Флиртаника всерьез - Берсенева Анна - Страница 52
- Предыдущая
- 52/70
- Следующая
Галинка… Галинку не в чем упрекнуть, она всегда была женой на зависть, но что ее жизнь не зависела от Колькиной никогда, это объективный факт. Теперь вот таким же объективным фактом стала и дочкина отдельная жизнь. То есть они обе, конечно, Кольку любят, и родители тоже любят, но…
Но его существование ни для кого не насущно.
Впрочем, сказать, что эта мысль стала причиной его тоски, Колька не мог, потому что мысль эта пришла к нему не вчера, а уже очень давно и только укрепилась с Надиным отъездом. А отъезд случился тоже не вчера и не две недели назад.
А что случилось две недели назад?
Для того чтобы отыскать в своем двухнедельном прошлом событие, которое привело его в нынешнее состояние, Кольке даже не потребовалось особо напрягать память. Оно очень легко вынулось из души, это событие, и заиграло перед ним, переливаясь, как неяркое зимнее солнце.
Это и не событие было, а просто женщина. Бесформенная беременная женщина с прозрачным лицом и нежным взглядом. Нежность ее взгляда наверняка не относилась к Кольке, но он все равно не мог ее забыть. Вот ее-то существование было насущно. Вся она была так же проста и насущна, как хлеб и вода.
Он сидел один в комнате – жена с дочерью уехали за какими-то особенными елочными игрушками, которые Надя непременно хотела купить, потому что они были деревянные и расписаны вручную, – и думал о таких вот, для него странных, потому что очень уж отвлеченных, вещах. Он так задумался об этих вещах, что телефонный звонок заставил его вздрогнуть.
– Гражданин Иванцов? – без приветствия, женским голосом произнесла трубка. – Зайдите в райотдел, получите постановление о прекращении против вас уголовного дела.
Колька так оторопел от этого известия, что не знал даже, что сказать. Поэтому сказал, вернее, спросил глупость:
– А… за что прекращение?
– Потерпевший забрал заявление.
– Почему?
– Это вам лучше знать. Вторник, пятница, с двух до пяти, паспорт не забудьте.
Если бы ему сообщили, что дело прекращено по причине полета Северского на Луну, он удивился бы меньше. Чтобы этот самовлюбленный хлыщ отказался получить свое?! Заткнуть Иванцова за решетку – это было именно «его», каждый новый следователь сообщал Кольке, что потерпевший решительно настроен на самое суровое наказание и намерен использовать все свои немалые возможности для того, чтобы оно свершилось. И вдруг…
Понятно, что в милиции ему скажут не больше, чем сказали по телефону. Вряд ли что-то знает об этом и Глебыч. Не у Северского же спрашивать, почему он забрал заявление!
«А я у нее спрошу, – вдруг подумал Колька. – Ну точно! Она же его… В общем, ребенок у нее от него, наверное, знает, что это ему вдруг вздурилось. Или, может, родила уже, вообще ей не до этого?»
При мысли о том, что он сегодня, даже прямо сейчас может увидеть Катю, Кольке стало так легко и хорошо, как не стало даже от известия о прекращении уголовного дела. Конечно, он расспросит ее, это же вполне естественно, ничего в этом нет странного! Что Катя вообще не знает, кто он такой, и считает его случайным таксистом, а значит, придется объяснять ей, что к чему, – об этом Колька не думал. Все-таки не настолько далеко простиралась его способность рассчитывать каждый свой следующий шаг.
Сетчатый старинный лифт висел между этажами и не реагировал на вызов. Колька пошел на шестой этаж пешком. Это не составляло для него никакого труда, даже наоборот, полезно встряхнуться, а то вечно за рулем, так и брюшко отрастить недолго. В другой раз он вообще не обратил бы внимания на такую мелочь, но сейчас обратил сразу, потому что подумал: «Как же она на такую верхотуру поднимается?»
Он не знал, сколько раз звонить к Кате, и позвонил трижды наугад. Открыла соседка, оказавшаяся дотошнее милицейского следователя и болтливее попугая. Благодаря этим качествам она еще прежде, чем пустила Кольку в прихожую, выяснила, кто он такой есть – он представился родственником из Ростова Великого, – и сообщила, что вещи у Кати уже собраны, так что он прибыл вовремя.
– Хорошо, сообразили вы там наконец в своем Ростове! – трещала она. – А то слыханное ли дело, девка на сносях, одна в поезде ехать собирается! А родит дорогой?
Колька не стал расспрашивать соседку, почему это Катя вдруг собирается одна в Ростов. Он так обрадовался, что она еще здесь, что хотел только поскорей ее увидеть.
Дверь в Катину комнату была приоткрыта. Колька все-таки постучал, одновременно со стуком вошел и плотно закрыл дверь перед носом сопровождавшей его соседки.
Катя стояла рядом с диваном, на котором лежал большой, обитый потертым дерматином чемодан, и пыталась придавить его крышку, чтобы защелкнуть замочки. Она так была этим занята, что не заметила Кольку. Из-под крышки то справа, то слева высовывались какие-то тряпки, поэтому замочки защелкиваться не хотели. Катя придавливала крышку снова и снова. По ее тяжелому дыханию было понятно, что слезы стоят у нее в горле.
Колька подошел к дивану, одной рукой надавил на крышку, а другой защелкнул замочки. Катя нисколько не удивилась его появлению. Она села рядом с чемоданом на диван и заплакала. Колька присел перед нею на корточки и снизу заглянул ей в глаза.
– Не плачь, – сказал он. – Ну что сделать, чтоб ты не плакала?
Катя вдруг улыбнулась сквозь слезы.
– Ничего, – сказала она. – Думаете, я для того плачу, чтобы что-нибудь выплакать?
Она сказала это с такой девчоночьей неправильностью, что Колька улыбнулся тоже.
– А для чего ты, интересно, плачешь? – спросил он. – Что случилось?
– Ничего не случилось. – Она даже головой помотала для убедительности. – Просто я от беременности слезливая стала.
– А на вокзал тоже от беременности одна едешь? – хмыкнул он. – Дружок твой где?
«Мало я ему по морде врезал, дружку этому», – зло подумал он.
– Он думает, что я в больнице, – ответила Катя.
Всякая другая женщина послала бы Кольку подальше за такие вопросы. Но она была не всякая другая.
– А ты, значит, смыться от него решила.
Ему стало весело от того, что она тайком уезжает от Северского.
– А вы откуда про все это знаете? – наконец спохватилась Катя. – Вы же меня просто до дому подвозили!
– Выходит, не просто… – загадочным тоном проговорил Колька. Он еле сдерживался, чтобы не засмеяться. – Я тебе разве не сказал, кто я?
– Сказали, – улыбнулась Катя. – Что Иван-Царевич.
– Ну так что ж ты удивляешься? Раз я Иван-Царевич, значит, мне информацию добыть – плевое дело. Мне ее, может, Конек-Горбунок приносит.
– Так вы не таксист? – спросила Катя. – Я думала, вы по вызову приехали… Я же такси вызвала.
– Зачем?
– Чтобы на вокзал ехать. В Ростов.
– Зачем ехать в Ростов?
– Потому что… Не надо спрашивать, – едва слышно проговорила она.
– Не буду.
Колькин голос прозвучал так же тихо. Он по-прежнему сидел на корточках перед диваном. Катя посмотрела ему в глаза. От недавних слез взгляд ее был еще яснее, чем обычно.
«Когда же – обычно? – мелькнуло у Кольки в голове. – Я же ее второй раз в жизни вижу!»
Ему не верилось, что это в самом деле так.
– Уехать мне надо, потому что я Игоря обманула, – глядя на Кольку этим ясным взглядом, сказала Катя.
– В смысле? Не его, что ли, ребенок?
– Ну что вы! Разве так можно обманывать? Нет, совсем другое. Я не специально его обманула, а как-то… Сама не понимала, что его обманываю, потому что сначала себя обманула. Вы понимаете?
– Да.
Колька ничего не понимал, но признаться в этом, когда на тебя так смотрят такие глаза, было невозможно.
– Я решила, что можно устроить свою жизнь. То есть это я неправильно говорю, что решила, я ведь не умом… Но все равно… Я Игорю понравилась, конечно, так нельзя сказать, что он меня полюбил, я же понимаю, кто он и кто я, но все-таки правда понравилась, он меня не обманывал, я бы почувствовала. – Она говорила сбивчиво, горячо, непонятно. Но Колька понимал теперь каждое ее слово, и не понимал даже, а чувствовал прежде, чем она это слово произносила. – Но все-таки я ему даже не собиралась говорить, что беременная. Собиралась домой уехать, и все. Он сам догадался. Он говорит, у меня все на лице написано. Ну куда ему такую женщину, у которой все на лице написано? – печально улыбнулась она. – Я потому и собиралась уехать. То есть это я тогда думала, что потому, а на самом-то деле, получается, по другой причине. Я теперь думаю: вот мне тогда очень хотелось уехать, но ведь если бы я Игоря любила, разве мне этого хотелось бы? Конечно, нет. Мне бы тогда и спохватиться, сразу понять: не надо тебе с ним быть, не надо! А я… Он меня в две минуты выспросил, что случилось, и даже не выспросил, а просто сказал: ты беременная? Хотя еще даже живота не было видно. А потом сказал, что разведется с женой и мы сразу распишемся. Только не говорите, что все так говорят! – воскликнула она. – Он ни в чем меня не обманывал, ни разу. Ну, и тогда я вообще думать перестала… Обрадовалась, понимаете? Решила, что можно устроить с ним свою жизнь. Значит, обманула его.
- Предыдущая
- 52/70
- Следующая
