...Либо с мечтой о смерти - Созонова Александра Юрьевна - Страница 39

— Как для кого. Но меня затошнило. Еще большую тошноту испытал, когда для полноты картины прочел один трактат «светила», про толкование сновидений.

— Всего один? — укоризненно заметил Майер. — И уже делаете выводы?

— Мне хватило, чтобы сделать главный вывод: то, что вызывает рвотный рефлекс, и ничего кроме, не может быть истиной. Уже значительно позже узнал, каким образом, на каком статистическом материале создавал венский фантазер свои замечательные теории. И на скольких пациентах (если вам интересно — на шести, всего лишь шести! — истеричках) построил свои заключения, и последние вопросы отпали.

— Будь вы специалистом-психологом, Норди, пожалуй, я бы вступил с вами в дискуссию, но так… уж извините.

— Бросьте. На эту тему и диспутировать смешно. С полгода назад в журнальной статье встретил афоризмы вашего идола. Практически на каждое захотелось возразить. «В тот момент, когда человек начинает задумываться о смысле и ценности жизни, можно начинать считать его больным». А я бы сказал: можно начинать считать его человеком. До этого он пребывал на животной стадии. «Анатомия — это судьба!» Что вы, Зигмунд. А как же Стивен Хокинг? «Человеку свойственно превыше всего ценить и желать того, чего он достичь не может». Не обобщайте, пожалуйста. Эта максима применима далеко не ко всем, и я знаю как минимум дюжину особей, чьи заветные мечты сбылись.

— Хватит, хватит! — остановил меня профессор. — Вижу, вы обладаете ценным качеством: не прогибаетесь перед признанными авторитетами, имеете смелось выражать свое мнение. Прекрасные качества, и они очень пригодятся при нашей групповой исследовательской работе. Хочу только, возвращаясь к первоначальной теме беседы, задать вопрос: наверное, не имеет смысла предлагать вам перейти в штат обслуживающего персонала, а контракт переписать?

— Вы правы: никакого смысла.

— Что ж. — Майер внушительно нахмурился. — Тогда у меня к вам только один вопрос. Прошу отвечать предельно серьезно и столь же откровенно. Вы хотите умереть, так?

Я кивнул.

— Вы хотите уйти из этой конкретной жизни или покинуть бытие совсем? Позвольте, я расшифрую свой вопрос…

Я перебил его:

— Не стоит трудиться. Мне известно, что вы имеете в виду. Это ведь тема мозгового штурма, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь. Итак, вы ставили перед собой эту дилемму?

— Не то чтобы перед собой. Но я активно обсуждал ее и даже… — Я вовремя прикусил язык: а вдруг Юдит не полагалось распространяться об этих вещах помимо группы, и я ее заложу?

— Вижу, вы имели откровенную беседу с кем-то из пациентов. Я даже догадываюсь, с кем именно. Что ж, это избавляет меня от долгих объяснений. Итак? Вам опротивело ваше конкретное бытие или бытие вообще?

— А вы умеете убивать окончательно? — задал я встречный вопрос.

— Я отвечу вам, но только во вторую очередь. И только если вы скажете, что выбрали второй вариант.

Я помолчал с полминуты.

— Пожалуй, еще колеблюсь.

То была кристальная ложь: нисколько не колебался — мысль об окончательной аннигиляции приводила к дрожи в мозжечке. Но очень уж хотелось узнать, каким способом они это проделывают.

Профессор тоже помолчал, словно передразнивая меня.

— Я подробно объясню вам всё по окончании ваших колебаний. Пока лишь могу сказать, что методика на стадии эксперимента. Идет опробование, проверка, нарабатывание статистики. Поэтому существует большой риск. Да, не могу не предупредить откровенно: риск велик.

— Риск, что ничего не получится и продолжится суетливый круговорот белки в колесе сансары?

Майер кивнул.

— Скажите, а вас не смущает, что то, чем вы занимаетесь, находится за пределами, как бы это сказать…

— Моральных догм? Социальных установок?..

Я кивнул.

— Нет, не смущает. — Ученый снисходительно улыбнулся. — Гении, видите ли, вне догм. Точнее, гении выше догм. Помните знаменитый вопрос Гамлета «Ту бы о нот ту би?» Он ведь о самоубийстве. Совершать или не совершать? (Как тут не вспомнить мысль Камю, что этот вопрос — единственно значимый для философа.) При этом, заметьте! — ни слова об ужасных загробных муках за самый страшный — после хулы на Духа Святого — грех, согласно христианским догматам. Об аде и вечной каре не размышляют и другие герои великого драматурга, не просто болтающие, как датский принц, но вершащие этот акт: Ромео, Джульетта, Отелло и прочие. И это в то время, когда в Англии неудавшегося самоубийцу прилюдно вешали (этот варварский обычай сохранился до конца 19-го века), а тело удавшегося волокли по улицам за ноги и хоронили у перекрестка дорог. Что для Шекспира земные кары и адские муки? Гений ломает догмы, как сильный зверь выламывает прутья клетки, в которую заперт.

— Согласен с вашим ярким примером. Но есть догмы и догмы. Неужто всякие можно и нужно ломать?

— Безусловно! — уверенно воскликнул профессор. — Пожалуй, это одна из самых характерных черт гения: быть выше религиозных — как и светских, установок и догм. Тут и Гете с его Фаустом, и Булгаков с Воландом. И Ницше. И Гессе. Пожалуй, лишь Данте придерживался, в общем и целом, христианских канонов. Но ведь то был 13 век, Возрождение едва брезжило. Если же гениальность входила в противоречие с намерением быть примерным христианином — случай русского гения Гоголя — исход, как правило, был плачевен.

Я молчал, не находя убедительных доводов против. Профессор начитан и образован и за словом в карман не лезет, несмотря на внешнюю простоватость. Что есть, то есть. Впррочем, все они тут исключительно культурные и начитанные, начиная с красноречивого вербовщика Трейфула. Тоже, помнится, болтал что-то про Англию и ее жестокость к самоубийцам.

— Итак, вернувшись к нашей теме, прошу вас учесть, Норди, что этот путь — путь самых отчаянных, самых отважных. Поэтому подумайте хорошенько, всё взвесьте и сорок раз отмерьте, прежде чем вынести окончательный вердикт своей измучавшейся, но все-таки родной душе.

Он улыбнулся доброй прощальной улыбкой, и я поднялся.

— Рад нашему знакомству.

— Взаимно. Прощаюсь, но ненадолго: сдается мне, мы будем периодически встречаться и беседовать, как на группе, так и тет-а-тетно.

Мне была подана пухлая кисть для рукопожатия.

Гений выше догм? Забавно, что он с такой горячностью втолковывал мне сей постулат, словно сам принадлежал к этому племени. А не его женушка. Или гениальность Мары все-таки миф, розыгрыш для новичков?..

Гуляя в преддверье штурма, как мне предписывалось, я то и дело озирался, вытягивая шею: высматривал Юдит. После памятного чтения ее эссе мы ни разу не сталкивались, даже случайно. То ли меня тщательно избегали, то ли так получалось непреднамеренно, но отыскать ее я не мог. Оставалась одна надежда: после важного мероприятия, на котором она не может не присутствовать, вцепиться в нее мертвой хваткой и не выпустить, пока не поговорим по душам. Очень уж хотелось отговорить глупую девочку от жуткой идеи «умереть окончательно».

Но когда, наконец, назначенный день настал, меня поджидало разочарование. Юдит среди «штурмовиков» не оказалось! Вот уж нелогично: обсуждать проблему без того, кто ее задал. Впрочем, Роу и его шефу Майеру виднее.

На этот раз все сидели не на полу, а на расставленных по кругу стульях. За исключением Майера: профессор восседал в удобном плетеном кресле в центре.

Еще раз подивился его невзрачности и неухоженности, растрепанной бородке, мятых просторных штанах. Но гений ведь и не обязан быть стильным и обольстительным? Гораздо чаще бывает наоборот. Впрочем, гений не он, а его супруга, как принято здесь считать. А уж она-то в толпе не затеряется.

Помимо Юдит, отсутствовали Ниц и Кристофер. Их заменяла незнакомая дама лет сорока в строгой жакетке и длинной юбке, представленная Диной. Та самая Дина, очевидно, что имела наглость увидеть любимую жену Криса в образе аквариумной рыбки. Довольно непримечательная — если и встречал ее среди обитателей острова, то не запомнил: худая, с удлиненными и сухими чертами лица, напряженная и неулыбчивая. Типичный ученый сухарь с повышенным ай-кю и обескровленной эмоциональной сферой.