Меч над пропастью - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 75
- Предыдущая
- 75/88
- Следующая
«И правда, – подумал Ивар, – поделиться очень хочется. Был бы тут дед, было бы с кем потолковать и, как заметил Мозг, обменяться мнениями». Но дед далеко, и когда они встретятся, ведают лишь Владыки Пустоты… Он знал, что никому не расскажет про даскина и их разговор – во всяком случае, ни одной живой душе.
Вздохнув, Тревельян промолвил:
– Ты хитрец и любопытник. Но должен заметить, что человеческую природу ты постиг.
– Это комплимент?
– Да, если тебе угодно. Скажи, что ты видел, оставшись в первом подземелье?
– Вас, эмиссар, в течение двухсот двадцати с половиной секунд. Затем в портале возникла Спящая Вода, и вы исчезли из зоны наблюдения. Где же вы были?
– Оставался во втором подземелье, но не один. Мне явилось существо… не знаю, откуда, из каких заатмосферных высей… Словом, это был даскин. Может быть, какая-то иная форма, связанная с их цивилизацией, но безусловно разумная – гонец, посредник… И он преподнес мне дар: сделал что-то, и теперь я могу управлять порталами.
– О! Потрясающе! Невероятно! – с энтузиазмом воскликнул трафор. – Как жаль, что я не смог зафиксировать это событие! На кого же он был похож?
– Только не на себя самого. Он выглядел как серв, копирующий облик лоона эо. Он сказал, что сущности даскинов – или, возможно, одна-единственная сущность – таятся среди биороботов, как листья в лесу или камни на морском побережье. Очень подходящее укрытие… Сервы летают во все концы Галактики, что позволяет наблюдать и…
– …вмешиваться?
– Нет, только наблюдать и, в очень редких случаях, что-то подсказывать. Такую тактику прогрессорства они избрали, когда активные воздействия зашли в тупик. Вероятно, у них имеется что-то подобное этике, и в конце концов они решили, что силовые методы неприемлемы.
– Но мы ими пользуемся, эмиссар.
– И будем пользоваться, пока не придумаем что-то иное. Они на нас надеются… – Тревельян почесал в затылке и добавил: – Надеются, что мы окажемся умнее. Мы – их наследники.
– Люди?
– Не только. Они считают наследниками всех – дроми, людей, хапторов, фаата… может быть, даже сильмарри, лльяно, метаморфов и другие странные народы. Нам предстоит сделать то, что им не удалось: сложить из кусочков мозаики цельную картину.
– Это важные сведения, эмиссар, – сказал Мозг, поразмыслив.
– Важные. Вот и держи их при себе.
– Таково ваше пожелание?
– Не пожелание, приказ, – строго промолвил Тревельян. – В книге Йездана сказано: самые гибельные дары – те, о которых даритель не подозревает… Так что не будем торопиться, друг мой.
Замолчав, он подумал, что надо бы проверить свой новообретенный дар. Так или, иначе, но опыт в подземелье был первым и единственным, а повторяемость опытов – основа науки. Пусть то, что Первый Регистратор сделал с ним, не требовало новых доказательств, но обрести уверенность в своих талантах было бы неплохо. Особенно для чародея, посланца богов.
Тревельян представил степь у плоскогорья, то место, где он повстречался с Дхотом, и врата раскрылись перед ним. Зрелище не слишком впечатляющее: он находился почти на том же меридиане, и за вратами был такой же мрак, как в южной пустыне. Но на востоке, над страной туфан, Ракшас уже взошел, так что попытка дотянуться до Саенси оказалась вполне успешной. Солнце брызнуло Ивару в глаза, он прищурился и несколько секунд рассматривал город, где у подножия стен и в гавани суетились толпы народа. Затем наведался в Нимму, Фартаг, Негерту и другие поселения; там повсюду возводились башни, укреплялись стены, ковались клинки и наконечники пик, маршировали кьоллы-наемники и ополченцы. Вскоре он научился передвигать врата мысленным усилием, менять их форму и размер и открывать то ближе, на расстоянии протянутой руки, то дальше. Из любопытства Ивар заглянул в восточную область Великой Пустыни, на экватор, где ветры кружили серую пыль над раскаленными камнями. Самое гиблое место на планете… на сотни километров – ни источника воды, ни признака каких-либо растений, ни змей, ни ящериц, ни крыс… В небе – яростный Ракшас, у горизонта – всплывающий диск Асура, два гневных божественных зрачка, испепеливших все живое…
Он мог бы отправить шас-га в это царство смерти, или в жерло вулкана, или на вершины гор, где нечем дышать, где холод убивает жизнь. Он мог отправить их куда угодно, хоть в центр Галактики, хоть на Юпитер, хоть на планету Селла, где хищные растения пьют кровь и пожирают плоть.
Куда угодно… Мысль обожгла, точно стальной клинок. И этот клинок был в его руках… «Нет, неверно, – подумал Ивар, – то, что держишь в руках, можно потерять, можно уронить, можно выбросить, а этот меч впечатали в мое сознание. Меч, протянутый над пропастью времени…»
Над краем земли заиграли первые сполохи рассвета. Спустившись с песчаного холма, Тревельян подъехал к оазису и, лавируя среди телег, костров и спящих воинов, направился к шатру Брата Двух Солнц.
Вождь насыщался, рвал крепкими зубами полупрожаренное мясо, красные струйки текли по его подбородку и щекам. Телохранитель Ка-Турх, почтительно согнувшись, подносил повелителю лучшие куски, выбирая их из котла. У центральной подпорки, державшей шатер, замерли двое Мечущих Камни: пасти разинуты, губы в слюне, на свирепых лицах – нетерпеливое ожидание. Котел был велик, и объедки доставались стражам.
Трубач вытер щеки прядью волос и жестом приказал убрать еду.
– Ты пришел, Айла. На рассвете. Хурр!
Ивар ткнулся носом в землю.
– Кровь вождю! Я пришел на рассвете, по твоему желанию, Великий. Ночью я говорил с богами, и они…
Подняв голову, Тревельян бросил взгляд на стражей и старшего телохранителя. Божественные откровения их, кажется, не занимали, они принюхивались к содержимому котла.
Брат Двух Солнц ковырял в зубах когтистым пальцем.
– Что сказали боги, Айла?
– Их повеления не для ушей воинов. Сказанное ими услышит только великий вождь.
– Это верно. – Серый Трубач рыгнул, потянулся к бурдюку с водой, сделал несколько глотков. – Иди, Ка-Турх, и пусть твои воины тоже уйдут. Идите, но оставайтесь поблизости. Айла назовет имена. С названных им вы сдерете кожу. С любого, кем бы он ни был.
– Мой лоб у твоих подошв, – пробормотал Ка-Турх и сделал знак воинам. Те живо подхватили котел и убрались из шатра. Старший телохранитель двинулся вслед за ними.
Поднявшись, Тревельян задернул тяжелый полог из шкур горных кенгуру. В шатре стало сумрачно, свет сочился только в отверстие у вершины центрального столба. На лицо владыки кочевников легли тени, и его сероватая кожа приобрела цвет пепла, смоченного водой. Волосы падали на мощные плечи Трубача, струились по обнаженной груди и спине, похожей на выпуклый щит. Он сидел вполоборота к Тревельяну и казался спокойным, но это было спокойствие хищника, готового к прыжку.
– Ты говорил с Каммой? – произнес Трубач.
– Нет, повелитель, с самим Баахой.
– Разве не было сказано тобой, что светлый бог спит по ночам?
– Было. Но ради тебя он пробудился. Ты его потомок, Брат Двух Солнц… Мог ли он спать, когда тебе грозит опасность?
Кулаки вождя сжались, мышцы напряглись.
– Бааха назвал имена?
– Он благоволит тебе, и потому… – начал Тревельян.
– Имена! – Пальцы вождя стиснули его плечо.
– Зачем они, Великий? Бааха говорит: убьешь тех, кто замышляет зло, появятся новые. И потому он указал место, где зло не коснется тебя. Ты будешь жить там и править той землей, и все живое будет покорно твоей воле и твоему зову.
– От берегов туфан до берегов ядугар лежат многие земли, – недовольно произнес Трубач. – Я хочу править всеми, а не одной из них.
– Но это очень богатая земля, великий вождь, лучше всех других. Посмотри, что даровал тебе Бааха!
В сумраке шатра вспыхнуло овальное оконце, налилось светом, раздвинулось, заслонив стену между боковыми шестами. Там, на островах Исаевых, уже наступил белый полдень; там сияли под лучами солнц рощи деревьев сеннши и мфа, золотились высокие травы, журчал ручей, даже целая речка, огибавшая поляну, мелькали среди стволов юркие маленькие грызуны. Можно было представить, что этот изобильный край простирается так далеко на запад и восток, на юг и север, что не объехать его на быстром скакуне за многие, многие дни, и всюду – чистые сладкие воды, луга с сочными травами, деревья невиданной высоты и масса животных. Иллюзия, фантом… Самый большой остров был километра четыре в поперечнике, самый малый – километр. Впрочем, для одного человека достаточно.
- Предыдущая
- 75/88
- Следующая
