Волки Лозарга - Бенцони Жюльетта - Страница 19
- Предыдущая
- 19/69
- Следующая
– Госпожа де Дино пожелала сама приехать увидеться с вами, – начала было Фелисия, но гостья, не обращая внимания на реверансы Гортензии, уже усадила ее на канапе и сама села рядом.
– О боже, да она плачет! – воскликнула она красивым низким голосом, в котором уже вовсе не чувствовался немецкий акцент. – Но, милая моя, кто же плачет оттого, что его пригласили ко двору? Надо только стараться слишком явно не зевать. Там нет ничего страшного, наоборот, двор – скучнейшее место в мире. И короли вовсе не страшны, если только их не бояться…
– Ваши слова – золото, ваша светлость, – сказала Фелисия, – ведь королевские дворы для вас так привычны…
И в самом деле, урожденная принцесса Курляндская, выданная замуж по политическим мотивам царем Александром Первым за племянника и наследника Талейрана Эдмона Перигорского, Доротея де Дино (титул герцогини ей был пожалован Неаполитанским королевским домом после Венского конгресса) состояла во фрейлинах при императрице Марии-Луизе, но особенно активно она помогала Талейрану, к которому, несмотря на разницу лет, питала самые нежные чувства. Во дворце Кауниц, сделавшемся французским посольством, она принимала всех европейских знаменитостей, поскольку и сама, вне всякого сомнения, являлась самой европейской женщиной в мире.
Все это Гортензия уже знала от Фелисии. Ей было известно также, что особняк на улице Сен-Флорентен, который госпожа де Дино делила со своим дядей, был местом встреч сторонников герцога Орлеанского и что, несмотря на дядин титул главного камергера, отношение двора к герцогине было не из лучших. Дофина ее недолюбливала, король демонстрировал полное безразличие. Встречам с ней радовалась только одна герцогиня Беррийская, но мнение этой живой, энергичной женщины никого не интересовало.
– Мое положение, – начала Гортензия, – таково, что лучше оставаться в тени. Должно быть, графиня Морозини рассказывала вам, госпожа герцогиня, что больше всего мне хотелось бы держаться подальше от Тюильри.
– Ну это, дорогая моя, совершенно невозможно, – категорически заявила госпожа де Дино. – Поймите, что даже в случае болезни вы обязаны подчиняться королевскому приказу – слово «приглашение», конечно, эвфемизм. Вот если бы вы были при смерти или у вас были бы переломаны обе ноги, только тогда вам разрешили бы не являться во дворец. А так нужно подчиниться. Это необходимо еще и для обеспечения безопасности всех нас. Явившись ко двору, вы покажете себя верноподданной Его Величества.
– Но зачем они хотят меня видеть? Почему бы не оставить меня в покое?
Герцогиня рассмеялась.
– Ваше неуважительное «они» с головой выдает бунтовщицу. Да полно, милая, успокойтесь, – мягко увещевала она, поглаживая пальцы Гортензии своей рукой, затянутой в перчатку. – Все не так ужасно. К тому же я буду там…
– Правда? А я думала, вас…
– Меня при дворе не любят? Это верно. Но верно также и то, что готовятся к встрече Неаполитанского короля, моего прямого сюзерена по линии герцогства Дино. Не пригласить меня никак нельзя, хоть удовольствия мой приход никому не доставит.
– Я так и думала, собираясь к вам, госпожа герцогиня, – вмешалась Фелисия. – Ведь сама я не вхожа во дворец и, признаюсь… не то чтобы очень волновалась, но все же как-то побаивалась отпускать ее одну туда, где нас не любят.
– Она пойдет не одна, а с двумя попечительницами, хотя, на мой взгляд, это и есть самое неприятное. Обе, госпожа д'Агу и госпожа де Дам, из окружения нашей дофины и созданы по ее образу и подобию: необыкновенно скучные и чопорные особы. С вами они едва перемолвятся словом, и у вас может появиться ощущение, будто вы под арестом. Но, в конце концов, путь ведь недолог…
Сказав так, она дружески обняла Гортензию, дала ей еще несколько добрых напутствий и исчезла, оставив за собой нежный аромат туберозы.
– Значит, все-таки придется идти, – вздохнула королевская приглашенная, откидываясь на спинку канапе. Но тут же в ужасе вскочила: – О господи, Фелисия, а как же платье?
– Какое платье?
– Да ведь то самое, особое, придворное платье, без него нельзя. У меня нет ничего такого, а покупать – денег не хватит.
– Вы правы! Придется об этом позаботиться…
Фелисия на минуту задумалась, но вскоре лицо ее осветилось радостью:
– Мне кажется, я нашла выход. Сейчас же поеду попрошу денег у Сан-Северо. Ясно как день, это ведь его рук дело, ему и платить.
– Он никогда не согласится.
– Вы так думаете? Тогда выиграю у него в карты. Не очень удобно вам рассказывать, но, когда дело того стоит, у меня недурно получается. Да и какое удовольствие посмотреть на физиономию этого всевластного убийцы, когда он проиграет!
Из всего монолога Гортензия уловила лишь одну фразу.
– Фелисия! Вы хотите сказать, что можете… словчить?
Молодая графиня одарила ее сардонической улыбкой.
– Это если захотеть… Быть может, и не придется воспользоваться… Я научилась этому у одного венецианского крупье. Как-то раз он выиграл у мужа слишком крупную сумму, вот и пришлось ему под дулом пистолета посвятить меня в тайны своего мастерства. Ладно, пойду одеваться. Приятного вечера и доброй ночи. Я вернусь поздно, вас будить не стану.
Гортензия бросилась за ней, схватила за руку.
– Возьмите с собой Тимура! Так мне будет спокойнее.
– Вполне достаточно Гаэтано. У него есть такие таланты, о которых вы даже не подозреваете. К тому же я ничего не боюсь. Не забудьте, Сан-Северо уверяет, будто в меня влюблен… А если я увезу Тимура, он может воспользоваться этим и наслать сюда целый отряд своих головорезов, переодетых грабителями.
За ее шутливым тоном сквозило беспокойство. Гортензия убедилась, что подруга тревожилась всерьез, только наутро обнаружив, что Тимур проспал ночь на банкетке у двери в ее комнату.
Но уже за завтраком в маленькой гостиной у раскрытого навстречу солнышку окна, за которым резвились белые голуби, Фелисия выглядела веселее и ласково поглаживала изрядно потолстевший за ночь зеленый кожаный кошелек, лежавший возле ее правой руки.
– Полный успех! – объявила она, как только Гортензия появилась в гостиной. – Я ощипала этого принца, как последнюю курицу.
– Значит, вы все-таки…
– А как же! Ведь… наш святоша и знать ничего не желал. Клялся и божился, что он здесь ни при чем, что его не посвящали в то, для чего вас пригласили. И вообще отказывался понять, почему он должен покупать вам платье. Я не стала настаивать. Просто предложила сыграть. Перед таким предложением он никогда не мог устоять, но сегодня ему решительно не везло.
– Сколько… вы у него забрали?
– Двадцать тысяч ливров! – торжествующе объявила подруга. – Даже больше, чем нам нужно. Давайте побыстрее проглатывайте завтрак, и займемся этим проклятым платьем. В нашем распоряжении ведь не больше недели…
Неделя и вправду выдалась суетливая. Несколько часов спустя после получения королевского послания господин Абрахам – маленький, сухой и манерный старичок, весьма чтивший пудру и румяна, явился на улицу Бабилон посвящать госпожу графиню в таинство трех придворных реверансов.
Гортензия еще раньше, у сестер монахинь, кое-что из этой области усвоила, так как «манера держаться» считалась там одной из основных дисциплин, но теперь она быстро обнаружила, что делать реверанс в обычном платье и в платье со шлейфом – совершенно разные вещи.
Приходилось делать множество шагов и шажков то вперед, то назад, грациозно поворачиваться вбок, отступать на заранее рассчитанные позиции и незаметно взбрыкивать, чтобы потихоньку откинуть назад предательские складки длинного платья. Если бы хоть можно было просто повернуться назад – все было бы много проще, но в том-то и дело, что никак невозможно поворачиваться спиной к королевской особе. Король должен был видеть своих подданных только анфас, и это чрезвычайно усложняло дело, так как, совершив необходимый обряд, приходилось, отступая, пересечь огромный зал, ни на пядь не отклонившись от заданного маршрута. Если неверно рассчитать, где находится дверь, можно упереться в стену и сделаться всеобщим посмешищем.
- Предыдущая
- 19/69
- Следующая
