Лунный парк - Эллис Брет Истон - Страница 51
- Предыдущая
- 51/80
- Следующая
Ощущая нехватку храбрости, я аккумулировал все внутренние ресурсы, чтобы зайти в приемную и встать к стойке любезной и жизнерадостной секретарши, сидящей у компьютера, и попросить ее найти имя и контактную информацию одного студента, чтоб я мог с ним связаться, поскольку, печально признал я, мне придется отменить встречу. Но, даже пребывая в полной растерянности, я понял, как только выдавил из себя имя (если нет человека, откуда возьмется имя?) «Клейтон», что больше у меня ничего нет. Фамилию свою он не назвал.
Однако колледж был маленький, и я решил, что Клейтон – имя достаточно редкое и вычислить его не составит особого труда. Секретарше показалось странным, что я не знал фамилии своего студента, и я небрежно повертел рукой, когда она отметила это упущение; жест призван был объяснить мою рассеянность, мою занятость и нетривиальную жизнь знаменитого писателя, на которого нельзя положиться. Что-то заставило нас обоих искусственно рассмеяться, и это расслабило меня, но совсем ненадолго. Казалось, она привыкла к подобным ситуациям – среди местных преподавателей наверняка попадалось немало безумных растяп, не способных запомнить имена своих студентов. Я задумался о том, что вступаю в ту пору жизни, когда помощи приходится просить у людей, которые вдвое тебя моложе. Секретарша же повернулась к компьютеру и положила руки на клавиатуру.
– Тогда мы сделаем поиск по имени. («Я ваш большой поклонник, мистер Эллис»)
Я произнес имя по буквам, исправив ее (она почему-то думала, что оно начинается не с «си», а с «кей», впрочем, кто сказал, что это не так?), она впечатала его в строку поиска, нажала «ввод» и откинулась на спинку кресла.
Судя по ее лицу, можно было подумать, будто экран совершенно пустой.
Я уже хотел перегнуться и посмотреть самостоятельно, но тут она нажала еще клавишу-другую.
Когда она несколько раз вздохнула, я понял, что ситуация усложняется. (Не стоило тебе приезжать в округ Мидленд. Надо было остаться в Нью-Йорке. Навсегда.)
– Ни одного Клейтона я не нашла, – сказала она, наморщив лоб. («Я здесь учусь»)
– Он сказал, что учится на первом курсе, – бестолково добавил я. – Может, проверите еще раз?
– Понимаете, мистер Эллис, даже если б вы знали фамилию, справочник студентов ничего бы не выдал, потому что Клейтон не значится нигде.
– Это чрезвычайно важно.
– Я понимаю, но Клейтон нигде не значится, – повторила она.
– Проверьте еще раз, пожалуйста.
Секретарша криво ухмыльнулась, но у нее это получилось как-то мило и сочувственно.
– Мистер Эллис… – (И как это меня бесило, что желанные молодые женщины теперь звали меня мистером.) – Справочник студентов – вы в курсе, что это такое? – подтвердил, что среди студентов этого колледжа ни одного Клейтона, будь то его имя, фамилия или отчество, не числится.
Этот факт, как и тон, которым она все это произнесла, поверг меня в немой шок: входя в приемную, я уже должен был знать, что найти Клейтона – затея маловероятная. Поиск по базе данных кое-что прояснил, но теперь опять придется начинать все сначала. Я медленно отошел от конторки, а секретарша продолжала внимательно изучать меня, как будто черты мои рассеивались, переходя в другой мир. Поскольку я тратил ее время, не давая никаких объяснений, она напряглась и насмешливо так сказала:
– Мистер Эллис, с вами все в порядке?
Но забота ее была совершенным притворством, хотя она искренне старалась изобразить спонтанность.
Я не мог позволить новому препятствию деморализовать меня. Нужно было усвоить эту информацию и как-то ее применить. Теперь я знал – наверняка – кое-что про парня, зовущего себя Клейтоном, который был у меня в кабинете, и на переднем сиденье машины Эйми Лайт, и в моем собственном доме. Теперь я знаю, что он мне соврал, а что еще хуже – и от этой мысли заранее пробирала дрожь – он еще не до конца осуществил свой замысел. У меня кружилась голова, мышцы болели от недосыпания, я ничего не ел, кроме смазанного сыром крекера в библиотеке Бакли прошлым вечером, и, выйдя из приемного отделения, я уставился на площадь – плоский центр кампуса. Утро было теплое, воздух стоял неподвижно, но вот легкий ветерок подхватил ржавые листья, ковром покрывавшие поле, и очистил зелень газона. Для методичного и рационального обдумывания вопросов было слишком много, и все – чересчур абсурдные. Сегодня вторник – это единственный верный факт. Стоять на крыльце приемного отделения – с потерянным видом пялиться на одинокого тощего пса с банданой на шее, разнюхивающего что-то возле «Балагана», – больше было нельзя. Я направился к студенческой парковке в надежде обнаружить если не кремовый «450SL», то хотя бы «БМВ» Эйми Лайт. Это был единственный план, способный вывести меня из ступора. Солнце отсвечивало от белого купола факультета искусств. И вдруг небеса стали темнеть. Бабье лето улетучилось моментально.
Студенческая парковка располагалась за Амбаром, и, когда я проходил под черной аркой ворот из железного дерева, мне сделалось дурно от внезапно нахлынувшей волны панического страха, но это быстро прошло. Я пришел в себя и начал проглядывать ряды бессистемно припаркованных машин, и жуткое беспокойство снова охватило меня, когда я почувствовал морской бриз, зная, что это запах Тихого океана, до которого тысячи миль, и облака понеслись вспять, а над немощеной пыльной стоянкой высоко закружили вороны. Температура, казалось, падает на градус в секунду, и, глядя на пару сотен припаркованных машин, я вдруг понял, что выдыхаю пар. Рядах в трех передо мной, кажется, мелькнуло что-то белое, и я пошел туда, спотыкаясь и хрустя гравием.
Когда я проходил мимо студента, натирающего «вольво» – ровно в этот момент, – кто-то включил ветродуй.
Порыв ледяного пронизывающего ветра обжег кампус.
Лежащие повсюду кипы опавших листьев взорвались, а затем вдруг с бешеной скоростью завертелись воронками. Я с трудом передвигал ноги, и куртка на спине билась, как бешеная птица. Встречный ветер врезался ножом.
Проклятые вороны кружили уже прямо надо мной, и пронзительные их крики заглушал рев ветра, хлеставшего флаг на звучно гудевшем флагштоке. На секунду притихло, но потом новый жуткий порыв буквально выпихнул меня с парковки, и когда я увидел, как напуганные студенты, гримасничая, бегут в ближайшие здания, то пригнул голову и, пошатываясь, двинул против ветра, ища укрытия в местном кафе, и, встав под навесом, схватился за деревянный столб, но потом сдался, и меня отшвырнуло к стенке. Ветер набросился с такой силой, что опрокинул стоявший рядом со мной торговый автомат. Прищурившись, я поднял голову и увидел, как стрелки на башенных часах качаются, словно маятники. Ветер прямо-таки рычал, и это было слышно довольно отчетливо. (Я зажмурился, обхватил себя руками и спросил себя, минуя сознание: что это за ветер? И так же бессознательно откуда-то выплыл ответ: это крик мертвеца.) И когда я решил прекратить поиски машин и удалиться в Амбар, в безопасность расположенного там кабинета, в ту же секунду ветер стих и на кампусе зазвенела тишина.
В голове лихорадочно бились мысли: (Ветер заставил тебя уйти с парковки) (Потому что он не хотел, чтобы ты нашел машину) (Ты научишься жить без любимых людей) (Отец так и не смог) (Но ветер стих: пора бы и выпить) Дрожа всем телом, взбирался я по скрипучей лестнице, привыкая к теплой пустоте Амбара. Я отпер свой кабинет и, наступив на кипу рассказов, которые подсовывали мне под дверь, тут же вспомнил, что последний раз был здесь на Хэллоуин: в тот день Клейтон представился мне; и я подошел к столу и плюхнулся в кресло у окна, выходящего на главное здание, и чуть не заплакал, потому что в тот же день Эйми Лайт прикинулась, будто с ним не знакома. За окном тучи, занявшие было воздушное пространство округа Мидленд, рассеивались, и становилось так ясно, что я видел всю площадь и даже долину за пределами кампуса. На выгоне, возле брезентового тента, паслись кони, и меж огромных дубов и кленов, из которых состоял уводящий к городу лес, маневрировал желтый трактор, и тут я увидел отца, над головой его кружили вороны, с белым лицом он стоял на краю лужайки за площадью, и взгляд его был устремлен на меня, он протягивал вперед руку, и я знал, что, если коснусь этой руки, она будет так же холодна, как моя, и он шевелил губами, и мне было слышно, как он повторяет имя, настойчиво слетающее с его уст. Робби. Робби. Робби.
- Предыдущая
- 51/80
- Следующая
