Застава - Крупеникова Ирина - Страница 33
- Предыдущая
- 33/152
- Следующая
Мальчишка отважился выскочить на шоссе. Подвернувшаяся возле «Волга» резко вильнула и помчалась дальше. Дед разразился непередаваемой бранью.
Тур плюнул и вдавил газ. «Шестёрка» взревела, круто развернулась, промчалась по встречной полосе и подрезала блистательную иномарку. Комментарии на тему манёвра, безусловно, прозвучали, но доктора Полозова менее всего волновало сейчас мнение других водителей о своей персоне. Пятьсот метров до мальчишки он преодолел за считанные секунды и резко затормозил.
– Дяденька! – пацан, белый как полотно, просунулся над полуопущенным стеклом. – Дяденька, помогите! Там у нас… мы…
Всеволод Полозов вышел из салона, встал перед перепуганным ребёнком, и горячие руки в тонких кожаных перчатках сами собой опустились на тощие плечи.
– Что случилось?
То ли от этого прикосновения, то ли под воздействием мягкого голоса мальчик успокоился настолько, что смог кое-как обрисовать происшествие.
– Мы думали, он игрушечный. В кустах валялся, чёрный такой. Димка курок нажал, а он выстрелил. В Генку!
– Показывай, где.
Паренёк, на вид ему было лет одиннадцать, с готовностью закивал. Доктор Полозов достал из машины свой «дипломат».
– Дед, идём. Мне понадобится твоя помощь.
Возражения он выслушивать не стал и быстро развернул блазеня за мальчишкой.
Всеволод Полозов никогда не загадывал заранее, что и в каком объёме ему предстоит предпринимать для спасения пациента. Про невозмутимость хирурга в больнице слагали легенды. Он хладнокровно входил в операционные, молча принимал отчёт врача приёмного покоя, осматривал больного и лишь потом составлял план предстоящих действий, причём бригада узнавала о его намерениях лишь в ходе операции. Со стороны многие расценивали эту манеру как полное безразличие к коллегам и к родственникам больного. И никому не ведомо было то, истинное, что творилось в душе человека, волею коварной судьбы знавшего в лицо саму смерть. Впрочем, Всеволод Полозов не подпускал воспоминания слишком близко.
То же происходило и здесь, на полянке, покрытой белым пухом одуванчиков, где порхали безмятежные бабочки и вздрагивало окровавленное детское тело.
– Дед, посмотри, как там второй мальчишка, – вполголоса велел Тур и наклонился над хрипящим ребёнком.
Коронное спокойствие хирурга едва не спасовало перед развернувшейся картиной. Мальчик лет девяти с проникающим ранением груди распластался в траве. Бурлящие вздохи выплёскивали на подбородок кровавую слюну, посиневшие губы отчаянно хватали воздух, а в открытых невидящих глазах отражалась небесная высь. Если бы старший приятель не догадался прижать рану скомканной рубашкой, мальчик умер бы от потери крови до того, как подоспела помощь.
Всеволод Полозов медленно стянул перчатки и опустил ладони на худенькую грудь. Этот приём он использовал крайне редко, не считая тех случаев, когда ему доводилось выхаживать братьев. На Ворона подобная терапия действовала беспроигрышно, на Лиса – как правило, беспроигрышно, но другие пациенты либо не получали никакой пользы, либо эта польза сводилась к частичному улучшению кровообращения и чуть более ускоренной регенерации тканей в послеоперационный период. И вдруг в его руках вспыхнул жар. Точно такой же, как если бы он прикоснулся к близнецу. Призрак живительного огня проникал в тело из земли, из неба и травы, из сотен крошечных жизней, гудящих и звенящих вокруг. Проникал и, обернувшись через открытое сердце, превращался в целительное пламя.
Тур встрепенулся и, усилием отбросив наваждение, взглянул на раненного мальчика так, как свойственно было хирургу Полозову. Чудесный пассаж своё дело сделал: кровотечение остановилось, и губы ребёнка заметно порозовели. Однако до выздоровления было ещё очень далеко. «Дипломат» – современная версия медицинского саквояжа – содержал все необходимые инструменты для оказания первой помощи. Однако Всеволоду Полозову сложившаяся ситуация внушала серьёзные опасения. Он прикинул, сколько времени потребуется «скорой», чтобы доставить пострадавшего в больницу, проанализировал вариант доставки мальчика к хирургам на своей машине, и, наконец, остановился на третьем. Не выгодном для себя, зато наиболее безопасном для раненого.
– Дяденька, вы врач? – подал голос паренёк, позвавший на помощь.
Всё время, пока Тур занимался с пострадавшим, он стоял немым столбиком поодаль, не решаясь произнести ни звука.
– Да. Не бойся, будет жить твой друг.
Сказав это, хирург понял, что поставил точку в своём решении.
Сотовый Ворона долго не отвечал.
– Где его носит? – проговорил Тур и собрался снять вызов.
Но Дед появился возле и шепнул: бежит, бежит уже.
– Во… – Тур осёкся, вспомнив про присутствие посторонних. – Срочно готовь операционную… Нет, дома объясню. Пациент – мальчик девяти-десяти лет, проникающее ранение груди, большая кровопотеря. Рассчитай наркоз и подготовь установку для анализа крови. И ещё, брат, – Тур подмял губой ус: то был единственный признак его волнения. – Найди мне всё по детской грудной хирургии. Лучше наглядные пособия. Буду через 10 минут.
Ворон медленно опустил руку, стиснувшую мобильный телефон.
– Не было печали, черти накачали!
В кабинет ворвался Лис.
– Тур звонил? Где он?
– Он подстреленного сюда везёт. Но это ещё не всё, – Ворон упёрся кулаками в бока и оглядел компьютеры так, будто искал виновника среди двух выключенных мониторов. – Раненый – ребёнок!
– И… что теперь?
– Будем считать, анатомия детишек не слишком отличается от взрослых, – бросил Ворон и шагнул к стойке с компакт-дисками. – Вот что. Лис, помогай. Это электронные библиотеки, – Ворон показал на шкаф. – А это – компьютер. Выбери всё по указанной проблеме.
– Я? На твоём компе?
– У меня в операционной дел по горло. Действуй.
Лису польстило и то, что Ворон доверил ему своё рабочее место – святая святых, и то, что Тур, выскочив из машины, первым делом поинтересовался о его самочувствии. Однако остаток дня юноша провёл в обществе Деда, Кикиморы и чёрной овчарки: в операционную его не пустили. Впрочем, он не слишком огорчился. Вид крови и открытых ран вызывал у него массу неприятных ощущений.
Галатее опять понадобилось на улицу. Привыкшая к дикой вольной жизни, собака медленно осваивала правила домашнего общежития. Лис выпустил её во двор, а сам присел на крыльце. Погода стояла великолепная. Рыжее солнце сияло над макушками сосен, а истосковавшаяся по теплу и свету земля упрямо тянула к себе поредевшие предвечерние лучи. Но бледный ломоть стареющей луны уже занял своё место в лазурном небосводе, терпеливо дожидаясь неминуемых сумерек.
Ароматы хвои, влажной коры и цветущей сирени наполняли парк. Лис с удовольствием втянул носом любимые запахи, встал и собрался подозвать собаку, но тут в нос пробился слабый запах жасмина. Юноша замер. Июльский дух в конце мая развеял умиротворённое настроение в один миг.
Он быстро посмотрел по сторонам. Принюхался. Жасмин благоухал где-то за воротами. Под коленями надсадно заныло.
– Дед. Ки, – позвал он.
Призрачные домочадцы не объявились, зато страх уверенно заявил о себе, прокатившись по спине колючим ознобом. Вслед за ним пришёл стыд. Пуганая ворона и куста боится – эта роль Лиса не устраивала. Он передёрнул плечами, разгоняя мурашки, и двинулся к забору. Утром он сотворил в парке обряд защиты дома от заложных, но теперь манипуляции с еловыми ветками и осиновыми палками показались несусветной глупостью. Тем более Дед, шныряя туда-сюда, сам того не желая, поставил Лису «незачёт» по практической части спецкурса «языческие ритуалы».
– Кто здесь? – спросил юноша в пустоту.
Жасмин хлынул в ноздри с утроенной силой, и за решёткой ворот Лис разглядел нечто, похожее на блёклое облачко пыльцы.
– Кто ты? – Лис сделал ещё одну попытку установить контакт, поскольку почувствовал, что ароматный пришелец не замышляет ничего худого.
В сознании возникли неразборчивые образы, похожие на слова. Парень подался вперёд…
- Предыдущая
- 33/152
- Следующая
