Школа Добра - Ли Марина - Страница 128
- Предыдущая
- 128/149
- Следующая
Кстати о рычании. Рычал не только старший брат Юлы, рычала еще и рыжая девочка, которая смутно кого-то напоминала ректору, и с чьей аурой надо было срочно что-то делать, пока все здесь не рвануло к праотцам. В этом зале было произнесено столько страшных слов и проклятий, что не хватало только одного слишком яркого всплеска, чтобы весь дворец снесло с карты этого мира.
Самой здоровой реакцией на происходящее можно было назвать реакцию Ифигении Сафской: она плакала и ее рвало. И все бы хорошо, и можно было бы даже закрыть глаза на дикую пульсацию ее ауры – ничего удивительного, столько ужаса пришлось пережить бедняжке – но не заметить гневно дрожащие ноздри было сложно, и глаза сухие, как студеньская пустыня. И мысли. Директору Школы Добра не надо было быть телепатом, чтобы прочесть то, что девушка уже просто не могла скрывать.
Ненавижу!
Вот что кричала каждая частичка ее тела.
Ненавижу!
Она всхлипнула, исподлобья посмотрела на Алекса, обнимающего Юлку, и, схватившись двумя руками за горло, разрушая все предположения Вельзевула Аззариэлевича, рухнула, словно подкошенная. И если пан Ясневский хоть что-то понимал в эмпатии, а он понимал, и многое - это был самый что ни на есть настоящий обморок.
– Интересный побочный эффект, – заметил Волчок-старший, а Вельзевул Аззариэлевич задумчиво кивнул, соглашаясь, и только потом понял, что светлый королевский маг говорил о состоянии тела айвэ Лиара, а не о странном обмороке Сафской.
Ненаследный темный принц одарил еще одним не самым скромным поцелуем свою единственную в мире Юлу и бросил зловредный взгляд на Волчка-младшего.
Ну, мальчишка же, честное слово!
***
В Большом Колонном зале темного дворца было людно. И Алекс совершенно напрасно суфлировал мне о том, как это место называется - я бы и без него догадалась, потому что данное помещение было, во-первых, большим, во-вторых, я насчитала тут, по меньшей мере, пятьдесят колонн, ну и, в-третьих, мне пятью минутами раньше о том же на второе ухо шепнул Вепрь.
Да! В лишениях и заботах последнего месяца была, по крайней мере, одна радость: Вперед предметники был жив!
Он появился на следующее утро после того ужасного дня, когда... В общем, после того дня. Вместе с Григорием, Звездинским и деревом-старшим.
Мы с Вепрем синхронно взвизгнули и бросились друг к другу с объятиями, ну, то есть я бросилась. А он стоически терпел мои телячьи нежности, жалобы на жизнь и радостные всхлипы.
Пользуясь моим неадекватным состоянием, Вельзевул Аззариэлевич поставил на подоконник горшок с реально зажиревшим Григорием и попытался смыться под шумок.
– А пельмень? – сдал ректора кабачок. – Пельменя верните.
Я моргнула от такой наглости и даже испугалась за жизнь своего подарка. А тот, не чувствуя опасности, напомнил отцу моего мужа:
– И леечку вот ту с голубым цветочком, а?
Я мысленно распрощалась с побочным эффектом пьяных предметницко-химических экспериментов и задержала дыхание, а ректор Школы Добра выложил на стол маленькую шкатулочку, любовно погладил ее двумя пальцами и произнес:
– Поглотителем звука пользоваться умеешь? – хмурый взгляд на меня. А что я? Я вообще еще не в трансе, но уже в шоке. Закрыла рот и кивнула.
– Раз в сутки заводить будешь, – и вздохнул. Так грустно, что я ему чуть Звездинского своего не подарила. Но потом подумала и решила, что все-таки такая корова нужна самому. Запихнула поглубже не ко времени проснувшуюся щедрость и широту души и вернулась к Вепрю с вопросами.
Это было тем утром. А сейчас, спустя почти месяц после памятных событий, в Большом Колонном зале темного дворца было людно. На троне из черного мрамора в ослепительно белом платье сидела моя царственная свекровь, ее величество Катерина Виног. Мне лично ее было немножко жалко, потому что мама мне с детства говорила:
– Юлчонок, не сиди на холодном!
А ведь черный мрамор никак нельзя было назвать теплым, даже несмотря на тоненькую красную подушечку, которую я успела заметить до того, как на нее опустился царственный... э-э-э... Пора заканчивать общаться с Ботинки, он определенно имеет на меня плохое влияние.
Итак, на мраморном троне с высокой спинкой сидела Катерина Виног. По правую руку от нее, в кресле того же материала недовольно куксилась наследная принцесса, их высочество Элизабетта Анна Мария Виног.
И да, я пыталась добиться от Алекса ответа на вопрос, почему у него только одно имя, тогда как у его сестры целых три. Муж загадочно отводил глаза, чем натолкнул меня на мысль о том, что он явно что-то скрывает, а потом заверил, что нашим детям я дам столько имен, сколько захочу.
Нашим детям. Ужас какой-то. Ужас не потому, что я не любила детей. Чужих – так очень, а о своих до недавнего времени думать не приходилось. Ужас потому, что при воспоминании о практическом занятии на тему "Как именно мы будем делать детей", которое мне давеча Алекс устроил, я без дрожи думать не могла. Без дрожи и без жаркого румянца.
– О детях думаешь? – прошептал мне на ушко муж, обратив внимание на мой неоригинальный цвет кожи.
– Просто тут жарко очень, – невнятно соврала я, игнорируя понимающую ухмылочку, и вернулась к изучению присутствующих на разбирательстве людей и нелюдей.
Жуткое, между прочим, занудство эти суды. А при темном дворе еще и длительно-унылое. Правда, сегодняшний процесс, в отличие от восемнадцати предыдущих, меня волновал. Сегодня разбирали вопрос Ингрид. То есть, Соньи Уно, конечно.
В тот день молодая волчица все-таки умерла. И вместе с нею умер ядовитый характер, несчастливый взгляд и все то плохое, что пришлось пережить ей когда-то. Впрочем, нет. Ядовитый характер остался, Алекс и Ботинки не раз испытали на своих нервах все прелести общения с моей подругой.
Сегодня Ингрид... нет, все-таки Сонья! Сегодня Сонья была в светло-зеленом скромном платье, волосы заплетены в две толстые косы, привычных очков на переносице нет, поэтому девочка щурится подозрительно по сторонам и старается не отходить от меня дальше, чем на несколько шагов.
Катерина Виног подняла от подлокотника правую руку и сделала знак распорядителю, тот суетливо подался вперед и, увеличив громкость своего голоса, объявил:
– Слушается дело шоны Соньи Ингеборги Унольв, рожденной в клане Лунных Волков и этому же клану принадлежащей.
Александр негромко кашлянул над моим плечом. И вот странно, он свой голос никаким образом не изменял - ни магическим, ни физическим, но его почему-то все услышали. Распорядитель растерянно умолк, а темная королева, поджав губы, раздраженным голосом произнесла:
– Кстати, о собственности...
Два абсолютно нейтральных слова – ну, три, если уж быть совсем точной – и треть зала впала в испуганный транс, еще треть поспешила спрятаться за тех, кто не двигался по причине пребывания в состоянии панического столбняка, остальные, к которым относилась и я, слабо понимали причину всеобщего ужаса.
– С-собственности? – проблеял распорядитель, явно с трудом удерживаясь от желания упасть на колени и молить о пощаде.
– Именно. Уточните еще раз, кому принадлежит шона Сонья Ингеборга Унольв.
Сонья вздрогнула всем телом, и я поспешила схватить ее за локоть, успокаивая и давая понять, что она не одна.
– Клану Лунных Волков, – вожак клана шагнул из тени колонны вперед и почтительно наклонил голову.
Второй рукой я ухватилась за локоть Алекса, потому что после стычки у Школьных ворот, во время которой меня похитил покойный ныне айвэ Лиар, моего мужа преследовало навязчивое желание намылить Гринольву шею. А лучше, эту шею сломать.
– Действительно? – Катерина мельком посмотрела на своего сына и поджала губы. – А нам казалось, что ее прислали темной короне на откуп...
Королева поскребла наманикюренными ноготками по мраморному поручню и, наклонив головку к левому плечику, спросила, приподняв брови в наигранном удивлении:
- Предыдущая
- 128/149
- Следующая
