Адская война - Жиффар Пьер - Страница 25

• Предыдущая
• 25/62
• Следующая

Сенсация в Чарльстоне. Нас узнают. В сумасшедшем доме. Последствия военных ужасов. Легионы помешанных. На положении военнопленных. Бегство. Загрызенный часовой. Зарезанный сторож. Автомобиль-лодка. Экспедиция Пижона и мисс Ады. «На Кракатау».

Не без удивления заметили мы, что наше прибытие в Чарльстон вызвало положительную сенсацию. Военные всех родов оружия, статские и дамы теснились на пристани, газетные репортеры взбирались на крейсер, заглядывали в сопровождении офицеров, к нам в каюту, пытались разговаривать с нами, щелкали фотографии… Мы слышали обрывки разговоров. «У японца буйное помешательство» (Вами, выдерживая свою роль, почти на каждое обращение отвечал приветствием в виде сапога или одеяла, запущенного в физиономию спрашивавшего), «Да и французы не в своем уме», «Который же сотрудник „2000-го“? и т. д. Стало быть, нас узнали, догадались, кто мы такие. Действительно, современные средства сообщения сделали свое дело. Мы заметили в руках квартирмейстера, которому было поручено наблюдать за нами, только что отпечатанный номер газеты, из которого он с важностью прочел вслух двум своим товарищам следующую заметку:

В тот же день нас отправили под конвоем, в «War Insanes Asylum», «Убежище военных сумасшедших», учреждение, еще новое для меня. Оно состояло из группы наскоро построенных бараков, разбросанных в обширном парке и обнесенных крепкой, высокой решеткой. На крыше главного здания развевался флаг «Красного Креста».

За воротами нас встретил заведующий с группой сиделок и служителей. Тут же бродили группами и по одиночке помешанные из категории тихих. Нас отвели в павильон, где мы должны были помещаться с пятнадцатью другими помешанными.

При виде этих несчастных у меня пропала охота симулировать безумие. Во-первых, бежать отсюда, пожалуй, еще труднее, чем из плена — не в тюрьме же нас будут держать, а только под надзором; во-вторых, в такой компании, чего доброго, и впрямь потеряешь рассудок. Впрочем, некоторое время я еще продолжал играть роль, бессмысленно улыбаясь в ответ на вопросы сиделок; но когда пришел доктор, я решил сбросить маску — тем более, что мне казалось трудным обмануть его. Это был человек, с добродушным лицом и проницательными глазами; мне показалось, что он с первого взгляда угадал во мне симулянта. Он не задавал никаких вопросов, а сказал со спокойной улыбкой: «Вы, верно, еще не знаете последних новостей, я вам расскажу…» Прием остроумный; мог ли я устоять против такого соблазна и не показать, что понимаю его слова! Но я и не пытался; напротив, выслушав сообщение о нескольких крупных и мелких делах на суше, на море и в воздухе, я сам предложил вопрос:

— А чем кончилось сражение в Лондоне?

— Полным поражением немцев. Когда вы схватились с «Черепахой», эскадра аэрокаров оправилась от смущения и помогла сухопутным войскам уничтожить колонну, наступавшую с моря. Затем войска сосредоточились против Риджент-Парка и одержали верх после отчаянной защиты. Тысяч двадцать немцев сдались в плен, остальные убиты Чудовищная мина, введенная через тоннель вырытый быстро сверлящими машинами в какие-нибудь три часа, одна уничтожила шесть тысяч человек… Половина пленных потеряли рассудок, да и в английских войсках и в лондонском населении огромный процент помешанных. Теперь и в Англии, как у нас, строят убежища…

— Убежища?

— Ну да, для потерявших рассудок вследствие ужасов войны… Число помешанных растет в ужасающей прогрессии! Оттого и вашему помешательству так легко поверили, Хотя и вы, и особенно ваши товарищи, плохие симулянты, — прибавил он, смеясь.

— Что вы, доктор! А я-то гордился нашими способностями…

— Чересчур стараетесь — особенно ваш японец. Ни один психиатр не поддается на такой обман… Стало быть, бы не настаиваете на своем помешательстве?

— Нет, что уж тут… Так число помешательств растет? — Да. Сражение с неслышным и невидимым противником, сражение с ничто, которое сыплет откуда-то бомбы, гранаты, шрапнель, с врагом-невидимкой, который опустошает ряды, разносит смерть, взрывает, расстреливает, отравляет ядовитыми газами тысячи жертв — и которого нет налицо — все это оказывается чересчур сильным для человеческой природы. Вы стреляете куда-то в пространство и нам кажется — впустую, зря, без смысла — а вас бьют тоже откуда-то из пространства, но так метко, что целые полки в несколько мгновений превращаются в гору трупов… А вдобавок к этому, воздушные суда с их разрывными снарядами! Нельзя сказать, чтобы в войсках обнаруживалась трусость, паника, страх — напротив, развивается какое-то бешенство, равнодушие к смерти, слепое презрение к опасности, но… нервы не выдерживают такого напряжения и каждое сражение теперь дает двадцать и больше процентов помешанных… У вас в Европе то же, но сумасшедших стараются скрывать под рубрикой без вести пропавших. У нас это обнаружилось в особенности со времени сражения на Блэк Ривер. Сто тысяч мирных японцев, проживавших в Калифорнии, в какие-нибудь десять дней организовались в отлично вооруженную армию, подкрепленную отрядом аэрокаров с Гавайских островов. А у нас ведь, вы знаете, вся территориальная армия — восемьдесят тысяч человек. Тем не менее, наше военное министерство в несколько дней собрало и вооружило стотысячную армию… Но опыт и превосходство оружия дали верх японцам. Мы потерпели страшное поражение, потеряв 30 000 убитыми и ранеными, 10 000 без вести пропавшими и 20 000 сошедшими с ума. Но вы нездоровы — прибавил он неожиданно, — попробуйте лечь и уснуть, а там посмотрим…

Действительно, я чувствовал себя скверно и последовал его совету. Затем — лишь смутно припоминаю, что было в последующие дни. Организм не выдержал напряжения и в течении двух недель я почти все время оставался в бреду.

Когда кризис миновал и я начал оправляться от болезни, то застал себя еще в убежище. Со мной был Марсель, которого доктор согласился оставить в убежище до моего выздоровления. Вами был передан военным властям, как явный симулянт.

В ожидании той же участи мы гуляли по парку, наблюдая печальнокомические сцены сумасшедшего дома. Сиделки и сторожа сообщали нам новости. Один дюжий молодец-надзиратель заметил с чисто американской деловитостью:

— Я вас знаю, джентльмены, читал о ваших похождениях. Они-таки заинтересовали нашу публику. После войны вы можете зашибить хорошую деньгу лекциями о том, как вы расправились с этой «Черной Черепахой».

Через несколько дней, когда я совсем оправился, доктор подошел к нам с какой-то бумагой.

— Военные власти требуют вас в качестве военнопленных, если я нахожу вас излечившимися… Что им ответить?

Я поблагодарил его за гуманное отношение и любезность и сказал, что мы ничего не имеем против перечисления из умалишенных в военнопленные. В тот же вечер нас отправили под конвоем взвода солдат-негров к коменданту Чарльстонской крепости. После допроса нам разрешено было поселиться в городе под надзором часового, который должен был денно и нощно дежурить у нашего дома — за наш счет — и полиции. Я настаивал на том, что мы частные лица, а не воюющая сторона, так как «Южный» был частным аэрокаром газеты «2000 год», а Джим Кеог также частное лицо, воевавшее за свой страх и риск; поэтому, утверждал я, нас должны отпустить на все четыре стороны… Напротив, комендант обнаруживал наклонность продержать нас в каземате крепости. Тем бы, вероятно, и кончилось, если бы не заступничество доктора, пользовавшегося большим влиянием.

• Предыдущая
• 25/62
• Следующая