Запретная Магия - Уэллс Энгус - Страница 77

• Предыдущая
• 77/124
• Следующая

— Теперь мы в безопасности, — удовлетворенно произнес он. — Надеюсь, вы не будете возражать против моих предосторожностей, но мне бы не хотелось, чтобы ночью вы сбежали.

— Что ты сделал? — поинтересовался Брахт, не скрывая неприязни к колдуну.

— Несколько простых заклятий, мой друг, — сообщил Аномиус, сбрасывая грязный халат, под которым оказалась столь же грязная рубаха. — Теперь сюда никто не войдет и не выйдет. Да, и еще одно — понаблюдав за нашим юным другом в битве, я был вынужден пересмотреть свой подход к его нравственным ценностям, так что если, пока я сплю, ему вдруг взбредет в голову прикончить меня, то ты, повинуясь моим чарам, станешь меня защищать.

— От Каландрилла? — Брахт покачал головой. — Я никогда не подниму клинок на Каландрилла.

Аномиус скинул ботинки. Ноги его были еще бледнее лица — как старый папирус, слишком долго пролежавший без света. У него был отвислый живот, глядя на который Каландрилл подумал об отвратительной жабе.

— Ничего не поделаешь, придется, — заверил он. — У тебя просто нет выбора. Если Каландрилл нападет на меня, ты убьешь его.

Брахт с неприкрытой яростью посмотрел на колдуна. Каландрилл, заметив, как его рука легла на рукоятку меча, сказал:

— Мне незачем нападать на тебя, Аномиус. Мы ведь нужны друг другу.

— Вы мне нужны, чтобы отыскать колдовскую книгу, — кивнул чародей, разматывая тюрбан, — а вам без меня не пересечь Кандахар. Но на всякий случай…

— Колдовство мне не по нутру, — сердито сказал Брахт. — Но еще меньше мне нравится, когда его применяют по отношению ко мне.

— Возможно, когда я начну доверять вам, я и сниму с тебя заклятье, — пообещал Аномиус. — Но до тех пор тебе придется мириться с колдовством. Ну, а теперь позвольте пожелать вам спокойной ночи.

Он забрался меж простыней, и через несколько минут комната наполнилась его храпом. Каландрилл посмотрел на Брахта и беспомощно пожал плечами. Керниец пробормотал проклятье и бросился на кровать. Измотанный, слишком измотанный, чтобы обсуждать их положение, Каландрилл скинул одежду и с удовольствием забрался в кровать.

После неудобного ночлега в заключении и утомительной езды по плато сон не заставил себя ждать, принеся с собой, по крайней мере для Каландрилла, целую кучу сновидений. Ему снилось, что он дерется на плато, ему виделись перепуганные лица умирающих разбойников, не понимающих, от чьей руки они пали; единственное, что они знали: их проткнул невидимый меч, но в момент смерти они вдруг превращались в Сафомана, поднимающего с боевым кличем огромный меч, но уже в следующее мгновенье он превращался в блондинку, которая, угрожая ему клинком с борта корабля-преследователя, что-то кричала, но он не слышал ее слов за шумом поднимающейся волны, уносящей ее все выше и выше до тех пор, пока она не превратилась в маленькую точку на фоне неба со всполохами от горящего города, по которому брели чудовища; вот они наклоняются, чтобы сграбастать его, и даже чары Варента не спасают, и тогда он, став невидимым, бросается бежать от их сжимающихся и разжимающихся когтей, но вдруг оказывается в руках Аномиуса, который, рассмеявшись, говорит: «Я твой настоящий товарищ, тот самый, которого предсказала тебе Реба». Он вырвался из его объятий и нырнул в бушующий огонь, и теперь за ним вдогонку несутся люди, одетые в черное, в масках на лицах с прорезями для полных безжалостной ненависти глаз; легкие его разрываются, ноги подкашиваются, и вот он бежит все медленнее и медленнее и наконец уже просто топчется на месте, и преследователи вот-вот схватят его, если только он каким-нибудь чудом не доберется до огромного дуба, растущего прямо перед ним и раскачивающего ветвями под завывающим ветром, и в их треске и шуршании ему чудится речь, которой он так и не понял. Он изо всех сил тянется к дереву, зная, что там — спасенье истины, но земля вдруг разверзлась у него под ногами, и он начал падать в бездну со светящейся точкой, которая все разрастается и разрастается, как солнце…

…А может, это первые лучи рассвета, предвестники зарождающегося дня, просочившиеся сквозь ставни? Он часто дышал, постепенно вспоминая, что лежит в комнате в таверне в Кандахаре; рядом на кровати ворочался Брахт, а Аномиус все храпел, правда, теперь не так громко; он открыл глаза и скинул с ног спутанные простыни. Потерев лицо руками, он встал, подошел к окну и протянул руку к ставням.

От его крика Брахт тут же вскочил на ноги с мечом на изготовку. Он покачал головой и потер руку, все еще горящую от чар Аномиуса.

— А я и забыл, — уныло хмыкнул он.

Брахт что-то пробормотал, пряча меч в ножны, и из кружки побрызгал водой на лицо.

— Ты дотронулся до окна?

Аномиус смотрел на них с кровати, моргая и шумно зевая. Каландрилл кивнул. Колдун поднял руку, и вновь запах миндаля наполнил прохладную комнату.

— Ладно, это заклятье снято. — Аномиус сел, направив водянистый взгляд на Брахта. — Но второе остается. Помни о нем.

Брахт не обратил на него внимания. Каландрилл открыл ставни — низко над рекой нависал туман; молодой грум, почесывая затылок, медленно брел к стойлу. На другой стороне реки возвышался лесистый холм, чья макушка терялась в тумане. Он отвернулся и провел рукой по волосам, думая о том, что скоро ему придется связывать их в конский хвост, как у Брахта. Он оделся, и они вдвоем молча ждали, пока Аномиус натянет на себя грязную одежду.

Колдун недолго занимался туалетом, и скоро они уже втроем сидели в столовой, завтракая горячим хлебом и дымящимся чаем. Расплатившись с хозяином, они отправились на конюшню, оседлали отдохнувших лошадей и повели их вниз к переправе — курящийся туман начал постепенно рассеиваться под лучами восходящего солнца и свежего бриза.

Путники завели лошадей на раскачивающийся на волнах паром, где их встретил жилистый паромщик-кандиец с голой, несмотря на утреннюю прохладу, грудью. Получив от них деньги, он посоветовал им взяться за канат, чтобы побыстрее добраться до противоположного берега, и, пока Брахт и Каландрилл тянули плоскодонный паром через реку, Аномиус держал лошадей под уздцы.

Туман окончательно рассеялся, и небо стало голубым. Паромщик отправился назад. Когда он достиг середины реки, Брахт указал рукой на дорогу, спускающуюся с плато.

— Всадники! — Голос у него был встревоженный. — Два или три десятка.

— Видимо, Сафоман сообразил, что мы бежали, раньше, чем я предполагал, — сказал Аномиус.

— Эти люди скакали всю ночь. Чтоб ты провалился, колдун! Разве не говорил я тебе, что глупо оставаться здесь на ночь? — Голос у Брахта был сердитый, но Аномиус лишь ухмыльнулся, потирая мясистый нос.

— Здесь нам уже ничто не грозит. Разве не говорил я тебе, что ночи мне будет достаточно, чтобы восстановить силы?

— Им остается только добраться до парома и пересечь реку, — сказал Брахт. — Мы растеряли всю фору, и даже если бросимся сломя голову вперед, то все равно ничего не выиграем.

— Дальше этого места они не пройдут, — успокоил его колдун. — Ты что, не веришь мне?

Мысли кернийца ясно читались у него на лице. Аномиус пожал плечами и, словно разочарованный таким недоверием, покачал головой.

— Смотри, — спокойно сказал он. — Смотри и запоминай, что я могу.

• Предыдущая
• 77/124
• Следующая