Закон военного счастья - Басов Николай Владленович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/83
• Следующая

Тогда и Ким не удержался:

– А Антон Бурскин, выходит, тоже тут?

– Тут, но в городе оставаться не любит. – Дондик мельком посмотрел на Кима, чтобы уловить, понял ли тот скрытый смысл этой сентенции. Ким, разумеется, понял, тогда капитан продолжил: – Все больше по полям на юге болтается. Где я и оставил его за старшего… Вам придется его подхватить по дороге.

– Значит, операция с викрамами отменяется? – задал довольно глупый вопрос Борода.

– Видишь – иду собираться, – сказал Ростик через плечо и зашагал по улице.

– Да, если дело там до стрельбы дошло, лучше вылететь побыстрее. Прямо сейчас. Как, Ким, сумеешь? – просил Дондик.

– А что, – ответил Ким, корейская душа, с улыбкой. – Винторук последние дни был, почитай, свеженький. Так почему бы не вылететь?

– Добро, – высказался капитан. – Тогда даю полчаса на сборы, и – вперед. Надеюсь, дорогу показывать не нужно?

Антона, как Дондик и обещал, они нашли в небольшом, одиноко стоящем, похожем на дом триффидов полевом посту. Он уже все знал и ждал ребят в форме. Был задумчив, вернее, слегка заторможен, и лицо у него оказалось какое-то малоподвижное. Но это был, несомненно, Антон – дружище и старый сослуживец, а потому всякие мелочи были несущественны.

Он, как и ребята, несомненно, обрадовался встрече, но выяснения, как он, чего поделывал в последнее время и как вообще смотрит на мир, очень быстро угасли – Антон оказался неразговорчивым. Та странная травма, когда он разом, за ночь, оставшись в Одессе в одиночестве, лишился памяти, множества человеческих навыков и даже обычных эмоциональных реакций, видимо, отзывалась в нем даже сейчас, по прошествии почти двух лет. Возможно, даже следовало признать, что он теперь вообще никогда не станет тем Антоном, каким был прежде.

Ростик немного покрутил в голове эти соображения. И без всякого результата… А может, он так ничего и не придумал, потому что в какой-то момент стало понятно, что они заблудились. И возникли, само собой, совершенно новые, куда более важные и неотложные проблемы – наблюдать по сторонам, пытаться определиться, подсказывать Киму, что следует делать, – хотя пилот и сам все знал, разумеется.

Ким решил, что своим напутствием Дондик сглазил их. В самом деле, он не очень часто, но все-таки летал в этих местах, и вот поди ж ты – заблудился, как новобранец. Когда это выяснилось, у всех разом появилось странное, все более крепнущее чувство, что, если бы они прилетели на место раньше, что-то можно было бы изменить, кого-то спасти, чего-то избежать… Но они кружили, кружили над огромными, на сотни километров протянувшимися равнинами, заросшими высоченными, чуть не в рост бакумура травами, и никак не могли найти даже следа присутствия человечества.

Что поражало в раскинувшейся растительности – так это ее разноцветность. И какие цвета тут только не вспыхивали под солнышком – и нежный сиреневый, и белый, и желтый, даже коричневый в розоватых разводах… Но преобладающими были, конечно, зеленые и серые тона местных листьев. А впрочем, попадались такие пятна, что просто в глазах рябило, – как, например, от интенсивно-голубого, со стекольным блеском цветка, который, распустив свои зонтики выше остальной травы, закрывал все в округе, словно маскировочная сеть.

Если бы в Полдневье было хоть немного ветра, эти травы ходили бы волнами, поражая жизненной силой и красотой. Но ветра не было, они просто росли, вонзаясь в низкое, серое полдневное небо. Это зачаровывало, как какой-нибудь шаманский напев, как журчание реки на камнях, как топот тысячи ног невесть откуда и куда переселяющегося народа.

В очередной раз Рост убедился в необъятности, невероятности и разнообразии Полдневья. И еще, конечно, в том, что слабым человеческим разумом с ним не потягаешься – в каждой своей частице оно превосходило любые доступные людям представления и, кружа, уводило в пропасть, в неведомое, откуда и выбраться-то почти невозможно…

– Это оттого, что тут все каким-то плоским кажется, – прервал Ростиковы размышления Антон, который ушел назад, помогать Винторуку, но, видимо, время от времени отходил от котельного экватора передохнуть и выглянуть в иллюминатор.

– Что именно? – спросил Ким.

– Эта трава.

– А… Да, я от нее тоже одурел.

Все, поэтические ассоциации кончились. Ростик, вяло потянувшись, попробовал подначить:

– А я замечал, для этого дела тебе и травы не нужно.

Но шутка не пошла, должно быть, все слишком остро ощущали свою промашку. Или глубже, чем казалось сначала, их задевало чувство уязвимости и одинокости в этом мире, над этими бесконечными слоями разноцветного растительного моря.

– И чего они только тут свою фабрику затеяли? Дикое какое-то место, – пожаловался Ким.

– Можно подумать, в Полдневье есть хоть что-то не дикое, – отозвался Рост.

– Из травы легче пульпу делать, так мне сказали. А ее тут столько, что ни с каким лесом не сравнится, – слегка начальственно пояснил Антон.

Вдруг в просвете между разноцветными, словно бензин на воде, разводами мелькнула узенькая и показавшаяся короткой, не более сотни метров, ленточка.

– Стоп, – попросил Ростик. – Ким, давай вниз, кажется, я видел речку.

– Ну и что? Я ее уже раз десять тут видел… А толку?

– Мне говорили, Бумажный холм стоит на берегу какой-то безымянной речки.

– Почему безымянной? – снова отозвался сзади Антошка. – Я, когда бывал тут, слыхал, ее Цветной назвали. Нетрудно догадаться – почему.

Помолчали, Ким завернул вдоль речки на юг. Море даже здесь, в полутора сотнях километров, вставало за кормой серо-голубой стальной стеной. Но уже не очень широкой, по крайней мере, не всеохватной. Рядом с ним уже изрядный кусок пространства занимал полуостров Бегимлеси…

– Наконец-то! – вдруг возопил Ким. – Вот они, видишь?

Ростик приник к стеклу, Бумажный холм, как они и ожидали, оказался на правом берегу, с его стороны. Потом Рост достал бинокль, негромко, но уверенно скомандовал:

– Ким, ты в героя не играй, сразу-то не садись. Походи немного вокруг, осмотрись.

– А если им помощь нужна?

– А если пернатые, не будь дураками, в этих кустиках засаду оставили? Специально для таких вот решительных?

– Ким, он дело говорит. Поступай, как велено.

В подтверждение этих слов сзади зазвучали щелчки застегиваемых латных железок, а немного позже и клацанье предохранительной планки «калаша». Ростик вспомнил, что Антон так и не подобрал себе плазменного ружья пурпурных, остался верен человеческому оружию.

Больше Ким не спорил. Он вышел на высоту метров двадцати и плавно, словно сдавал экзамен на вождение с поставленным на приборный щиток стаканом воды, стал ходить кругами около пологого холма, на самой верхушке которого были выстроены соломенные навесы и глиняные сараюшки. Наверное, это и была пресловутая бумажная фабрика. От реки до нее был километр с небольшим.

Сейчас, когда они не торопились, стало заметно, что местность уже немного обжита, даже с высоты без труда читались пробитые тропинки – к реке, к относительно ровной площадочке на запад от холма, где, вероятно, в обычное время находились автомобили, к овражку, где стояли жилые бараки, и чуть в сторону, к вековечному домику с плоской, словно срубленной наискось крышей. Должно быть, у дураков мысли действительно сходятся, потому что Ким тут же проговорил:

– Смотри-ка, от одних земель к другим перешли, может, вообще в другую Вселенную нас занесло, а сортир в своей основе неизменен. Ого, да он тут внушительный, на полдесятка посадочных мест с каждой стороны.

Ростику только вздохнуть осталось. К тому же засаду они или не смогли увидеть в такой траве, или ее вовсе не было. Поэтому, покружив еще немного, Ростик приказал:

– Ладно, Ким, садись. Но сделаем так. Мы с Антоном выскакиваем, а ты поднимаешься и летишь рядом. Невысоко, с визуальным контактом, но рядом.

– Не буду я так лететь, – вдруг вскипел пилот. Ростик сразу понял, насколько Ким сердит, потому что заговорил с горловым, щелкающим выговором. – Если они вас вязать станут, я должен буду повздыхать и на Боловск податься?

• Предыдущая
• 25/83
• Следующая