Путь самца - Трахтенберг Роман Львович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/40
• Следующая

Стоп — почему был? И сейчас пока есть. И продолжаю воспитывать в правильном ключе человечиц, проходящих через мои руки. А именно: когда здравомыслящего мужчину спросить, что бы он хотел улучшить в женщинах, что бы хотел положительное привнести в женский образ, — то каждый первый скажет: «Хочется, чтобы женщины меньше притворялись… Ну, по крайней мере, не больше, чем мы — мужчины». Чтобы не пришлось тратить лишнее время на срывание маски, преодоление искусственных и абсолютно «левых» барьеров, которые ставят женщины.

…Но женщины все равно будут их возводить. В противном случае им придётся выступать наравне с мужчиной. Столько же работать, думать о том, на что купить квартиру, машину, дачу, и как, наконец, обеспечить старость. Но женщине хочется, чтобы все это делал мужчина.

И только стриптизерки показали мне, что кроется у бабы под маской. Они были честны. Они не заливали про то, что «с того времени как рассталась со своим парнем, полтора года назад, так ни с кем и не трахалась».

Ой, к чему эти монологи?

Думаю, женщина ходит в маске, так как часто бывает слишком безобразна без неё.

Сейчас вспомнил: с одной из танцовщиц у меня был продолжительный роман. Её звали Срака. Я назвал её так, потому что роскошная корма этого юного восемнадцатилетнего парусника жила своей отдельной жизнью. И несмотря на то, что тело её было очень стройным, на нём крепилась отличная большая грудь. Срака признавалась мне в любви (хотя это не требовалось), кричала, что спит только со мной. Мы занимались сексом и в клубе, и в подъездах, как в её, так и в моём. А однажды она просто взяла и втихаря поехала с одним моим приятелем за три сотни долларов. Причём мы с ним поспорили на такую же сумму, что она с ним не поедет. «Она же меня любит! Сама говорила», — как лох доказывал я. «Посмотрим!» — хмыкал он.

Верить на слово своим знакомым самцам я не собирался и поэтому поехал за его машиной на такси. Когда они вышли, тормознул и в окошко сообщил бывшей любовнице, что она уволена. На другой день отдал проигранные деньги. Он очень просил взять её обратно. И я бы взял, если бы буквально за пару часов до этого она не клялась мне в любви. Не люблю враньё. Я бы ещё понял, если бы она им увлеклась, чувства какие-то питала. Но ведь все намного банальней: ему надо было лишь достать бумажник, чтобы её неземная любовь ко мне улетучилась.

Самое обидное, что этот мой приятель, пригревший на груди змею, очень скоро взял и выставил из дома свою подругу, с которой жил десять лет. Она была его ровесницей. Замечательная, умная, хорошая баба, которую сменили на б…дь. Я отговаривал его, но он упёрся, как баран и сказал, что эта молодая красивая женщина родит ему молодых красивых детей.

Прошло совсем немного времени, и моя обида на Сраку почти стёрлась. Мне не хватало одной девочки, чтобы поехать на гастроли в «город-герой» Сочи, и я позвал изменчивую танцовщицу. В первую же ночь мы снова вдвоём влезли в постель, а потом, едва она с меня слезла, кинулась звонить своему парню и плакаться в трубку, как она по нему соскучилась! Как она его хочет! Как она «просто вся мокрая сидит!»

Ну да — только что слезла с мужика… вот и мокрая.

Мне было его жаль. Но не мог же я признаться тогда в том, что спал с ней. Хотя и стоило. Наверное, это гораздо быстрее помогло бы ему разобраться в том, что это за существо рядом с ним. Увы, он не сразу узнал правду о том, что там крылось под маской «Я так тебя люблю, я без тебя жить не смогу!»

А скрывалась там самая обычная б…ядь.

И если бы мы умели распознавать их сразу, как много ошибок было бы не совершено.

«У-тю-тю, это кто такой у нас тут ходит?» — Примерно такая фраза родилась у меня в голове, когда впервые увидел на одной своей работе (у меня их всегда было несколько) эту овечку. Больше в моей голове на тот момент ничего и не шелохнулось. Ниже, впрочем, тоже.

Овечка как овечка, недавняя выпускница театрального института. Ничем особым не выделялась. Может быть, просто очень молода: как говорят, молоко на губах не обсохло. Кстати, именно это обстоятельство и вызывало интерес. Забавно же — пробегая мимо, ущипнёшь её за попку, вполне этак невинно, а она уже вся дёргается в девственных конвульсиях: «Ой, ну что это вы делаете! Что вы вообще себе позволяете!» — «Ах, ну извините, мадам, не сдержался». — И с приподнятым настроением бежишь себе дальше по делам.

Другая, может, вскоре перестала бы дёргаться и поворачиваться спиной, едва меня увидев, — и, возможно, эти щипки сразу бы мне наскучили. Но эта все дёргалась, извивалась, деланно возмущалась, и в итоге получалась даже некая эротическая игра. Может, поэтому, однажды, остановившись возле этой парнокопытной, я невинно, словно предлагая мороженое, заметил: «А чего, может, потрахаемся как-нибудь?»

Как говорится, вы привлекательны, я чертовски привлекателен — А че время зря терять? Работаем вместе — почему бы не покувыркаться, как лошадки в стогу сена?

— Нет, нет! Вы что?! — взвизгнула она.

Ну нет, так нет. Хотя отказываться от своих целей я тоже не привык. А потому вскоре — «второй раз закинул он невод… и вышел невод лишь с тиной морскою».

— Нет, нет, нет. Я не такая!

Поразмыслив над этим «нет», я неожиданно пришёл к выводу, что веду себя неправильно. Зачем мне за ней охотиться, коли я сам уже давно являюсь «золотой рыбкой». Популярный, обеспеченный. Да они сами на меня должны охотиться. Я уже звезда, а овца — начинающий молодой сотрудник. И судя по должности, которую получила честным путём, — даже не очень перспективный. А ломается, как будто она Маргарет Тэтчер, а я негр-подметальщик.

— Знаешь что, — в третий раз я подошёл без поэзии и без какого-либо трепета. — Предлагаю последний шанс. Откажешь — больше к тебе клеиться не буду и хватать за грудь тоже. Не царское это дело бегать за мокрощелками.

Цыпа, неожиданно быстро оценив ситуацию, сразу перешла к делу: «А где?» «То-то!» — подумал я и, не собираясь изобретать велосипед, просто повёл её в близлежащий дешёвый «хотел».

Произошедшее там напомнило мне пионерский лагерь. Раздевшись и вытянувшись, как солдат на медкомиссии, девушка спросила: «Ну как?»

— Ну ничего-о. Хорошо, — даже несколько оторопел я.

И мы приступили. В постели она тоже напоминала пионерку восьмидесятых, которые трахались только для того, чтобы казаться взрослыми, ещё не понимая удовольствия. Я от таких глупостей давно отвык. Мне было неинтересно. Но тронуло и повеселило, когда деточка после секса ещё и спросила: «Всё? Можно одеваться?»

— Можно.

Короче, развлёкся.

Про себя я назвал эту козочку Киской. Прозвище было не столько ласковым, сколько метким. У неё пробивались усики. Надо добавить к моим достоинствам, что я ни разу не проговорился при ней и не назвал её так в глаза.

Отношения с Киской ещё около полугода оставались вялотекущими. Они не угасали, но и не развивались. Мы просто рядом работали, а когда баба под боком, почему бы не трахнуться? Ну а поскольку я нередко заманивал её обещаниями сводить в ресторан, то приходилось водить. Что и создавало подобие романа.

К сожалению, права народная мудрость, к которой мы не всегда прислушиваемся: чем дальше в лес, тем больше дров. Я неожиданно втянулся. Сексуальные отношения у нас понемногу стали налаживаться и даже нравиться мне. Собственно, ведь я немало трудился над этим вопросом. Подстраивал её под себя, и она все лучше понимала меня и уже, привыкнув, не стеснялась и сама иногда бывала инициатором эротических новшеств. Поэтому я полагал, что и она получает удовольствие. Спустя полгода все пришло к тому, что мы трахались практически каждый день. Если не встречались на нашей общей работе, то Киска приезжала ко мне в клуб. И там, закрыв свой кабинет на засов, я занимался с ней сексом. В один прекрасный день и вовсе снял ей квартиру неподалёку, чтобы встречаться было проще, и приезжал туда ежевечернее.

• Предыдущая
• 24/40
• Следующая