Великий обман. Выдуманная история Европы - Топпер Уве - Страница 55

• Предыдущая
• 55/82
• Следующая

Ранние хроники, повествующие об исламском завоевании, – это чистой воды легенды и романы, наполненные хорошо известными сказочными мотивами и сюжетами, подобными таковым из «1001 ночи» или из «Истории готов» Прокопия. О калифах там нет никаких данных, кроме имен и явно вымышленных сроков правления (в основном, круглые 25 или 50 лет); если же речь заходит о деталях, то почти всегда это жуткие преступления, от описаний которых буквально волосы встают дыбом.

Нам, кстати, известны имена некоторых христиан, сочинявших и фальсифицировавших подобные арабские тексты, а затем пускавших их в обращение. Самый известный из них – Хименес де Рада (1180-1247). Был даже выдуман некий арабский историк по имени Разис, житель Кордовы, написавший якобы множество книг. Мы уже упоминали о нем в главе 5. От книг его до нас не дошло ни единой страницы, зато сохранился португальский перевод сочиненного им перечня правителей Андалусии (1344). И не нужно ломать голову над вопросом, почему фантастические «сведения» квази-Разиса совпадают с «историческими» данными, принятыми сегодня в испанской исторической науке.

Источников и хроник эпохи арабского «вторжения» не существует, – утверждает Олагуэ. Ате, что таковыми считаются, – это пересказы средневековых легенд и романов. Не лучше и христианские тексты. Некоторые из них восходят к Исидору из Бадахоса, чьи труды уже давно (более двухсот лет назад) разоблачены как подделка. Та же ситуация и с хрониками Сан Ильдефонсо (ум. в «667» году): «как сегодня известно, они написаны спустя 200-300 лет после его смерти».

Итак, установлено: хроники поддельны. Ничего, кроме улыбки, не в состоянии вызвать невозможные «сведения», в них содержащиеся. Естественно, ведь смех разбирает, когда читаешь о 124 тысячах халдеев (читай – мусульман), изрубленных в битве при Ковадонге, причем еще 60 тысяч «халдеев» спаслись бегством через горы [169]. А чего стоят представления авторов того времени об исламе, представления, активно насаждавшиеся! Однако некоторые ученые пытаются «отделить зерна от плевел» и, вычитав из таких источников крупицу «полезного материала», приобщить его ко всему корпусу исторической науки. Так из фальшивого «исторического» источника истекает – сознательно либо неосознанно, но в любом случае творчески – исторический новодел.

Что удивляет при знакомстве с древними текстами: христианские богословы замечают появление ранней формы ислама только к концу IX века. Проходят еще 100 лет, и только тогда начинается противоборство с религией-соперницей. Возможно, ислам появился в Андалусии только с восхождением на трон Абдуррахмана («третьего») в 911 году? Именно к этому времени восходят археологические свидетельства, надписи и первые рукописи. Все написанное ранее – также и с христианской стороны, – это, скорее всего, подделка. То же в большой мере относится и к актам Соборов, якобы собиравшихся в Толедо и Эльвире, с их невообразимым смешением из предписаний против иудеев, еретиков и «распутства». И, кстати, Исидора Севильского вкупе с Юлианом Толедским – исходя из анализа содержания их текстов, – следует признать позднейшими (около 1000 года) изобретениями.

Связующим звеном между формирующимися католицизмом и исламом выступает опять-таки чуждое представление о чистилище. В исламе чистилище появляется около 1200 года и существует многие столетия. В народных представлениях чистилище и по сей день есть составная часть исламской веры.

Один из ранних культов христианской Франции – культ плаща святого Мартина. Его сара (среднелатинское: плащ, накидка) хранилась в небольшом специальном здании (отсюда капелла), и тот, кто ее надевал, получал командную власть. Борьба за власть, за то, кто кому должен накинуть этот символ власти, этот короткий плащ, скорее даже жилет (он назывался по-французски veste, ср. нем. die Weste, оба происходят от лат. vestis: платье, накидка) играло важную роль. Отсюда и важный исторический термин: борьба за инвеституру [170]. Она впервые со всей остротой вспыхнула между Моавией и Али, ранними калифами ислама. Свободно избранный калиф Моавия выступил против кровного родственника и зятя Пророка, Али.

Это соперничество, ставшее прообразом борьбы суннитов и шиитов, удивительно напоминает распри между короной и папством за право назначать духовных пастырей (епископов и т.д.). Но и здесь речь идет не о настоящей борьбе, но об историческом изложении, при помощи которого эту борьбу и проводили [171]. Создание историографического образца – литературного для священных книг или политического в плане возможных, пусть даже отдаленных, последствий – обычно почти одновременно происходит в исламе и христианстве, так что внутренняя зависимость ислама и христианства друг от друга на этой стадии возникновения еще очевидна.

Итак, нам придется отказаться от представления, что ислам возник в течение одного десятилетия (622-632) в Медине. На сегодняшний день мы не только не имеем возможности точно определить дату его зарождения, но вынуждены признать, что зарождение ислама окутано непреодолимой для нашего исторического взора пеленой. Нам известно лишь о приблизительно 150-летней фазе развития. Можно, правда, попытаться выяснить, к какому времени относятся первые исторически достоверные сведения об известной нам сегодня форме ислама.

Проведя соответствующее исследование (1994), я установил, что только две географические области могут претендовать на приоритет в этом плане: Иран и область, населенная берберами. В то же время я пришел к выводу, что о появлении в этих двух регионах ислама до X века не может быть и речи. Не согласные с этими новыми положениями традиционные историки цепляются за возражение, что исламу в таком случае, чтобы достичь дальних рубежей, потребовалось не менее трехсот лет, что, мол, неправильно: представление о невероятно быстром распространении ислама до сих пор являлось в науке бесспорным [172].

С 700 по 1059 гг. (то есть от конца византийского владычества до нашествия Альморавидов) в краю берберов [173] существовало могущественное государство Берхуата (крупное племя в центре Марокко: Энциклопедия ислама). Религию этого племенного союза можно отнести к синкретической начальной форме ислама, которая по крайней мере в своей поздней фазе была смешана с сильными иудаистскими и византийскими элементами. Но она все-таки значительно отличается от того, что мы понимаем под исламом сегодня. Религиозные книги писались на берберском языке [174]; арабский был незнаком, а появившиеся с 911 года сунниты считались злейшими врагами. Сведения эти я почерпнул у арабских историков вплоть до Ибн Халдуна [175], а уж им-то, в данной ситуации, вроде бы можно доверять. В западных областях Марокко, на атлантическом побережье, вместе с древними верованиями и культами еще сохранились следы этой синкретической религии, так что приведенные сведения находят подкрепление и с этой стороны тоже (Топпер, статья 1998),

Еще одно свидетельство – «Песнь о Роланде», созданная поэтом Турольдом во время призыва к первому крестовому походу в Палестину (якобы 1096). «Исторические» события, описанные в поэме, относятся как к прообразу к началу христианского завоевания южной Испании, и их трудно принимать всерьез: например, то, что 200-летний к тому времени император Карл завоевал почти всю Испанию вплоть до Севильи или что он же утопил многочисленное войско сарацинов в Эбро. Даже историки вынуждены признать легендарный характер этих «сведений». Тем не менее они продолжают быть крайне высокого мнения об этом «историческом источнике».

• Предыдущая
• 55/82
• Следующая