Псмит-журналист - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 23

• Предыдущая
• 23/39
• Следующая

сборщика. Какой сегодня день? Сколько до конца месяца? Еще неделя! Чума на нее, товарищ Виндзор! Две чумы! Эта задержка может нас погубить.

Но дни шли, а противник ничего не предпринимал. Вражеский лагерь как-то странно затаился. Собственно говоря, внезапно разгоревшаяся война с тейблхиллскими легионами отвлекла мысли Паука Рейли и его соратников от «Уютных минуток» и прочих мелочей. Так появление бешеного быка заставляет человека забыть, что он вышел половить бабочек. Псмит и Билли могли подождать: в атаку они вряд ли бросятся, а вот тейблхиллцы требовали сиюминутного внимания.

Война, как обычно между шайками, началась с прощупывания. Пока все ограничивалось мелкими схватками и стычками, но до генерального сражения дело не доходило. Обе армии пока еще примеривались.

Наступил конец недели, и Псмит с Билли под водительством высокородного Малонея отправились на улицу Приятную. Попасть туда можно было только через участок вражеской территории, но опасный переход завершился благополучно. Экспедиция достигла своей малоблагоуханной цели без потерь.

Макарошка, звали которого, как выяснилось, Джузеппе Орлони, обитал в конурке под самой крышей дома рядом с тем, который Псмит с Майком посетили, когда случайно очутились на улице Приятной. Отряд, ведомый Мопсей, поднялся по темной лестнице, но конурка оказалась пустой, а по возвращении юный макарошка уставился на посетителей с удивлением и испугом. Объяснения Мопся взял на себя. Толмачом он оказался энергичным, но преуспел не слишком. Его, видимо, преследовала навязчивая идея, что говорить по-итальянски проще простого — приколачивай «а» почаще к окончанию слова — и дело в шляпе.

— Эй, парень, — начал он. — Сборщик-а приходил-а?

Темные глаза макарошки затуманились. Он замахал руками и сказал что-то на родном языке.

— Ни фига не понял, — доложил высокородный Малоней. — Не насобачился еще. Все макарошки чокнутые. Эй, парень, давай смотри-а. — Он вышел из комнатушки и закрыл за собой дверь, затем властно забарабанил в нее снаружи, вошел, напустил на себя крайне зверский вид, протянул руку ладонью вперед и загремел: — Давай-а выкладывай-а!

Недоумение макарошки перешло в ужас.

— Напряжение, — сказал Псмит с живейшим интересом, — растет и растет. Не сдавайся, товарищ Малоней. Кто знает, быть может, вы еще прорветесь. Мнится мне, что ваш безупречный итальянский выговор пробуждает в отроке тоску по родному краю. Вперед на новый штурм, товарищ Малоней!

Высокородный Малоней брезгливо мотнул головой.

— С меня хватит. Эти даго вот где у меня сидят! Умишка не хватает влезть по лестнице, чтоб в подземку сесть. Катись, балда, — с мрачной досадой сказал он макарошке, сопроводив слова самодостаточным жестом. Явно обрадованный макарошка выскользнул за дверь подобно тени.

Мопся пожал плечами.

— Джентльмены, — отрешенно вздохнул он, — валяйте сами.

— По-моему, — сказал Псмит, — настал один из тех моментов, когда мне следует спустить с цепи мой шерлок-холмсовский метод. А именно. Если бы сборщик квартирной платы уже побывал здесь, то, мнится мне, товарищ Спагетти, или как там вы его назвали, здесь больше не появился бы. Иными словами, загляни сюда сборщик налогов и не обрети наличных, товарищ Спагетти скитался бы сейчас в холодном ночном мраке и не возникал бы под недавно родным кровом. Вы следуете за ходом моих рассуждений, товарищ Малоней?

— Верно! — сказал Билли Виндзор. — Конечно же.

— Элементарно, мой дорогой Ватсон, элементарно, — прожурчал Псмит.

— Значит, нам только и надо, что посидеть здесь и подождать?

— Всего только? — скорбно повторил Псмит. — Разве этого мало? Из всех тухлых дыр, куда меня забрасывала судьба, эта, по-моему, наитухлейшая. Зодчий этого памятника американской архитектуры, видимо, питал неизгладимое отвращение к окнам. По его мнению, для вентиляции вполне достаточно отверстия в наружной стене величиной с горошину, на чем он и остановился. Если наш достойный друг не прибудет в ближайшее же время, я обрушу крышу. Да провалиться мне! А также лопни мои глаза! Там над нами ведь крышка люка? Товарищ Виндзор, прострите руку.

Билли встал на стул и отодвинул засов. Крышка люка опустилась, покачиваясь на петлях, и открылся квадрат бархатно-синего неба.

— Черт! — воскликнул Билли. — Жить в такой духотище, когда это и не обязательно вовсе. А у них засов даже заржавел!

— Полагаю, это благоприобретенный вкус. Как к лимбургскому сыру. Воздух они предпочитают такой густой, что его можно черпать ложкой. Тут они встают на задние лапы, делают глубокий вдох и говорят: «Какая прелесть! Куда там озону!» Не закрывайте люк, товарищ Виндзор. А теперь не отказаться ли нам от услуг товарища Малонея?

— Верно, — согласился Билли. — Вали отсюда, Мопся, мальчик мой.

Мопся негодующе уставился на него.

— Валить? — переспросил он.

— Пока подметки не прохудились, — ответил Билли. — Тут не место для дитяти священника. В любую минуту тут может стать очень жарко, а ты будешь путаться под ногами.

— Не уйду! Я посмотреть хочу, — возразил высокородный Малоней.

— Нечего тебе смотреть. А ну катись! Мы тебе завтра все расскажем.

Высокородный Малоней неохотно поплелся к двери, но тут с лестницы донесся стук элегантной обуви, и в комнату энергичной походкой вступил человек в костюме табачного цвета и коричневой фетровой шляпе. В руке он держал небольшую записную книжку, и Псмиту не понадобилось тревожить свой шерлок-холмсовский метод: внешность новоприбывшего просто вопияла, что это — долгожданный сборщик квартирной платы.

Он остановился у двери, удивленно озирая компанию внутри. Был он щуплым, бледным, с выпуклыми глазами, которые, дополняя торчащие передние зубы, придавали ему заметное сходство с кроликом.

— Здрасьте, — сказал он.

— Добро пожаловать в Нью-Йорк, — ответил Псмит. Высокородный Малоней воспользовался этой диверсией, чтобы отступить в дальний угол, и, решив теперь, что вопрос об его изгнании снят с повестки дня, опустился на перевернутый ящик из-под мыла с достоинством именитого театрального критика на премьере новой пьесы. Первая сцена снискала его одобрение. Она, казалось, обещала многое. Высокородный Малоней преданно изучал драматическое искусство, приобщаясь к нему в театрах Ист-Сайда, и мало кто рукоплескал герою «Побега из Синг-Синга» или ошикивал злодея в «Нелли, красавице модистке» с большим жаром, чем он. Предпочтение он отдавал драмам с напряженным действием, а эта, на его взгляд, сулила самые захватывающие перипетии. Псмит казался ему симпатичным психом, на которого нельзя особенно положиться, но суровое выражение на лице Билли Виндзора гарантировало великие дела.

Блаженство Малонея длилось недолго. Билли Виндзор ухватил его за ворот твердой рукой, подвел к двери, вытолкал вон и захлопнул дверь.

Сборщик квартплаты следил за этими маневрами в полном недоумении. Теперь он обратился к Псмиту:

— Эй, а даго куда подевались?

— Я имею честь говорить с?… — вежливо осведомился Псмит.

— Моя фамилия Гуч. Псмит поклонился.

— Касательно указанных даго, товарищ Гуч, — сказал он, — боюсь, у вас не много шансов увидеть их сегодня, разве что вы готовы ждать до победного конца. С одним из них — сыном и наследником семьи, если не ошибаюсь, — мы только что имели чрезвычайно интересную и поучительную беседу. Переводчиком был товарищ Малоней, только что нас покинувший. Отец семейства, как мне сообщили, на краткий срок ввергнут в темницу под рвом замка — за то, что дал в глаз своему десятнику. Итог? Минус одна квартирная плата.

— Так пусть выметаются, — категорично объявил мистер Гуч.

— Это же позор, — вмешался Билли. — Выбросить мальчика на улицу! Куда ему идти?

— Его дело. Меня это не касается. Я только выполняю распоряжения.

— Чьи распоряжения, товарищ Гуч? — осведомился Псмит.

• Предыдущая
• 23/39
• Следующая