Раб великого султана - Валтари Мика Тойми - Страница 63

• Предыдущая
• 63/66
• Следующая

Значительно позже я узнал, что принц Селим, который остался с отцом в саду, страдал падучей, а султан, пытаясь скрыть от меня болезнь сына и опасаясь, что лишние переживания с обезьянкой вызовут у ребенка припадок, отослал меня со старшими сыновьями.

Принц Мустафа, старший из мальчиков, был сыном кавказской пленницы, которую султан удалил из гарема, полюбив Хуррем. Молодой принц, сводный брат Джехангира, видимо, счел единственно верным решением отвести меня вместе с обезьянкой в комнату маленького брата.

А я, хоть и не знал, где нахожусь, пережил страшное потрясение, когда внезапно услышал звонкий смех и увидел женщину в дорогих одеждах, без вуали на лице, в искрящейся от множества бриллиантов золотой сетке на волосах, с маленьким принцем Джехангиром на руках. Немедленно упав перед ней на колени, я склонился до самой земли, закрывая лицо руками, и лишь сквозь пальцы посмел взглянуть на нее, не в состоянии побороть охватившего меня любопытства. Наконец-то я понял, что жить мне осталось совсем недолго, поскольку я вошел в святая святых – личные покои любимицы султана.

Тут справедливости ради я должен отметить: в первую минуту я почувствовал огромное разочарование. Дело в том, что я надеялся увидеть женщину ослепительной красоты, а она оказалась довольно рослой, полноватой, все еще молодой, но не слишком красивой: лицо у нее было круглым, а нос – отнюдь не благородной формы. Однако необыкновенно живое лицо Хуррем озаряла восхитительная улыбка, в которой и крылась тайна знаменитого очарования султанши.

Внезапно я обнаружил, что в голубых глазах Хуррем нет той радости, которая сияла на ее лице. Во взгляде женщины мелькали холодные искры, когда она смотрела на принца Мустафу.

Мустафа, низко склонившись перед ней, сообщил, что по приказу султана привел меня сюда, чтобы я лечил больную обезьянку и приготовил для нее лекарство от кашля. Мой маленький песик встал перед султаншей на задние лапки и начал так весело и забавно подпрыгивать и ластиться к ней, что даже заплаканный Джехангир тихонько засмеялся и принялся кормить его лакомствами, которые тут же принесли служанки. Мне тем временем удалось заставить мартышку выпить немножко теплого молока. Но и теперь больная Коко ни за что не хотела отпустить меня, хотя и пыталась другой ручкой схватить за ухо Раэля.

Султанша Хуррем заговорила со мной на турецком языке:

– Кто ты, и разве такое возможно, чтобы у евнуха была борода и он к тому же умел готовить лекарства для обезьян?

Мартышка, сидя у меня на шее, пыталась сорвать с моей головы тюрбан, когда я, касаясь лбом пола, отвечал султанше:

– О госпожа! Я ни на миг не посмел взглянуть на тебя. Защити меня ради моей собачки и больной обезьянки, ибо я вовсе не евнух. Нет моей вины в том, что я оказался здесь. Меня привели сюда спасать мартышку, и я не понимаю, каким чудесным образом очутился я рядом с красивейшей женщиной мира.

Смеясь, она ответила:

– Подними голову и взгляни на меня, раз ты уже попал сюда, бедняга. Ты вызвал улыбку на лице моего сына Джехангира, который полюбил твою собаку. Кислар-ага, управитель гарема, непременно вскоре получит шелковую удавку за свой недосмотр, так что не переживай – ты окажешься в хорошей компании. Принца же Мустафу следует пожурить за безрассудный поступок.

Я пребывал в глубоком отчаянии, поэтому покорно согласился:

– Если такова воля Аллаха, я безропотно приму смерть. Однако сначала позволь мне, повелительница, подарить моего песика принцу Джехангиру, если сын твой в самом деле полюбил Раэля. Потом я все же исполню приказ султана и приготовлю лекарство для умирающей обезьянки, чтобы хоть немного облегчить ее страдания. Поверь, я не совершал преступления и без злого умысла очутился здесь. А твоя красота не может вызвать у меня ни дурных мыслей, ни тем более страстных желаний, ибо разве человек столь низкого происхождения, как я, посмеет поднять на тебя глаза?

В тот самый миг у обезьянки начался острый приступ кашля, а когда я взял ее на руки, то увидел у нее на губах кровавую пену. Я осторожно отнес зверька в клетку и положил на мягкую подушечку, а мой Раэль присел рядом с Коко. Принц Джехангир выскользнул из материнских объятий и тоже устроился рядом с клеткой на своей подушке, скрестив по-турецки ноги, и грустными глазами познавшего страдания ребенка смотрел на несчастную мартышку.

Быстро прочитав первую суру Корана, я сказал:

– Принц Джехангир! Мой песик – самая умная собака в мире. Я оставляю Раэля тебе в наследство, отправляясь на встречу с Тем, Кто вправе прервать все узы дружбы и велеть замолчать голосу радости. Позаботься о Раэле и стань для него хорошим господином. И тогда Аллах непременно благословит тебя.

Я сказал так, поскольку был совершенно уверен, что скоро умру от рук безмолвных палачей, которые по приказу управителя гарема уже ждут меня у выхода. И не знаю, что случилось бы со мной, если бы принц Мустафа, вовсе не заботясь о моей грустной судьбе, вдруг не позвал брата, подпрыгивая на месте от возбуждения и любопытства:

– Вот и прекрасное развлечение! Пойдем за ним, чтобы посмотреть, как это происходит. Мой отец, султан, оставил этого человека на мое попечение. Я, разумеется, не могу спасти ему жизнь, так хоть полюбуюсь на его смерть, ибо – несмотря на то, что я старший сын султана, – до сих пор почти не видел казней. Пойдем со мной, Махмуд!

Улыбка погасла на лице султанши Хуррем, а ее глаза мгновенно превратились в голубые льдинки, словно ангел смерти вдруг пролетел по комнате. Возможно, в минуту страшной опасности ум мой стал очень обостренным и восприимчивым, ибо я внезапно понял, что у султана уже слишком много сыновей, и Мустафа, вступив на престол после смерти отца, велит безжалостно казнить своих братьев. Султанше Хуррем не понравилось, что Мустафа столь откровенно и вызывающе похваляется своим первородством, и она решила спасти меня. Поэтому она сказала:

– Мустафа! Махмуд! Позовите ко мне управителя гарема! Пусть немедленно явится сюда, иначе же будет жестоко наказан!

Мальчики, недовольные, что их лишили славного развлечения, отправились за кислар-агой, а Хуррем обратилась ко мне:

– Кто ты и чем занимаешься? Надеюсь, я не пожалею, что заступилась за бесчестного человека?

Я вкратце рассказал ей, что странствовал по многим землям, пока не принял ислама; тогда-то владыка Алжира, Хайр-эд-Дин, вместе с другими ценными дарами и прислал меня великому султану, чтобы я, как раб, верно служил ему. Тут как раз прибежал перепуганный управитель гарема и, упав на колени перед султаншей, возбужденно проговорил:

– О повелительница! Я не понимаю, как случилось, что этот жалкий человек проник сюда, но четверо безмолвных уже ждут у бронзовых ворот, чтобы набросить шелковые удавки на шею наглого раба. Все свершится в глубокой тайне, и владыке всех народов не обязательно знать об этом.

Он исподлобья кинул на меня яростный взгляд, но султанша промолвила:

– Этому рабу султан велел лечить обезьянку принца Джехангира. Тебе следует позаботиться, чтобы ему выдали любые снадобья, каких он потребует. Потом приведешь его обратно ко мне целым и невредимым. Все должно быть, как я говорю, разве что султан прикажет иначе.

Управителю гарема пришлось подчиниться, и он, не спуская с меня глаз, вместе с двумя крепкими евнухами вывел меня из сада. Все время понося и проклиная меня, этот человек неотступно следовал за мной до самой аптеки во внешнем дворе сераля, где султанский врач-еврей быстро приготовил по моему рецепту лекарство от кашля.

Присутствие кислар-аги, который лично сопровождал меня, вызвало у еврея явную зависть, и лекарь, не сдержавшись, язвительно спросил, какой университет я закончил и где получил ученую степень доктора медицины. Поскольку всем было известно, что султанские медики набирались из числа лучших врачей в мире и поэтому не очень-то жаловали соперников, опасаясь за свои доходы, я покорно объяснил, что лечу лишь больное животное, а вовсе не человека. И несмотря на то, что я изучал медицинские науки под руководством самых знаменитых мудрецов, продолжал я, мне так никогда и не удалось получить степень доктора.

• Предыдущая
• 63/66
• Следующая