Адская война - Жиффар Пьер - Страница 24

• Предыдущая
• 24/62
• Следующая

— Да как нам спуститься? — ответил я. — Мы не можем выпустить газ.

— Нужно, во что бы то ни стало. Через две минуты будет поздно. Сейчас мы пройдем мимо судна.

— Уцепимся все трое за разрывную веревку, — предложил я. — Может быть, удастся.

Мы ухватились за веревку, налегли изо всех сил — нет, не поддается.

— Еще раз, — крикнул Марсель. — Постойте… Беритесь крепче и разом, по команде: раз! два! три!..

Наконец-то! Раздался сухой треск, материя лопнула — и секунду спустя мы были уже в воде, в каких-нибудь десяти метрах от судна. Не теряя времени, мы пустились к судну и не без труда вскарабкались на палубу в тот самый момент, когда солнце опустилось в море.

Остатки «Южного» колыхались на поверхности воды в десяти метрах от судна. Заметив на палубе канат. Вами схватил его конец, кинулся опять в море и вскарабкался на ящик с «бертлотками». Мы поспешили притянуть его обратно к судну — не без тревоги, так как я заметил акул поблизости от остатков «Южного».

Спустя несколько мгновений, гондола и оболочка, наполнившись водой, погрузились в море.

Итак около пяти часов вечера 7 октября (по нашему расчету: на самом деле, как мы узнали позднее, было уже 8 октября) аэрокар «Южный» редакции «2000 года» перестал существовать.

Из его экипажа оставались в живых только три человека — на полуразрушенном судне, игрушке ветра и морских течений. Зловещее впечатление произвела на меня эта немая развалина — точно гроб, потерявший своего обитателя. Как бы то ни было, не одни же брошенные суда плавают по океану; почему бы нам не встретить и судна с экипажем, который подаст нам помощь…

Мы осмотрели палубу, потом — насколько могли — внутреннюю часть. В каюте капитана мы нашли запас одежды и с удовольствием переменили наше промокшее платье. Нашлись и сигары, и спички, и съестные припасы — впрочем, в нашем ящике был запас бертлоток, которого хватило бы на месяц для десяти человек. Однако, к нашему сожалению, на судне не оказалось корабельного журнала, который дал бы нам указания относительно нашего местонахождения. Как видно, покидая судно, капитан взял документы с собой.

Мы решили обрезать паруса, так как по их милости судно то и дело меняло галс и скорее болталось туда и сюда, во все стороны, чем плыло в определенном направлении. Кроме того, в случае перемены погоды они грозили нам бедой. Марсель и Вами выполнили эту операцию с изумительной быстротой и ловкостью; я, не привыкший карабкаться по снастям, ограничился одобрениями и поощрениями.

Ветер крепчал, волнение усиливалось. Вода, болтавшаяся в трюме, зловеще ворчала, море с воем набрасывалось на нашу посудину снаружи, ветер гудел в снастях, которые жалобно визжали и скрипели; судно прыгало, металось, вертелось — прескверная была ночь! Мы решили чередоваться: один спал, двое держали вахту. До четырех часов утра я стоял на вахте сначала с Марселем, потом с Вами — но тщетно мы всматривались в ночную мглу — никаких признаков судна, ни единого огонька не мелькнуло на горизонте…

В четыре часа я ушел спать в капитанскую каюту. Но я и не пытался уснуть. Растянувшись на капитанской койке, в темноте, я с тоской вслушивался в адскую музыку бури, как вдруг, сквозь вой ветра, скрип снастей, рев моря, различил отчаянные крики моих товарищей. Обливаясь холодным потом, я сорвался с койки, выбрался ощупью из каюты, и кое-как добрался до них.

— Кричите, кричите, громче! — гаркнул мне Марсель, — Эй! Эй! Эй!

Не понимая в чем дело, я тем не менее присоединил свой голос к их дуэту и заорал неистово: О-го-го!

Но в то же мгновение последовал страшный толчок, мелькнул ослепительный свет, напомнивший мне печальной памяти «Сириус», и наша развалина была разрезана надвое колоссальным крейсером, шедшим без огней, по уставу военного времени.

Я увидел огромный вал, хлынувший в нашу скорлупу, почувствовал как подо мной разъезжаются балки и доски, и очутился в воде; потом вынырнул на мгновение, опять погрузился в воду, тщетно пытаясь выплыть, и потерял сознание…

Очнувшись, я увидел себя на матрасе между Вами и Марселем. Платье на мне было сухое. Кое-как собравшись с мыслями, я сообразил, что мы взяты на крейсер — но чей, какой нации? Двое часовых стояли недалеко от нас. Когда один из них повернулся к нам лицом, я узнал форму американских моряков и прочел на ленте шапки надпись: «Миннесота».

Стало быть, мы попали в руки неприятеля, мы в плену! Это лучше, чем попасть в желудок акулы, но все же прискорбно.

Я взглянул на товарищей. Лицо Вами поразило меня. Он скалил зубы, гримасничал, морщил лоб, хихикал, глаза его, раньше такие осмысленные и живые, приняли вдруг идиотской выражение.

— Бедный Вами, — подумал я, — помешался, не выдержал!

Я взглянул на Марселя.

— Господи, и он тоже! — подумал я с ужасом. Глаза его бессмысленно уставились куда-то в пространство; он, видимо, не узнавал меня.

Но вдруг, когда оба часовых отвернулись от нас, он бросил на меня быстрый взгляд и шепнул, чуть шевеля губами:

— Притворитесь сумасшедшим.

Ага! Это мысль! Сумасшедших не берут в плен. Особенно строгого присмотра за нами не будет и, может быть, нам удастся удрать. Я слегка кивнул головой и попытался состроить соответствующую физиономию. Не знаю, насколько это удалось вообще, но, кажется, бессмысленный смех выходил у меня недурно. Собственно, у меня его вызывала комическая сторона нашего предприятия, но для незнающего в чем дело, он должен был показаться совершенно идиотским.

Кроме того, я дрожал всем телом, но это уже без всякого притворства — в нашем помещении оказался сильнейший сквозняк, а одежда на нас была легкая. Я чихнул раз десять подряд, что вызвало припадок дикого ужаса у Вами и неистового веселья у Марселя; положительно, они обладали редким талантом симуляции!

Очевидно, наши спасители или победители — не знаю, как правильнее выразиться — заметили наше состояние, так как вместе с группой офицеров к нам подошел корабельный доктор. Видя, что мы дрожим от холода, он велел дать нам куртки и шапки. Считая, что и сумасшедший должен быть благодарным, я радостно принял даяние и выразил свою признательность ласковым: ray! ray! ray! Марсель не последовал моему примеру; он молча переводил бессмысленный взгляд с доктора на платье. Вами пришел в бешенство и, схватив куртку и шляпу, швырнул их в лицо доктору. Когда он успокоился, старший офицер обратился к нему.

— Ваше имя?

— Татами, — пробормотал японец.

— Какой вы нации?

— Татами.

— Куда вы плыли?

— Татами.

— Вы понимаете меня?

— Татами.

— Я велю выбросить вас в море.

— Татами.

— Или расстрелять…

— Татами.

Офицер махнул рукой и обратился к Марселю:

— А вы? — спросил он. — Кто вы такой? Откуда? Куда вы плыли на норвежском судне? Вы норвежец? Итальянец? Француз? Турок?

Ответы Марселя были еще лаконичнее, чем Вами. Он только улыбался и кивал головой на всякий вопрос.

Наконец, дошла очередь и до меня. Я не знал, чтобы придумать в отличие от своих товарищей. Но раздумывать было некогда и я выкинул первое дурачество, которое пришло мне в голову: запел во всю глотку «Янки Дудль», приплясывая и отбивая рукою такт.

Офицер снова махнул рукой и обратился к доктору:

— Кажется, от этих несчастных ничего не добьешься?

— Insanes[6] — сказал доктор, пожав плечами.

После этого нас оставили в покое под надзором часового.

На другой день «Миннесота» бросила якорь в Чарльстонной бухте.

• Предыдущая
• 24/62
• Следующая