Под нами Берлин - Ворожейкин Арсений Васильевич - Страница 70

• Предыдущая
• 70/127
• Следующая

Недалеко от меня делала на снегу группа людей из местного населения. Они сверху на белом фоне хорошо заметны. Звено «фоккеров» обрушилось на них. Двое парней, не выдержав, вскочили и, угрожающе помахав в небо руками, бросились !ежатъ в степь, Только от пуль и снарядов не убежишь. Враг, не встречая сопротивления, обнаглел. Вот-вот и его группа прикрытии снизится и разрядит на нас свои пушки и пулеметы. Безотчетно выхватываю пистолет и стреляю в пикирующие самолеты. Это уже отчаяние! Из пистолета нельзя достать самолет.

Меня бесит бессилие, беспомощность. Это не страх. Это хуже страха. Большинство летчиков научилось покорять страх и это естественное чувство самосохранения использовать как разумный прибор, определяющий меру опасности. Против же бессилия нет оружия. В такие минуты ожидание — пытка, от которой душа и тело отказываются подчиняться тебе.

Штурмовка затянулась. Самолеты противника пошли еще на заход, на третий заход. И все безнаказанно. О пет, нет! Вижу, как «фоккер» от зенитных пулеметов задымился и, круто снимаясь, пошел к земле. Высоко, выше всех, появился одиночный «як». Кто это? Наверное, Руденко. Он вплотную подкрался к «мессершмитту» и сейчас срежет его. Однако наш истребитель почему-то медлит с огнем. Страшно. Он подходит еще ближе. «Мессер» же, не замечая, летит по прямой. Ну бей же, мысленно тороплю «як», а потом сверху атакуй любого! Ты же сейчас хозяин положения.

«Як» все не стреляет. Он уже в каких-то десяти-пятнадцати метрах от вражеского истребителя. Наверное, отказало оружие. И в такой миг. Руби винтом! Тебе никто не мешает.

Но «як» круто отворачивается от, казалось бы, обреченного «мессершмитта» и бросается на пару «фоккеров». Зачем? Почему не таранил «мессер»?

У одиночного «яка» с фоккерами» завязывается карусель. На помощь противнику спешат еще несколько истребителей. «Як» уже окружен, ему тяжело. И все же он держится, не убегает. Молодец! Но почему же он не таранил?. Впрочем, летчик действует разумно. Таран мало что бы дал, а боем он привлек много истребителей на себя.

Наконец «як», то ли подбитый, то ли уже от безвыходности вывалился из клубка боя и, подставив себя под удар, взял курс на восток. С десяток вражеских истребителей кинулись за одиночным «яком».

— Что ты делаешь? — вырвался у меня невольный крик. Я понимал, что «як» уводит противника подальше от аэродрома, но уж очень опасен его маневр. Вдруг все вражеские истребители, погнавшиеся за нашим смельчаком, отхлынули на запад. За ними сразу же потянулись и остальные. Чем вызвана такая поспешность? Вероятно, заметили случайно пролетающих наших истребителей. А может на КП удалось наладить связь, нарушенную бандеровцами, и штаб полка вызвал помощь.

В небе наших нет. Даже и «як» исчез. Но почему же противник не добил его? Смотрю на часы. Время 15.35. Вон в чем дело. Более тридцати минут враг висел над нами. У него осталось горючего только-только добраться до своего аэродрома. И видимо, командир вражеской группы подал команду: домой. Значит, он был уверен, что помощь к нам вызвана не будет.

Ничего не скажешь, в сговоре с бандеровцами фашисты сработали чисто. Но почему мы в этой операции ни разу не ударили по их аэродромам? Нам нужно наступать не только на земле, но и в небе, как это было во время Корсунь-Шевченковской битвы. До сих пор в борьбе за господство в воздухе у нас преобладают оборонительные принципы первоначального периода войны.

В западной дали растворились самолеты противника. На аэродроме тишина. Она усилилась отсутствием какого-либо признака жизни. Нигде ничего не горело, ничто не рвалось, никто не двигался и не подавал голоса. Создавалось впечатление, будто ничего здесь не осталось живого.

С опаской, с чуткой настороженностью я встал и побрел со взлетно-посадочной полосы к самолетной стоянке. Фашистские летчики, бомбя и расстреливая нас, сделали пять заходов. Что осталось от полка? Я тороплюсь. Бегу к людям, к самолетам.

Мой «як» продырявлен нескольких местах.

— К завтрашнему дню будет готово, — обещает Мушкин, — если на складах найдутся запасные бензиновые баки… — На лице механика удивление: — Товарищ командир, да вы ранены?

Моя рука тянется к шее. Там мокро. На пальцах кровь. Снимаю с головы шлем. Сзади он разрезан. Осколок от бомбы царапнул кожу. Чепуха. Вынимаю малюсенькую капсулу с йодом из потайного кармана брюк. Эту капсулу я всегда ношу с собой.

Мушкин смазал ранку йодом, и я тороплюсь на КП, чтобы узнать результаты налета.

Поврежденных самолетов как мой, много, но ни одного уничтоженного. Все машины можно через два-три дня: восстановить. Видимо, Руденко сыграл свою роль. Воздушный бой над головами штурмующих, как дамоклов меч, действовал на их самочувствие. И конечно, истребители есть истребители. Они приспособлены стрелять по воздушным целям, другое дело — наши штурмовики «ильюшины». У них сила удара по земле во много раз больше, чем у истребителей.

Из полка ни убитых, ни раненых. Правда, ранен Архип Мелашенко, но это несчастье еще случилось в воздухе. А вот из гражданского населения двое убиты и трое ранены. Одного тяжелораненого юношу принесли на носилках. Он стонет зовет мать.

— А отец у тебя есть? — ITO-TO спросил его, чтобы отвлечь от крика и стонов.

— Нет. Бандеровцы куда-то увели, — и снова стон. Он плачет, и уже посиневши губы слабо шепчут: — Maма, мамочка… иди сюда.

Врач и сестра делают ему перевязку. Раненый стихает. Его укладывают в машину и увозят в госпиталь.

В госпиталь отправляют и Архипа Мелашенко. Несколько мелких осколков разрывного снаряда впились в его ногу. Архип сейчас не испытывает никакой физической боли. Он как бы находится в шоковом состоянии. Лицо по-стариковски сморщилось. Он безразличен ко всему, кроме неба, с тревогой вглядывается в него. Подымая вверх голову, поднимает и руку, как бы защищаясь от опасности. Война испепелила его нервы. Когда заживут раны на теле, заживут ли душевные травмы? Найдутся ли у него силы снова стать летчиком?

У КП командир полка, собрав офицеров БАО, распекал их, что они до сих пор не сделали никаких укрытий для самолетов. Он дал им указание: через час чтобы на взлетной полосе все воронки от бомб были заделаны. Иначе, если фрицы заправят самолеты и снова нагрянут, мы взлететь не сможем.

• Предыдущая
• 70/127
• Следующая