Выбери любимый жанр

Сейчас и на земле - Томпсон Джим - Страница 23


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

23

– Я читала.

– Когда?

– Ну, как-то просматривала.

– Роберта, ради всего святого, почему бы тебе не прочитать разок книгу?

Но я-то знал почему – и насчет книг, и всего другого. Она боялась. Она не чувствовала уверенности во мне и боялась, что, пытаясь получить многое из того, что могло бы связать нас друг с другом крепкими узами, она не потянет. Но я думал, что знаю, а на самом деле... Было лучше оставить все как есть. Она не была против, чтобы я ей читал вслух. Вовсе нет. До появления Джо.

– Джимми, ты разбудишь ее. Она перевозбудится.

– Не выдумывай. Устанет слушать – заснет.

– Слушать! Это трехмесячный-то ребенок!

– А что такого? Ты боишься, что она что-нибудь узнает?

– Ну ладно, давай! Я думаю, она уже привыкла к этому раньше.

А потом...

Однокомнатная квартирка в Форт-Ворте, или Далласе, или Канзас-Сити. Джо не отрываясь смотрит на мое лицо; Роберта, лежа в кровати, смотрит на нас.

– А теперь слушай, Джо. Как зовут соседскую девочку?

– Вуф.

– Замечательно. Руфь. А другую девочку внизу?

– Мэви?

– Отлично. Вы все маленькие девочки, и всех вас зовут по-разному. Правда, здорово?

– М-м.

– Три маленькие девочки, а... теперь посмотри на это снова – вот на эту штуку на стене. Помнишь, что я тебе сказал о маленьких девочках? Три разных имени. Понятно? А это что?

– Твещина?

– Трещина. Мы уже это знаем. А другое название? Помни – три...

– Стель?

– Прекрасно. Щель. Ну и еще одно. Рас... Расщ...

– Рас-селина?

– Расселина-расщелина! Ай да молодец. А в словаре могла бы найти?

– Угу.

– Ну... Нет, нет! А-Б-В-Г-Д-Е... Запомнила? Надо искать не на моих туфлях и не на шее, правда ведь? Вот, правильно. "Щ"... хорошо... но не "а" после, а...

А потом:

– Ай да Джо! Ну и умная девочка у тебя, Диллон. Она прочитала «Дети незнакомцев».

– Бедная малышка. Всю жизнь, наверно, будет на меня тянуть. Ха-ха. Очень умно. Так как насчет обеда? Мне, кажется, пора. В самом деле пора. Если б знал, что я ела за завтраком. Фу! Отвратительно! Просто гадость!

– Простите... миссис Диллон не будет против... я бы мог сходить в кулинарию...

– Что за ужас! Ха-ха. Да не обращайте внимания! Это у меня просто такая манера говорить. Уже надо бежать. Правда пора.

И потом:

– Разумеется, он знал, что ты здесь. Ты что думаешь, он глухой, что ли? Только какого черта ты включила пылесос?

– Захотелось – и включила. Я решила, что пора ему вежливо намекнуть, что здесь живут и другие и им надо делать свои дела.

– Это-то он понял.

– Если ради своей работы тебе надо кормить каждого встречного-поперечного от Вашингтона и Нью-Йорка до Нового Орлеана, не лучше ли сменить работу?

– Придется.

– Джимми, ты это серьезно?

– А что это меняет? Что это вообще меняет? Какая польза от того, что это лучшая работа, которая у меня когда-либо была, и я продаю все, что ни напишу? Мне-то от этого какая польза?.. Ах, черт! Плевать! Давай лучше выпьем.

– Но я не могу так, Джимми. Просто не могу. Что я могу поделать, когда кто-то говорит всякие там умности, а я сижу тут как пень, – я так не могу.

Кого тут можно винить, кроме самого себя. Уж конечно, не Роберту. Я просто рассказываю вам о Роберте, а не виню ее в чем-то. Так уж все сложилось, она не может измениться, как не может измениться Джо или я. Эйб Линкольн мог, а не могу. А может, и он не мог...

Да и с Лоис было бы все то же самое. Мы это поняли и сами.

Как-то раз, когда она уже вышла замуж, а я женился, мы встретились с ней на улице в Линкольне. Я раздел ее глазами, она меня. Мы словно с цепи сорвались, так нам захотелось быть вместе, и все тут. Мы поехали в Мерисвилль, в штате Канзас, и сняли номер в отеле. Мы даже написали письма – слава Богу, хоть не отправили – с объяснением, почему мы так поступили. А потом физическая близость, и после этого разговор в постели в наступающих сумерках. Она уже все придумала. У нее есть подруга по университетскому женскому клубу, у которой муж владелец крупного рекламного агентства в Демуене, он свой парень. Если я ему понравлюсь...

– Что ты хочешь сказать, милая? Я вроде как в лицо людям не плюю.

– А вот что, дорогой. Ты так иногда говоришь, что тебя неправильно понимают. У людей складывается превратное представление о тебе. Они думают, что...

– Что мне пришлось побывать в таких местах, где приличному человеку нечего делать, так, что ли? Так это правда. А кому это не по нутру, пусть подавится.

– Ради Бога, дорогой. Я считаю, что можно только восхищаться, как много ты работал над собой...

– И как мало толку из этого вышло, ты хочешь сказать? Что же ты от меня хочешь? А впрочем, какого черта! Я сам тебе скажу. «...О, моя дорогая миссис Каждой-бочке-затычка, какой дивный мочай, простите, чай! А как ваши гончие в этот сезон, дражайшая Каждой-бочке-затычка? Все гоняют? Шикарно! А скажите мне на милость...»

– Нет, ты просто становишься невыносимым!

– Боюсь, я всегда такой был.

– Боюсь, что да.

В ту же ночь мы вернулись в Линкольн. Лет пять спустя, в той стабильности, которую я мог тогда обрести, я бы признал, что она не такая уж пошлая, а она согласилась бы, что та особая жилка во мне не столь уж невыносима, и каждый бы позаимствовал кое-что у другого с известной пользой для себя.

И все же, и все же... Готов дать руку на отсечение, что эти пять лет сотворили со мной что-то такое, отчего она бы содрогнулась при мысли о нашей единственной в жизни близости. Про себя могу сказать это со всей определенностью: я почувствовал бы то же самое по отношению к ней. Будь я ее мужем, я бы оседлал ее и гонял по двору, пока она не сбросила бы добрых сорок фунтов.

Бог спас ее от этого.

Глава 15

Вот мой обычный день.

Встаю в четыре, умываюсь, одеваюсь и в полпятого начинаю писать. Вернее, сажусь за машинку. Сижу до шести – и даже умудряюсь что-то сделать, потому что в это время мама готовит завтрак и я могу поесть. Поев, ложусь на диван, отдыхаю, курю до без четверти семь. Затем выхожу из дома и жду Мэрфи.

Тот подъезжает обычно так, что времени в обрез. (Дважды мы на пять минут опаздывали.) Я слышу его машину за несколько кварталов, а услышав, перебегаю улицу и прыгаю на ходу. Мы спускаемся с холма к заливу, и я стискиваю зубы и закрываю глаза; подозреваю, что он тоже. Мы спускаемся в двенадцать прыжков – по одному на каждый перекресток. Добрую половину времени передними или задними, а то и всеми четырьмя колесами в воздухе. Красные светофоры, играющие в мяч дети, мчащиеся машины ничего не значат. Может быть, мы через них перепрыгиваем. На бульваре он умудряется просунуться левым передним колесом между бамперами двух других машин. Обычно одна уступает. В противном случае он делает задний ход, затем бросает машину правым колесом вперед по тротуару вдоль столбиков со всем потоком, пока не видит очередного просвета. И так далее, пока не пробьется вперед.

Шоссе, ведущее к заводу, всего о двух полосах, а в это время по нему валит домой ночная смена. Но Мэрфи до них дела нет. Он гонит по левой стороне, и, если ночным работягам угодно съесть свой завтрак дома, а не в больнице, им лучше топать по берегу залива. Мэрфи, конечно, даст пройти, но при этом явно чувствует себя в дураках. В конце концов, чего им надо, ему до завода всего несколько секунд, а они бредут по шоссе много минут. На заводе мы появляемся между первым и вторым гудками и вбегаем как раз с последним. Он лыбится от удовольствия:

– Небось думал, что опоздаем?

– Я думал, что разобьемся.

– Ха-ха! Напугал тебя, а?

– Нисколько!

Пол склада завален грудами запчастей, поступивших за ночь. Я смотрю инвентарные номера и сравниваю их с теми, что в моих гроссбухах. Те детали, в которых особая нужда на сборочных линиях, отправляем немедленно. Я должен проследить, чтобы инвентарные сопроводиловки соответствовали деталям – посыльные любят их путать – и чтобы левые и правые детали имели соответствующие разные сопроводиловки. Нередко универсальную деталь превращают в правую или левую без нашего ведома. Снабженцы об этом забывают или это обычный недосмотр конторских, только у нас оказывается один номер на две и более деталей, что, разумеется, не дело. Но главная беда с посыльными и экспедиторами. Есть один экспедитор на каждые две позиции завершающей сборочной линии и по одному на линии сборки крыльев и управления. В их задачу входит следить за тем, чтобы детали планомерно поступали из производственных цехов на их линии или объекты и чтобы в процессе производства не было сбоев из-за отсутствия необходимых деталей. По моему мнению – и по мнению всех работников склада, именно эти растяпы всячески тормозят дело, вместо того чтобы его ускорять. Впрочем, мы, возможно, и не объективны. Экспедиторы есть на всех оборонных заводах, и, если бы они не были нужны, их бы и не держали. Не на то место положили синьки или заказы; заведующий предпочитает отделаться более легкой работой, а не трудной; запчасти разбросаны по разных складах; посыльные валят все в одну кучу – законченные детали и незаконченные. Так что экспедиторы, которые носятся из конца в конец завода, которым планы известны раньше, чем они выльются на бумагу в виде заказов, которые напичканы знанием всех производственных фаз, связанных с их проектом, безусловно, нужны. Чуть где какая нехватка, во всем винят их. Несколько прорывов – пиши пропало: тебя уволят. Так что нехватка запчастей – их главная и единственная забота. Они врываются в ворота, как только те открываются, хватают детали, в которых сейчас самая острая потребность, и только их и видели – даже не сообщив мне, что именно они ухватили. Я, или Мэрфи, или кто другой кричим им вдогонку:

23
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело