Книга странных новых вещей - Фейбер Мишель - Страница 94
- Предыдущая
- 94/121
- Следующая
С его руки, протянутой к ним, стекала кровь и исчезала в земле. Укус был не просто проколом — в месте укуса свисала кожа. Нога тоже выглядела ужасно.
— ?ы умрешь, ?ы умрешь! — стенала Любительница Иисуса-Пять.
— Почему? Разве они ядовитые?
— ?ы умрешь, ?ы умрешь! ?ы умрешь, ?ы умрешь! ?ы умрешь, ?ы умрешь!
Несколько любителей Иисуса присоединились к плачу. Они голосили все громче, это уже был хор, так непохожий на их обычное мягкое звучание, что Питер лишился мужества.
— Ядовитые? — спросил он громко и отчетливо, показав на стаю хищников. Если бы он знал, как на языке ????? слово «яд». — Злое лекарство?
Никто не ответил. Но все убежали. Только Любительница Иисуса-Пять все медлила. Она вообще вела себя странно в этот сбор урожая, почти не работала, только наблюдала, иногда опуская одну руку, левую, чтобы сделать что-нибудь легкое. Сейчас она шла к нему, будто пьяная, будто в оцепенении. Она положила руки — одна перчатка грязная, другая чистая — ему на бедра, потом уткнулась лицом в его колени. В намерении не было ничего сексуального, он подозревал, что она даже не знает, где у него гениталии и что это вообще такое. Он догадался, что она прощается с ним. А потом она убежала за остальными.
Питер постоял один в поле белоцвета, его раненые рука и нога зудели и горели, в ушах еще стоял жуткий звук сотен пастей, жующих слизистый жмых, который всего несколько минут назад был предназначен стать хлебом, бараниной, тофу, равиолями, луком, грибами, ореховым ма?лом, шоколадом, ?упом, ?ардинами, кори?ей и основой для другой еды.
Когда Питер доковылял до церкви, то обнаружил припаркованный рядом пикап и служащего СШИК по имени Конвей, пьющего газировку из пятидесятидолларовой бутылки. Коренастый лысый мужчина, в безукоризненном светло-зеленом комбинезоне и начищенных черных сапогах, являл собой полную противоположность Питеру в его грязной, залитой кровью одежде.
— Вы в порядке? — спросил Конвей, потом засмеялся абсурдности вопроса.
— Меня покусали, — сказал Питер.
— Кто?
— Мм… я не знаю, как вы решили их называть — цыпоидлы, серопузы? Не знаю.
Конвей провел рукой по несуществующим волосам. Он был инженер-электрик, а не медик. Он показал рукой за церковь, на только что возведенную конструкцию, напоминающую стиральную машину с миниатюрной Эйфелевой башней на вершине.
— Релейный передатчик для Луча, — объяснил он.
При нормальных обстоятельствах последовали бы многословные благодарности и выражение восхищения, и Питер видел, что Конвей несколько обескуражен, ничего этого не услышав.
— Думаю, мне бы не мешало подлечиться, — сказал Питер, подняв окровавленную руку.
— Не мешало бы, — согласился Конвей.
За те несколько часов, что они добирались до базы СШИК, кровотечение остановилось, но кожа вокруг ран почернела. Некроз? Наверно, просто синяки. Челюсти хищника прорвали кожу, как сверла. Во время поездки у Питера было время осмотреть руку и выяснить, что кость не видна, так что рану можно было считать поверхностной. Он прижал лоскут кожи к руке, но был уверен, что понадобится наложить швы.
— У нас новый доктор, — сказал Конвей. — Только что прибыл.
— Да ну? — удивился Питер.
Искалеченная нога одеревенела.
— Отличный парень. И дело свое знает.
Замечание было бессмысленным: все знали, что избранники СШИК — отличные ребята и дело знают.
— Я рад это слышать.
— Так что, — уговаривал Конвей, — пошли прямо к нему. Сейчас.
Но Питер отказался сразу идти в больницу, настояв, что сначала зайдет к себе в квартиру. Конвей не уступал.
— Доктору без разницы, как вы одеты, — увещевал он. — И он продезинфицирует раны раствором или чем уж там.
— Я знаю, — сказал Питер. — Но мне надо проверить, есть ли сообщения от жены.
Конвей моргнул удивленно.
— Это так срочно? — спросил он.
— Да, это срочно, — ответил Питер.
— О’кей, — сказал Конвей и крутанул руль.
В отличие от Питера, он различал фасады и точно знал, куда направляться.
Когда Питер вошел в здание СШИК, его уже трясло. Зубы стучали, когда Конвей вел его в квартиру.
— Как бы вас кондрашка не хватила.
— Я в порядке.
Атмосфера в комплексе была ледниковая, вакуум с потоками холодного, стерильного кислорода без всяких естественных ингредиентов, присущих воздуху. Каждый вдох причинял легким боль. Свет был тусклым и мертвящим, как в бункере. Но разве так не было всегда после долгой работы в полевых условиях? Всегда требовалось время для акклиматизации.
Когда они добрались до двери Питера, Конвей уже не на шутку встревожился.
— Я подожду здесь, — сказал он. — Но вы быстро. Не хватало мне мертвого пастора на руках.
— Я постараюсь, — сказал Питер и закрыл дверь.
Лихорадка или что-то похожее раздула сосуды в голове, и зубы стучали так сильно, что болели щеки и челюсть. Тошнота и сонливость накатывались волнами, стараясь сбить его с ног. Включая Луч, он думал, что промедление на несколько драгоценных секунд может стоить ему жизни. Но это вряд ли. Если укусы ядовиты, в больнице СШИК, скорее всего, нет противоядия. И яд сделает то, что должен сделать, и тогда он увидит кучу озабоченных лиц над собой, или яд подействует, когда он будет один. Может, у него вообще осталось несколько часов. Может, он будет первым испытанием новому патологоанатому — труп, полный инопланетного яда.
Если так, то он хотел перед тем, как потерять сознание, прочесть еще хотя бы раз, что Би его любит и что у нее все хорошо. Луч пробудился к жизни, и зеленый огонек внизу экрана замигал, указывая на то, что невидимая сеть заброшена во Вселенную, дабы найти хоть какие-то слова, которые могли бы принадлежать его жене.
Сообщение, когда оно наконец появилось, было кратким.
«Бога нет», — писала она.
22
В одиночестве рядом с тобой
— Плотником, — произнес парящий над ним голос.
— Мм? — промычал Питер.
— Когда я был маленьким, все в один голос твердили, что я стану плотником. У меня был талант к этому ремеслу. И потом… надувательство все это, скажу я вам.
— Надувательство?
— Весь этот красивый словесный флер вокруг медицины. «Доктор-волшебник», великий хирург — золотые руки. Нет ничего особо мудреного в том, чтобы починить человеческое тело. Нужно лишь мастерство на уровне… Я ж сказал — мы лишь плотничаем, лудим и шьем.
И в подтверждение своих слов доктор Адкинс воткнул иглу в Питерову плоть, чтобы наложить очередной стежок тонкой черной нитью. Он уже почти закончил. Шов выглядел очень элегантно — напоминал татуировку в виде летящей ласточки. Питер ничего не чувствовал. Его под завязку напичкали анальгетиками, которые в сочетании с колоссальным утомлением и двойной дозой местной анестезии сделали его совершенно невосприимчивым к боли.
— Как вы думаете, я отравлен? — спросил он.
Операционная будто бы то слегка расширялась, то сжималась в такт его пульсу.
— Мы не нашли в вашей крови ничего этакого.
— А как насчет… я забыл его имя. Доктор, вместо которого вы прибыли… ну… который умер?
— Эверетт?
— Эверетт. Вы уже установили причину смерти?
— Ага. — Адкинс бросил иглу в лоток, и тот был немедленно унесен сестрой Флорес. — Смерть.
Питер вложил забинтованную руку в белую льняную косынку, которую ему повязали через плечо. Теперь его клонило в сон.
— А причина?
Доктор Адкинс поджал губы:
— Острая сердечно-сосудистая недостаточность — с ударением на слове «острая». — Его дедушка, скорее всего, умер от того же самого. Такое случается. Можно есть здоровую пищу, поддерживать форму, принимать витамины… Но однажды просто умираешь — и все. Пришло твое время. — Он приподнял одну бровь. — Полагаю, вы назвали бы это «встретиться с Богом».
— Я думал, что сегодня пришло мое время.
Адкинс хохотнул:
- Предыдущая
- 94/121
- Следующая