Бросок на Альбион - Торопцев Александр Петрович - Страница 64

• Предыдущая
• 64/90
• Следующая

Поздней весной с первыми кораблями прибыл из Исландии в Норвегию Халльдор сын Снорри. (Ульв сын Оспака жил все эти годы у Харальда, который не скупился по отношению к своему другу, с которым прошли много боевых дорог.) Конунг Норвегии встретил гостя с великой радостью. В этот, может быть, самый ответственный момент своей жизни он вновь увидел тех, с кем свела его судьба в годы юности, в тяжкие времена после трагедии при Стикластадире. Сколько походов совершили они, сколько побед одержали! То была жизнь

На пристани в Вике встретились старые друзья. Всем троим было за пятьдесят. Халльдор и Харальд выглядели прекрасно – хоть сейчас в бой. Молодые воины, окружавшие конунга Норвегии и знатных его друзей, удивлялись и в тайне завидовали могучей силе Харальда и Халльдора. Ульв, когда-то крепкий, подвижный, сейчас двигался не то, чтобы медленно, но с непонятной молодым осторожностью, осмотрительностью, будто боялся поскользнуться.

Был славный пир. Вспоминали старое, думали о будущем. Халльдор не мог не говорить о своем. В Исландии он приобрел богатое имение, приносившее стабильный доход, и жил спокойно, мирно. По вечерам любил поговорить с детьми, а теперь уже и со внуками. И те любили слушать его. Он рассказывал им о походах и сражениях, о друзьях – Ульве и Харальде, о Норвегии, родине своих предков.

Не пропускал Халльдор ни один тинг. Здесь он слушал мудрых людей, сам выступал редко. А когда младший сын прочитал ему однажды свою первую вису, то радовался отец слову сына, как ребенок. Исландия – страна поэтов. Страна мечты.

Жил Халльдор тихо. И был счастлив. И мечтал о том, чтобы все, кого он знает, кого ценит, кем дорожит, жили точно так же: тихо, никому не мешая, но и не давая себя в обиду. Ему казалось, что это не такая уж и сложная задача.

В гостях у Харальда он старался жить так же. Конунга Норвегии не отговаривал от опасной затеи ворваться на Альбион, но хозяин чувствовал по задумчивым взглядам старого друга и по тревожным, хотя и спокойным ноткам в голосе его, внутреннее отторжение, неприятие самого образа жизни норвежского конунга. Спорить на эту тему друзья не решались – берегли друг друга, берегли дружбу. Они помудрели ровно настолько, чтобы не взрываться сейчас, не давать волю чувствам – очень серьезное дело затеял Харальд.

Но Ульв, слушая их спокойный гордый говорок, все прекрасно понимал. Они продолжали старый свой спор. «Ты обвиняешь меня в том, что я постоянно воюю, но ведь и ты воевал, и твое благополучие, о котором ты говоришь, построено на деньгах, омытых кровью», – «говорил» Харальд, произнося вслух тост в честь дорогих гостей, а Халльдор ему преспокойно «отвечал»: «Я воевал по необходимости, а не из-за прихоти», и, в свою очередь, произносил тост, славя великого ратобитца, великого полководца – Харальда. Никто из присутствующих не догадывался о внутреннем диалоге, который ведут Харальд и Халльдор, лишь Ульв точно знал, о чем говорят между собой друзья, и волновался, боялся, как бы они не взорвались.

– Ты очень похож на моих братьев, – повторил старую мысль конунг Норвегии и добавил: – Но я их люблю.

И спор был закончен, и Ульв вздохнул.

Через несколько дней Халльдор отплыл на родину в Исландию. Его взрослые сыновья были с ним на корабле. Харальд долго стоял на пристани. Дела ожидали его: со всей Норвегии съезжались к нему воины. Весна отсчитывала последние дни.

Корабли Халльдора скрылись за горизонтом.

Через несколько дней после отъезда Халльдора внезапно заболел Ульв. Ветер весенний свалил его – когда-то он очень любил это время года. Болел Ульв недолго, словно бы не желая волновать своего друга, словно бы не желая отрывать его от дел; умер за день до лета. Похоронили его. На могиле Харальд сказал:

– Это был самый доблестный и самый преданный своему господину человек. Больше я таких не встречал, больше я таких не встречу. Спасибо тебе, Ульв.

Поздним вечером конунг вернулся в свою усадьбу – длинный, с многочисленными ответвлениями, надежной рукой срубленный на живописной скале дом, прошел не спеша на задний двор, сел под навесом, посмотрел на море, в ту сторону, куда уплыл Халльдор – скоро и он узнает о смерти Ульва.

У берега стояли боевые корабли, чуть дальше барахтались, освещенные луной светлые барашки, чем-то напоминающие морских свинок на песчаных побережьях южных морей. Харальд вспомнил Византию. Часто вечерами он выходил на тихое море, раздевался, шел к воде, останавливался у кромки берега – крохотные, цвета песка букашки забирались на пальцы ног, что-то там искали, а, может быть, просто пугали человека щекотанием, чтобы он поскорее убирался с их территории, не мешал им жить. Кому-то это действительно не нравилось, но Харальду было весело. Постояв несколько минут у кромки, он делал решительный шаг в воду, и морские свинки слетали с его ног, как слетают одуванчики с цветков.

«Ульв любил жизнь, – почему-то подумалось конунгу. – Много сложил он вис. Где он сейчас?»

Барашки мелких волн выпрыгивали из воды, беззвучно шуршали, кудрявоголовые, ныряли в морскую глубь, что-то там искали, не находили, вновь появлялись над волной в лунном тихом блеске.

Несколько месяцев назад на этом же самом месте Тости сын Годвина долго говорил ему о положении дел в Англии. Харальд слушал гостя молча. Он ко всему привык за свои пять десятков лет. Брат идет против брата, предает, убивает брата. Что тут удивительного? Брат натравливает на брата страшных и опасных врагов своей родины в надежде овладеть престолом, в надежде править страной, которая может погибнуть прежде, чем он сядет на престол. Что тут необычного? Все это видел Харальд Суровый. Поразило его в Тости другое.

Брат короля Англии очень убедительно говорил норвежскому конунгу, а значит, еще раньше и герцогу Нормандскому, и конунгу Дании о том, что его страна в военном и политическом отношении не представляет из себя серьезного противника, ее можно взять без труда. С юношеской запальчивостью докладывал Тости о пустой казне, о том, что в стране нет серьезных укреплений, а народ, долгое время не воевавший, стал изнеженным. Зачем говорил об этом гость? Может быть, это была хитрость брата Гарольда? Может быть, это все устроил сам король Англии? Но – зачем?

Сейчас, когда Тости отправился в поход на Альбион, когда первые сведения о его победах уже достигли берегов Норвегии, когда сразу после этого в страну фьордов пришли сведения о победах короля Англии над дерзким братом, сейчас многое прояснилось, хотя главный вопрос, который задавал себе, сидя под навесом большого дома, конунг Норвегии, оставался для него неясным. «Зачем Тости бьется с братом?! Разве он не понимает, что победить он в этой войне не сможет, особенно – с такими союзниками! Неужели сын Годвина этого не понимает?»

Ночной ветер гулял по морю, забирался под навес. Стало прохладно, неуютно. Харальд вспомнил башню в Константинополе, свою неожиданную спасительницу – с тоскою вспомнил, удивился: «К чему бы это?»

Ульв сын Оспака умер. Похоронили его сегодня. Теперь во всей Норвегии не осталось ни одного человека, с кем воевал Харальд в Византийской империи. Всех смерть взяла. Всех.

Харальд поднялся, и вдруг мысли его скакнули совсем в другую сторону: «Тости нужен мне. Но Нортумбрия будет слишком богатым даром для этого человека».

К середине лета на островах Солундир собралось огромное войск норвежского конунга. Харальд находился в это время в Нидаросе. За день до отплытия он пришел в церковь, где был похоронен Олав Святой, открыл раку, постриг ногти и волосы единоутробного брата, закрыл раку, «а ключи бросил в реку Нид, и с тех пор Олава Святого не отпирали».

• Предыдущая
• 64/90
• Следующая