В пылающем небе - Белоконь Кузьма Филимонович - Страница 48

• Предыдущая
• 48/71
• Следующая

После моего доклада штурмовики, летевшие в этот район, выходили из атаки в сторону моря и скрывались от обстрела зениток за обрывистым берегом, потери уменьшились. А я каждый раз, как только представлялась возможность, взлетал, уходил от аэродрома и у самой земли крутил глубокие виражи… Постепенно этот маневр освоили многие летчики полка и не раз применяли его в последующих боях.

Раздумывая над тем, как уменьшить потери от зенитного огня, я решил обратиться за помощью к нашим зенитчикам, которые прикрывали аэродром. Спрашивал о многом, разговор затянулся до поздней ночи. Но теперь я уже знал, сколько уходит времени от обнаружения вражеского самолета до первого выстрела, как берется поправка при последующих выстрелах, какой режим полета наиболее трудный для ведения прицельного зенитного огня.

«Как же мне раньше в голову не приходило, что прицел зенитной пушки рассчитан только на определенные высоты? Теперь я буду не просто бросать самолет вверх-вниз, а маневрировать по высоте так, чтобы немецкие зенитчики не смогли вести прицельного огня», – размышлял я, возвращаясь в свою землянку. О своем ночном разговоре с зенитчиками утром доложил командиру полка.

– Значит, в самоволке был? – серьезно спросил Иван Афанасьевич, а потом улыбнулся и добавил: – За такую самоволку поощрять надо, а не наказывать.

Вскоре выдался нелетный день, майор Фомин собрал весь летный состав и представил нам капитана-артиллериста. Командир зенитного дивизиона прочитал целую лекцию о действиях зенитной артиллерии. Летчики задали много вопросов, на которые зенитчик ответил со знанием дела. Как пригодилась эта учеба в последующих вылетах!

В конце мая на небольшом участке Киевское – Молдаванское наши войска готовились к прорыву немецкой обороны. Перед штурмовой авиацией была поставлена задача наносить удары по врагу в непосредственном взаимодействии с наземными войсками. Чтобы наиболее эффективно выполнить ее, командир дивизии принял решение – вместе со всеми командирами, которым предстоит водить группы, выехать на передний край и изучить на месте предполагаемые цели. Ночью две автомашины были в пути. Мы, поеживаясь от ночной прохлады, тесно прижались друг к другу и дремали. На ухабах вздрагивали и снова погружались в крепкий предрассветный сон.

В прифронтовой полосе дороги беспорядочно пересекались и уходили в разных направлениях. При такой путанице дорог и дорожек недолго попасть и на вражескую территорию. Но пехотинцы все предусмотрели, поставив в наиболее трудных местах дозоры. Когда наш шофер начал петлять и сбился с пути, из темноты послышался окрик: «Стой!» На дорогу вышли два автоматчика, проверили документы и объяснили, как следовать дальше. С наступлением рассвета мы были уже на месте.

Брызнули первые солнечные лучи. Вдали виднелись лесистые сопки, размытые утренней синевой. Кажется, что войны и близко нет. Но сотни внимательных глаз по обе стороны фронта зорко следят друг за другом. Артиллерийские разведчики, наблюдая в стереотрубы, наносят на схемы все замеченное в своем секторе. Вчера в этом месте у противника не было ничего, а сегодня стоят копны сена. Беглый артиллерийский огонь – и уничтожено замаскированное немецкое орудие… Там, далеко внизу, поизвилистей дороге, на большой скорости несется вражеская автомашина. Выстрел – разрыв снаряда рядом, второй выстрел – от машины щепки. Ас той стороны над нашими головами просвистела мина и упала где-то невдалеке. И снова тишина…

Командир стрелкового полка непосредственно на местности показал нам построение немецкой обороны, расположение огневых точек. Мы приникли к стереотрубам. Рассматривали населенные пункты, запоминали конфигурации лесных массивов, расположение сопок, ориентиры, по которым можно с воздуха определить передний край вражеской обороны, обсуждали наиболее выгодные направления захода на цели и выхода из атаки.

После занятий нас окружили пехотинцы и артиллеристы. Слово за слово – завязался разговор. Когда узнали, что мы штурмовики, – глаза у всех потеплели. Наша работа проходит у них на виду: подожгли перед окопами немецкий танк – и пехотинцам облегчение; уничтожили вражеское орудие – и его снаряды не рвутся в окопах; проштурмовали траншеи, в которых гитлеровцы готовились к атаке, – и атака сорвана. Наземные войска всегда считали штурмовиков своими ближайшими помощниками, называя нас «воздушными танкистами». В наш адрес сыпались комплименты, мы чувствовали себя даже неловко. Война – это работа, трудная и опасная. Мы работаем в небе, они – на земле. Всем нелегко. И когда нас расхваливали те, которые сами ежедневно смотрели смерти в глаза, нам было не по себе.

Расспрашивали, у кого какой номер самолета.

– Завтра будете носиться над нашими головами, так разве не интересно знать, кто надо мной пролетает?

Летчики охотно называли номера своих боевых машин, и это как-то сблизило всех. Назвав номер, каждый из нас, конечно, затаил мысль показать пехотинцам в бою, на что способен его штурмовик и он сам, летчик. Когда я сказал, что летаю на самолете под номером тринадцать, посыпались вопросы.

– Зачем летаешь с таким номером?

– Назло немцам, – ответил я.

– А ведь правда, – поддержал меня кто-то из пехотинцев, – увидит гитлеровец в воздухе такую цифру и будет стараться держаться от нее подальше. – Сколько же вылетов сделал на этом самолете?

Я сказал, что всего на «чертовой дюжине» сделал более двадцати вылетов, и в шутку заверил, что на этом самолете думаю воевать до Берлина.

– Смотри, в Берлине проверю, – подмигнул пехотинец.

– Хорошо, – в тон ему ответил я.

Перед посадкой в машину мы распрощались со своими новыми боевыми товарищами, как с близкими и давними друзьями.

26 мая советские войска перешли в наступление. Всем полкам дивизии было приказано наносить удары по пехоте противника в траншеях, по танкам и позициям артиллерии. Сразу 60 штурмовиков в сопровождении 52 истребителей атаковали врага – такую мы теперь имели технику!

Дивизионную колонну «илов» повел штурман нашего полка Сергей Попов. На поле боя из этой огромной колонны Попов замкнул круг, и на небольшой участок фашистской обороны штурмовики обрушили всю мощь своего огня. Вот спикировала первая четверка: от самолетов к немецким траншеям протянулись огненные шлейфы – ударили «катюши», посыпались бомбы. Мгновенно вздыбилась земля! Продолжая пикировать, летчики бьют из пушек и проносятся над самыми головами гитлеровцев, а затем со страшным ревом самолеты вновь взмывают в небо. Но тут же устремляется в атаку вторая четверка! Третья!.. Десятая!.. Пятнадцатая!.. Над головами врага повис настоящий круг смерти!

При выходе из второй атаки от прямого попадания зенитного снаряда загорелся самолет Попова. Ведущий колонны вынужден был выйти из боя. На самолете заместителя ведущего отказал передатчик, и он не мог принять командование на себя. Более полусотни штурмовиков в самом разгаре боя лишились управления. Вот-вот начнется неразбериха: в воздушной карусели смешаются ведущие звенья с замыкающими, нарушится огневое взаимодействие, и тогда неминуема гибель многих экипажей от немецких истребителей.

И в этот критический момент в эфире раздалась четкая команда: «Березы», «Березы»! Я «Береза-один»! Делаем третий заход. Слушайте внимательно команды!

Кто мог подумать, что это голос младшего лейтенанта Ивана Харлана?! Он был в ведущем звене и смело взял на себя командование всеми штурмовиками. Они пошли в третью атаку, четвертую! А рядовой летчик настолько четко руководил боем, что многие экипажи и не заметили отсутствия Попова.

После выполнения задания мы горячо поздравляли Ивана.

– Ну ты, друг, – смеялись мы, – всех летчиков полка обогнал: водить начал не с пары, а сразу с дивизионной колонны!

– Та в нашему сэли вси таки, – отшутился Харлан.

В полку многие знали, что родился Харлан на Черниговщине в селе Яблуневка, даже кто-то «окрестил» его «яблунивськым парубком», на что Иван никогда не обижался.

• Предыдущая
• 48/71
• Следующая