Ночная Жизнь - Эллис Джек - Страница 28
- Предыдущая
- 28/76
- Следующая
Джек посмотрел на нее:
– Сегодня ничем не хуже, чем завтра или вчера, или любой другой день. Если, конечно, у тебя нет других планов.
Ронни отрицательно покачала головой Джек обвел глазами комнату.
– Итак, все согласны?
Никто не проронил ни слова, Джек кивнул:
– Встречаемся у меня на квартире в пять утра. Я понимаю, что это будет долгая и трудная ночь, но, возможно, ее одной будет достаточно.
Снова все промолчали.
– Ну, – сказал Джек, – давайте разделимся на пары.
12
Ричард Карниш с некоторой тревогой следил за приближением ночи. Небо на востоке потемнело, стало лиловым. Появились звезды, похожие на блестки на траурном наряде вдовы. В течение дня чувство, что о нем кому-то известно, усилилось. Оно достигло абсолютной уверенности, и вместе с этой уверенностью пришел страх. Он ошибался насчет Саймона. Его страха и неуверенности оказалось недостаточно. В этом человеке было нечто, чего Карниш не заметил сначала, чему не придал значения – возможно, это было чувство долга, которое заставило парня попытаться выяснить, что же все-таки произошло в ту ночь в переулке. И что же тебе удалось узнать, Простак Саймон?
Карниш знал, что не оставил на месте происшествия никаких улик. Но отсутствие улик, в сочетании с обеспокоенностью, само по себе способно зародить подозрения. Однако осмелится ли Саймон рассказать другим о том, что увидел? Что именно он расскажет, и поверят ли люди его рассказу? И вообще, насколько серьезны могут быть последствия этого? В газетах за последние два дня ничего настораживающего не появлялось. Если Саймои и сделал попытку поставить в известность общественность, у него ни черта не вышло. Не было сообщений о необъяснимых исчезновениях, не было историй о вампирах. И все же Карниш никак не мог отделаться от этих ощущений. Про него знают. Он чувствовал это, как некоторые чувствуют, когда на них смотрят.
Когда каменный забор, огораживающий особняк Карниша, утонул во тьме, он позвонил в гараж и приказал Эдварду приготовить машину. Эдвард, желая угодить хозяину и боясь потерять место, сказал, что машина готова всегда, в любое время. Карниш покинул свои апартаменты и по парадной лестнице спустился в холл. Дом был разделен на две части. Карниш обитал во внутренней части дома, а слуги и гости в основном оставались в наружной. Иногда мисс Коломбо допускалась во внутренние покои хозяина, но это бывало редко.
Эдвард ждал его у дверей.
– Добрый вечер, мистер Карниш, – нервно улыбаясь, сказал он.
– Добрый вечер, Эдвард. Как настроение?
– Спасибо, мистер Карниш, отличное.
– Рад слышать.
Они вышли из дома и направились к машине. Эдвард открыл заднюю дверцу, и Карниш забрался в салон. Они подъехали к воротам, и Эдвард открыл их с помощью пульта дистанционного управления. Выехав, он подождал, пока ворота закроются, и поехал дальше. Эдвард прекрасно вел машину. Страх увольнения, внедренный в его сознание Карнишем, был еще довольно силен. Эдвард выглядел издерганным и усталым. И Карниш подумал, что он, наверное, плохо спал в выходные.
Он постучал в стекло, отделяющее салон от кабины водителя. Стекло опустилось, и Эдвард слегка повернул голову:
– Мистер Карниш?
– Просто я хотел, чтобы вы знали, что я доволен вашей работой, Эдвард, – сказал Карниш.
– Спасибо, сэр.
– Продолжайте в том же духе.
Чувство облегчения, заполнившее автомобиль, было почти осязаемым. Напряжение, в котором находился Эдвард, улетучилось моментально. Стекло поднялось, а Карниш закрыл глаза и откинулся на сиденье. Он даст Эдварду немного отдохнуть, а затем снова заставит нервничать. Но уже по другому поводу. До центра они доехали быстро и без происшествий. Эдвард остановил машину у входа в «Мидлэнд Билдинг» на Четвертой улице.
– Не знаю точно, сколько буду отсутствовать, – сказал Карниш. – Приблизительно часа два.
Эдвард промолчал. Карниш чувствовал лишь легкое любопытство с его стороны по поводу столь поздних встреч с финансистами и юристами. Никаких подозрений насчет истинных занятий хозяина у Эдварда не возникало. Карниш вошел в «Мидлэнд Билдинг», на лифте поднялся до «Скайвэй», прошел пару кварталов по роскошным переходам и тоннелям, затем снова спустился вниз и вышел в районе Шестой Южной улицы. И людей, и машин было немного. Некоторое время он стоял в темноте у входа, давая городу просочиться в него. Чувство присутствия людей было похоже на уютный запах старой комнаты. Ему было хорошо знакомо это чувство. Иногда, среди окружавших его мыслей и эмоций, он чувствовал тревогу своих потенциальных жертв. Люди знали – инстинктивно, на подсознательном уровне, – что среди них водятся хищники и что хищники эти выходят на охоту. Это смутное знание практически никогда не покидало их подсознания и не выбиралось на уровень осознанного опасения. Оно было таким же неотъемлемым свойством человеческих существ, как стремление охотиться на них было неотъемлемой частью Карниша. Его отношения с городом и его обитателями были вполне естественными.
Но теперь все изменилось.
Он чувствовал Саймона. Чувствовал, что Саймон подозревает о его истинной сущности.
Подсознательное опасение перешло на сознательный уровень.
Плохо.
Теперь Карниш не мог быть вполне уверен в последовательности дальнейших событий. Возможно, Саймон упрятал свои догадки глубоко внутрь себя и не позволяет им вырваться наружу. Тогда его страхи и подозрения со временем притупятся, и он постепенно придет к мысли, что ему просто-напросто привиделось все, что произошло в переулке той ночью. Со временем он вообще об этом забудет, и отношения Карниша с городом станут такими, как раньше.
С другой стороны, возможно, что Саймон слишком глубоко осознал значение того, что видел той ночью, и не станет лгать себе. В таком случае они с Карнишем непременно должны будут встретиться. И эта встреча будет совсем не похожа на те встречи с людьми, которые были у Карниша за последние пятьдесят лет. Это будет встреча охотника и добычи, и тот, и другой будут прекрасно осознавать истинную сущность друг друга.
Такая перспектива всерьез встревожила Карниша. Всю жизнь он старался быть незаметным. Немыслимо было представить, что кому-то станет известно о нем.
И все же…
Он посмотрел на небо и улыбнулся. Было что-то захватывающее в том, что про него узнали, в том, что покров неизвестности был сорван с него. Карниш почувствовал себя… живым. Вот именно – живым. Охота обрела остроту, которой слишком давно была лишена. Быть может, в том, что о нем теперь стало известно, есть и положительная сторона. Трудно сказать с уверенностью, но скоро, очень скоро он это выяснит. Карниш послал в ночь темную устрашающую мысль: Охотник приближается. Берегитесь. Прячьтесь. И тут же почувствовал, как согни тысяч живых душ сжались в комок, сами не понимая почему, ощутив лишь внезапный прилив страха, невесть откуда пришедшего, осознав на мгновение, что снаружи, в ночи, бродят существа, о которых лучше и не думать.
Вероника Шимански вздрогнула и плотнее запахнулась в пальто. Ночь была не очень холодной, просто она внезапно и без видимых причин почувствовала приступ страха. Бобби положил ей руку на плечо:
– Ты чего?
– Да ничего, – ответила она. – Просто… Наверное, это рассказ Саймона на меня так подействовал.
– Странная история, правда?
– Да уж.
Они шли на север по авеню Ла-Саль, которая заканчивалась на пересечении с Восьмой улицей. Затем, по Восьмой, они должны были пройти до Хеннепин, вернуться назад до Двенадцатой и там начать патрулировать вверх и вниз по всем улицам в этом квадрате. Кроме того, они должны были проверять переулки, но пока им удавалось обходиться без этого. Хорошо, что у них выдалась свободная ночь, хорошо, что у нее нет работы и не надо утром вскакивать и бежать куда-то, но самое замечательное – это то, что она оказалась такой идиоткой, что добровольно влезла в это дерьмо.
- Предыдущая
- 28/76
- Следующая
