Хендерсон, король дождя - Беллоу Сол - Страница 34

• Предыдущая
• 34/49
• Следующая

— И до чего же вы напуганы! — продолжал король. — Какая прелесть! Я никогда не встречал столь явно выраженного страха. Знаете, многие сильные люди обожают эту смесь страха и восхищения. По-моему, вы — из их числа. Кроме того, я обожаю вашу манеру шевелить бровями. Они великолепны! И этот синюшный цвет лица, и надутые щеки, и чересчур растянутый рот. А что было, когда вы заплакали! Дивное зрелище!

Сделав ещё несколько замечаний о моем носе, животе и форме колен, король сказал:

— Мы с Атти помогаем друг другу стать лучше. Присоединяйтесь к нашей компании.

— Правильно ли я понял, ваше величество: у вас есть какой-то план относительно меня и львицы?

— Да, и в ближайшее время вы все узнаете.

— Только давайте не будем торопиться. Не знаю, сколько ещё выдержит моё сердце.

— Что ж, пожалуй, на сегодня с Атти достаточно.

Король потянул за верёвку и при помощи допотопной лебёдки открыл дверцу, ведущую в другую, внутреннюю клетку. Атти послушно прыгнула туда, и это меня поразило. Ведь ни одно существо кошачьей породы ни за что не переступит порог иначе как по собственной воле и своим собственным манером. Впрочем, Атти не стала исключением: какое-то время она то входила, то выходила, пока король терпеливо удерживал верёвку. И наконец исчезла за дверью.

Мне снова вспомнилось пророчество Даниила, сделанное Навуходоносору: «Тебя отлучат от людей, и обитание твоё будет с полевыми зверями». От моих пальцев все ещё исходил запах льва. Время от времени я нюхал их и вспоминал то лягушек арневи, то коров, то кота, которого пытался прикончить, — не говоря уже о свиньях. Видимо, это пророчество касалось таких, как я, — не способных ужиться с людьми.

После небольшого отдыха Дахфу дал понять, что готов продолжить разговор.

— Ваше величество, вы обещали объяснить, почему мне будет полезно общаться с этой львицей.

— Я охотно пролью на это свет, но сначала позвольте рассказать вам кое-что о львах. Я поймал Атти год назад, для этого у варири существует специальная методика. Участники охоты бьют в колотушки и таким образом загоняют зверя в специальный загон — так называемый «гопо». Потом его оттесняют из широкого конца «гопо» в узкий. Там имеется западня. Поймать зверя должен я, король. Так я добыл Атти. По закону я не имею права ловить какого-либо другого льва, кроме Гмило, моего отца. То, что я привёл сюда Атти, было встречено в штыки. Особенно Бунамом.

— Они что, спятили, эти ребята? — удивился я. — Они не заслуживают такого правителя! Вы могли бы управлять гораздо бОльшим государством.

Король был польщён, однако продолжил:

— Тем не менее, кое-кто доставляет мне немало хлопот. Это в первую очередь Бунам, мой дядя Хорко и ещё несколько человек, не исключая королевы— матери и кое-кого из жён. Ибо, мистер Хендерсон, есть только один лев, присутствие которого допускается в городе, — покойный король. Остальные считаются колдунами, способными причинить немало бед. Главная причина, почему покойный король должен быть пойман своим преемником, состоит в том, что ему нельзя находиться в обществе этих негодяев. Говорят, будто ведьмы— варири сношаются со львами. Их дети объявляются прОклятыми. Мужчина, заподозривший свою жену в прелюбодейной связи со львом, имеет право требовать высшей меры наказания.

— Да что вы!

— Итак, — заключил король, — меня критикуют сразу по двум пунктам. Во— первых, я ещё не поймал Гмило, моего отца. А во-вторых, незаконно держу у себя Атти. Тем не менее, я не собираюсь от неё отказываться.

— Может, вам стоило бы отречься от престола, как герцог Виндзорский[16]?

Он издал короткий смешок.

— Очевидно, я должен вам ещё кое-что объяснить. Исстари повелось, что король держит здесь, в этом помещении, своего предшественника. Я часто навещал льва — своего дедушку. Его звали Суффо. Поэтому с малых лет я изучил повадки львов и подружился с ними. После смерти моего отца Гмило, смерти, положившей конец моим занятиям медициной, мне очень не хватало общения со львом. Скажу больше: такое общение даёт мне силу. Конечно, было бы идеально сразу поймать Гмило. Но вместо этого подвернулась Атти, и я не мог упустить такой случай. Впрочем, это не освобождает меня от обязанности поймать Гмило.

— Желаю удачи!

Он схватил меня за руку и крепко сжал.

— Я не сержусь на вас, Хендерсон-Сунго, за то, что вы считаете это навязчивой идеей. Но во имя нашего уговора — говорить правду — прошу иметь терпение и немного веры.

— О, я был бы только рад, если бы это оказалось иллюзией, сном, самовнушением, — сказал он немного погодя, по-прежнему не выпуская моей руки. — Люди с самым большим аппетитом более других склонны считать действительность иллюзией. Для них невыносимо видеть, как надежда оборачивается горем, любовь — ненавистью, жизнь — смертью. Разум имеет право на сомнения. Трудно поверить, что на столь коротком витке — длиной в человеческую жизнь — можно свершить что-то грандиозное. Что человек может додуматься до чего-нибудь великого. И тем не менее, человек, это смертное существо, — гений воображения. Короче говоря, Хендерсон, не сомневайтесь во мне — друге Итело, вашем друге!

— Хорошо, ваше королевское величество. Я вас не совсем понимаю, но обещаю не спешить с выводами. Если на то пошло, мало кто в такой степени, как я, имел дело с реальной жизнью во всех её проявлениях. И хранил ей верность. Грун ту молани.

— Воистину так. Я целиком и полностью разделяю такое отношение. Грун ту молани. Любовь к жизни. Но в какой форме? Мистер Хендерсон, вы кажетесь мне человеком с широкими взглядами и богатым воображением, но вам постоянно чего-то не хватает.

— Вот именно, — подтвердил я. — Мой внутренний голос то и дело твердит: «Я хочу, я хочу, я хочу!» Бывают периоды, когда он звучит во мне постоянно, не давая ни минуты покоя.

Он был явно поражён.

— И что, вы его слышите?

— Абсолютно явственно.

— Что же это может быть? Я ещё не сталкивался с таким феноменом. Но он говорит, чего хочет?

— Нет. Мне ни разу не удалось заставить его назвать вещи своими именами.

— Как это необычно! И, должно быть, как мучительно! Но, мне кажется, он будет упорствовать, пока вы не ответите. Голод слишком силён. Мне приходит на ум сравнение с длительным тюремным заключением. Но в чем все— таки состоит неутолённая потребность? Скажите хотя бы — он хочет жить или умереть?

— Нет, ваше величество, я так и не понял, чего он хочет. Должен признаться, время от времени я начинал сыпать угрозами покончить с собой, но это не помогало. Вероятно, ему нужно что-то другое.

— Теперь я не удивляюсь, Хендерсон, что вы смогли поднять Мумму. Вами двигало неутолённое желание.

— Вы это поняли, ваше королевское величество? Поняли, да? Вы не представляете, как я счастлив! И к чему все эти разговоры об иллюзиях? Очевидно, в нас сидит что-то очень реальное, цепкое, и мы можем не бояться никаких иллюзий.

Он подвёл черту:

— Оказывается, мистер Хендерсон, мы с вами очень хорошо понимаем друг друга.

— Спасибо, король! Наконец-то мы к чему-то пришли!

— Не спешите благодарить. Пока что мне, как и прежде, нужно ваше абсолютное доверие. И ещё. Знайте — если я покинул мир и вернулся к варири, то не затем, чтобы отрекаться.

Король сказал, что рад моему появлению из-за возможности поговорить, и это было правдой. Мы вели долгие, долгие разговоры, и я не стану притворяться, будто всегда понимал его. Могу лишь сказать, что я всеми силами воздерживался от поспешных суждений. Просто слушал и держал ухо востро, памятуя о его предупреждении, что истина может облечься в самую неожиданную форму, к которой я могу быть неподготовлен.

Попробую вкратце изложить суть его взглядов на мир. Ему была свойственна убеждённость в существовании тесной взаимосвязи между внутренним и внешним, особенно в том, что касалось людей. Он был весьма начитан и мог этак небрежно уронить: «„Психология“ Джеймса — увлекательнейшее чтение»! Его захватила идея преобразования человеческого материала путём неустанной работы — идя от оболочки к сердцевине или от сердцевины к оболочке. Плоть воздействует на сознание, сознание воздействует на плоть, та вновь воздействует на сознание, и так далее.

• Предыдущая
• 34/49
• Следующая