Выбери любимый жанр

Неустановленное лицо - Устинов Сергей Львович - Страница 7


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

7

Со временем наш Макиавелли, как говорится, рос над собой. А на третьем курсе произошла история с этой Никой Калининой. Ника была довольно симпатичная девчонка, хохотушка, активная, с так называемым комсомольским задором. Вечно организовывала какие-то походы, мероприятия. Такой тип не по мне, я люблю, что-нибудь поспокойней, а для Северина она была, кажется, недостаточно длинноногой. Так что двигали нами исключительно рыцарские чувства.

Совершенно случайно под большим секретом мы узнали от одной подружки Стаса, что у Ники был роман с Кошкодамовым, что она забеременела и тут все расстроилось. Оказывается, он в решительном объяснении сказал ей прямо: она не москвичка, из-под Новосибирска, и ему на ней жениться никак невозможно. Родители этого не допустят, а он, Кошкодамов, своих родителей чтит и ни за что не захочет их огорчить.

Вот тогда Стас и придумал пробраться ночью на факультет и снять с Доски почета кошкодамовскую морду. Согласен, это было мальчишество. Но какого неожиданного эффекта мы достигли! О пропаже говорил весь гуманитарный корпус... Все строили догадки, на Кошкодамова стали коситься.

Через день его физиономия опять красовалась на почетном месте. А в тот же вечер снова пропала. Конечно, в пятый раз идти не следовало. Можно было предположить, что застукают. Но нас одолел азарт. Самое обидное, когда по моему поводу собрали собрание и строгие деканатские работники вкупе с нашими комсомольцами стали допрашивать меня с пристрастием, зачем я это делал, мне и сказать было нечего. Не мог же я вываливать перед всеми чужое грязное белье!

Решение было крутое: исключить из университета за аморальное поведение – меня, разумеется, не Кошкодамова же! Вот тут и встал Северин, заявил: исключать – так обоих, вместе ведь снимали...

– Черт с ней, с адвокатурой, – бесшабашно сказал Стас, когда мы получали в канцелярии свои документы. Но я-то догадывался, чего это ему стоило...

Все это было и быльем поросло. Чего меня, действительно, на мемуары потянуло?

– Слушай, – вдруг вспомнил я по несложной ассоциации – от Кошкодамова к несбывшимся мечтам и дальше к нашему сегодняшнему милицейскому бытию: – а как же твоя пианисточка?

Северин усмехнулся.

– Я к ней Комковского послал. С заданием отдать ей один билет, чего-нибудь наврать, извиниться и выяснить все координаты. У него жена и. детишек двое. Авось не отобьет.

5

Ольга Троепольская была корреспондентом отдела писем газеты, как определил ее Северин, “для старых и малых”.

Была – поразительное слово! Например, была корреспондентом, а стала редактором. Вышла замуж, ушла на пенсию, да мало ли, что еще! Ольга Троепольская отныне просто “была”. Она вся в прошлом, и никакого будущего у нее нет. Я думал об этом, когда вместе с ее двумя притихшими подругами мы поднимались из прохладного и мрачного подвала на залитый солнцем больничный двор.

Впрочем, не совсем так. Теперь в официальных бумагах она будет именоваться “потерпевшая” – до тех пор пока мы совместными усилиями не вернем этому бывшему причастию, перескочившему в разряд существительных, его первоначальное значение: “потерпевшая от...” Попросту говоря, не найдем убийцу.

С шиком подкатил не обремененный, по-видимому, философскими размышлениями Северин. Выскочил, в меру ослепительно (сообразно обстановке) улыбнулся дамам, представился, галантно распахнул дверцу. И, только тронувшись, сказал вполне императивно:

– Если не возражаете, мы сейчас поедем к вам в гости. Там и поговорим.

– Про Оленьку? – спросила одна из дам, невысокая толстая блондинка лет двадцати восьми с маленьким красным ртом и очаровательной родинкой на переносице. Как она ни сдвигала брови, как ни морщилась, а все-таки не удержалась: хлюпнула носом, полезла в сумочку за платком. Глаза ее стали похожи на две маслинки баночного посола.

– Ну не про нас же с тобой, – грубовато, довольно низким голосом ответила ей вторая, сорокалетняя, являвшая полную противоположность первой: худая, даже, на мой вкус, чересчур, гибкая, плоская лицом, половину которого занимали очки с выпуклыми линзами. Черные прямые волосы падали ей на плечи и за спину, делая похожей на индианку. – Кончай рыдать, Лариса, успеешь еще.

Потом она довольно бесцеремонно тронула Северина за плечо и скомандовала:

– Остановитесь-ка у автомата, надо в редакцию позвонить, заказать вам пропуска.

– А так не пропустят? – поинтересовался я, показывая ей наше удостоверение.

– Нет, – усмехнулась она одними губами. – Были уже прецеденты.

Северин пожал плечами и остановился у тротуара, но он, наверное, не был бы Севериным, если бы не спросил между прочим:

– Пожарникам тоже приходится заказывать пропуска?

– Разумеется.

– А во время пожара?

Но она уже хлопнула дверцей.

Отдел писем представлял довольно сложное в геометрическом отношении помещение. Большую комнату делили пополам стеллажи, состоявшие из множества ящичков, где, видимо, хранились письма. В стеллажах имелся проход, заглянув в который, можно было увидеть следующий ряд ящичков, установленных перпендикулярно первому ряду, тоже со своим проходом. И так далее.

– Крысу сюда запускать не пробовали? – поинтересовался Северин.

– Там, в глубине, было Оленькино место, – трепетно сказала толстушка Лариса, у которой оказалась презабавная фамилия: Пырсикова. Мы прошли через лабиринт, окончившийся окном. У заставленного цветочными горшками подоконника стоял стол с пишущей машинкой, по столу были разбросаны какие-то листки, бумажки с записями, истрепанный блокнот, перекидной календарь, все еще живущий вчерашним днем, и пепельница, полная окурков.

– Господи, – выдохнула Пырсикова, – как будто только что ушла!..

На перекидном календаре было крупными печатными буквами написано: “Шура!!!” Я глазами показал на него Северину. Он кивнул, что видит, но сначала взял со стола блокнот, принялся его листать. Потом предложил:

– Может, вы пойдете в комнату побеседуете, а я пока тут, а? Осмотрюсь, вдруг чего? Не возражаете?

Мы не возражали. Особенно Пырсикова, готовая, кажется, вот-вот снова разрыдаться.

– Чаю хотите? – спросила меня индианка, которую звали вполне прозаично по-русски – Наташа Петрова. Она выложила на стол две коробки с пирожными. – Давайте есть, а то засохнет. Что ж добру пропадать... У Пьфсиковой опять глаза стали мокрые.

– Вчера... покупали... Ждали до вечера... Так и не пришла!..

Я почувствовал, что сейчас скажу какую-нибудь банальность. И сказал:

– Не надо плакать. Слезами горю не поможешь. Помогите нам лучше разобраться, что случилось.

– Спрашивайте, – решительно сказала своим низким голосом Петрова. И прикрикнула на Пырсикову: – А ты иди умойся!

– Когда вы последний раз видели Ольгу? – спросил я.

– Погодите, дайте вспомнить, – сощурилась Петрова в потолок, что-то прикидывая. – Значит, так. В пятницу она заскочила в контору всего на полчаса, ближе к вечеру...

– У вас что, так свободно с посещением? – удивился я.

– Наверное, также, как у вас, – хмыкнула она. – Станет жуликов меньше, если вы будете целый день торчать в кабинете? Журналиста ноги кормят. А в отделе постоянно должен находиться только дежурный.

– И все? Больше она не появлялась?

– Появлялась, но уже в субботу.

– В выходной?

– Да. Видите ли, суббота у нас... Как бы поточнее объяснить? Полувыходной, вот. В воскресенье-то газета выходит! Но накануне в редакции обычно бывают только те, кто имеет отношение к завтрашнему номеру. Дежурят или материал у них идет. Я как раз дежурила.

– А у нее, стало быть, шел материал?

– Нет. Ничего у нее не шло. Но она явилась часов около десяти вечера, я даже не знаю, зачем. Забежала на минуту к себе, в свой закуток, потом пошла к нам, в дежурную бригаду, мы покурили, поболтали о том о сем. Про то, как будем справлять ее день рождения, не поехать ли в воскресенье купаться в Серебряный бор и так далее.

7
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело