Матрица смерти - Эйклифф Джонатан - Страница 38

• Предыдущая
• 38/46
• Следующая

Мы прошли мимо замка в Лаун-маркет, затем свернули на Бэнк-стрит. Генриетта остановилась.

– Эндрю, вы не возражаете, если я заскочу к своему адвокату? Его контора недалеко отсюда. Мне надо было раньше об этом вспомнить, раз уж мы пошли этой дорогой. Он просил меня подписать несколько документов. Я, правда, собиралась посетить его на следующей неделе, но раз уж я здесь, то надо воспользоваться случаем.

Это была старая семейная фирма, размещавшаяся над магазином одежды на Кокберн-стрит. Адвокат, занимавшийся делами Генриетты. Некто мистер Мерчинсон. Он уже заканчивал разговор с клиентом. Не могли бы мы подождать несколько минут?

В приемную нам принесли кофе. Мы сидели, разглядывая рыбок, плававших в длинном аквариуме среди кораллов. Фиолетовая рыбка за стеклом взирала на мир, который не могла понять, на другую реальность, от которой, сама того не зная, полностью зависела.

Мой отец держал тропических рыбок. На холодном северном острове ему было приятно смотреть на создания, попавшие к нам из теплых вод Тихого океана и Карибского моря. Подростком я помогал ему ухаживать за аквариумом, учился менять воду, поддерживать химический баланс, ну и, разумеется, кормить рыбок.

– Самая незначительная перемена может убить их, – сказал я. – Слишком много соли, слишком мало соли, слишком много нитритов, небольшой подъем температуры, падение температуры на несколько градусов...

– Совсем, как у нас, – заметила Генриетта.

– Есть немного. Это то, чему старался обучить меня Милн: малейшее отклонение от ритуала может привести к непредсказуемым результатам. Не в том месте употребленное слово, неправильно выполненный жест, не то время – все это может иметь нежелательные последствия. Нельзя пускать дело на самотек.

Мандариновый гоби медленно насыщался, прильнув к куску белого коралла. Он не обращал внимания на ограниченность пространства, в котором ему приходилось существовать. Взметнулся на поверхность, нырнул и исчез за камнем.

В дверях приемной появился человек. Протянул руки к Генриетте:

– Генриетта, как приятно видеть вас. Так скоро я вас не ожидал. Как поживаете?

Ему около сорока, консервативно и аккуратно одет, залысины. Большой опыт в обращении с вдовами и вдовцами. Аквариумные рыбки отразились в круглых очках в золотой оправе. Еще одна реальность. Я задумался, видят ли рыбки собственное отражение, задумываются ли о существовании еще одного мира, в котором они будут плавать после смерти.

– Спасибо, хорошо, – ответила Генриетта. – Сначала было тяжело, но потом я привыкла. Вы были правы, что посоветовали вернуться на работу.

– Я подумал, у вас еще полсеместра.

– Да. Я решила, в конце концов, остаться в Эдинбурге. Так как я проходила мимо, то решила заскочить и подписать документы. Ох, извините. Я вас не познакомила. Это мой друг, доктор Маклауд. Он бывший коллега Яна.

Мерчинсон протянул руку:

– Рад вас видеть. Я не задержу миссис Гиллеспи надолго. Всего лишь небольшая формальность.

Он жестом пригласил Генриетту в кабинет, последовал было за ней, но вдруг повернулся ко мне.

– Маклауд? – переспросил он. – Не Эндрю ли Маклауд, случайно?

– Совершенно верно.

– Это просто удача. Я как раз пытался вас разыскать. Недавно я направил вам письмо в Новый колледж, но оно, должно быть, к вам не попало.

– В Новый колледж не надо было посылать, – ответил я. – Я работал в университете.

– О, прошу прощения. Должно быть, я что-то не так понял. Генриетта сказала, что вы коллега Яна.

– Да, но мы с ним работали в разных учебных заведениях. У него я просто проводил семинары, вот и все.

– Ну что ж, отлично, что вы зашли. Прошу вас чуть задержаться. У меня кое-что есть для вас.

Они с Генриеттой скрылись за дверью, а я, в недоумении, остался ждать. Через пару минут он вернулся, держа в руке маленький конверт.

– Ян дал это мне перед смертью, – сказал он. – Я получил инструкцию вручить его вам, как только вы вернетесь из Алжира.

– Марокко, – поправил я. – Я был в Марокко.

– Ну да, конечно. Я, как вы понимаете, не мог встретиться там с вами. Будьте добры, распишитесь в получении.

Я поставил подпись в том месте, что он указал, и он протянул мне конверт.

– А Ян говорил вам, что в конверте? – спросил я.

Он покачал головой:

– Он лишь сказал, что передать его вам совершенно необходимо. Он настаивал на этом. Казалось, это его очень тревожило.

– Думаю, я догадываюсь, что там. А Генриетта скоро освободится?

– Минут через десять. Я хочу ей кое-что объяснить.

Он вышел, а я сел, сжимая конверт. Я решил подождать, пока не вернется Генриетта. Мне не хотелось одному читать письмо Яна.

Кафе «Акант», рядом с вокзалом, специализируется на легких завтраках. Нам обоим требовался крепкий кофе и место, где можно было спокойно посидеть и прочитать послание Яна. Внутри конверта было длинное, написанное от руки письмо. Судя по всему, Ян писал его в несколько приемов. Почерк его совершенно отчетливо демонстрировал стадии развития болезни. В самом конце он был почти неразборчив. Я читал медленно, затем, без комментариев, передал письмо Генриетте. Добавить мне было нечего.

"Милый Эндрю,– так начиналось письмо, – жаль, что нам в последний раз не удалось поговорить подольше. Теперь я знаю немного больше о том давлении, которое ты испытывал в последнее время, и я прошу прощения за мою неуклюжую попытку наставить тебя на путь истинный. Отнеси это на счет неопытности и сочувствия к тебе. Знаю, мне следовало проявить больше такта, но ты мой друг, и я хотел помочь тебе. Думаю, тут еще сказывается и моя профессия. Все же мне следовало бы быть более осмотрительным и деликатным. Еще раз прошу прощения.

Все же я должен сказать: сейчас я уверен больше, чем когда бы то ни было, что я был прав, стараясь предостеречь тебя в отношении Дункана Милна. Возможно, сейчас ты и сам сейчас понял, что он хочет тебе зла. Если это не так, можешь тут же порвать письмо.

Я говорил тебе, что до меня доходила плохая молва о Милне, что он пользуется дурной репутацией; однако тогда мне не было известно, до какой степени это соответствует действительности. То, что я услышал вначале, подтолкнуло меня на дальнейшие поиски. Было это нелегко. Даже в церкви о нем говорили очень мало, а потом и вовсе замолкали. Тем сильнее мне захотелось выяснить, что же скрывается за этой завесой секретности.

За несколько дней до нашего последнего свидания у меня случилось несколько выходных дней. И пришел я к тебе тогда для того, чтобы рассказать, что стало мне известно и что я намеревался предпринять. Но когда появился Милн, я не мог остаться. Я намеревался связаться с тобой позже и наверняка сделал бы это, если бы не болезнь. Ты, возможно, слышал от меня об Ангусе Броди; члене Генеральной ассамблеи, хорошем моем друге. Иногда к нему обращаются за помощью люди, которых беспокоят, скажем, злые духи. Ангус не называет то, что он делает, «изгнанием духов», так как наша церковь не признает этого. Однако бывают случаи сплошь и рядом, когда требуется нечто большее, чем простые молитвы.

Я упомянул ему о Милне, и он рассказал мне более или менее то оке самое, что я уже слышал от других людей. Но тогда он добавил, что в более серьезных случаях ему помогает друг, католический священник. Как ты понимаешь, ему не хотелось бы, чтобы об этом стало широко известно, особенно его коллегам-пуританам из Ассамблеи. И все же он был так любезен, что сообщил мне имя священника, и я договорился с ним о встрече".

Здесь письмо прервалось, а когда последовало продолжение, почерк сильно изменился. Чернила тоже были другие.

"Последние несколько дней я был сильно болен. Головные боли с каждым днем становятся все сильнее, мне кажется, что голова моя вот-вот лопнет. Не знаю, как долго я смогу терпеть их. Врачи ничего не находят. Это меня не удивляет. Я очень хорошо знаю, кто виновен в моей болезни. Никакие исследования не смогут выявить причину.

• Предыдущая
• 38/46
• Следующая