

— Да, я уничтожил бы тебя, если бы мог! Чего еще ты можешь ждать от меня?

— Нет, человечек, ты не уничтожишь меня. Ты будешь помогать мне.

Тревер изумился.

— Помогать тебе? Но ты же хотел убить меня?

— Зачем? Еще один мертвец мне не нужен, а живой ты можешь служить мне. Вот поэтому тебя и пощадили.

• Предыдущая
• 72/92
• Следующая