Выбери любимый жанр

Утренний всадник, кн. 2: Чаша Судеб - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 47

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

В преддверии свадьбы прямичевский князь сделал своей невесте еще один подарок. Передача священного сокола была совершена по ее просьбе, но у него имелся еще один сходный способ порадовать ее.

– Отпусти Светловоя, – сказала Смеяна, едва лишь Держимир привез ее в Ратенец и она узнала, каких подвигов тут насовершал Баян. – Зачем он тебе?

– Ни за чем, пожалуй, это верно, – согласился Держимир. – Отца его, говорят, на переправе видали. Он уже на свой берег ушел, да мне за ним гнаться и не было охоты. Пусть его идет восвояси.

– Светловой у него единственный сын. Горько ему…

– Ладно, ладно! – Держимир сейчас не мог думать ни о чем, кроме своего счастья, и с удовольствием подарил бы Смеяне целый мир. – Пусть себе идет. Я и всех речевинских пленников отпущу, только не сразу. Полегоньку, чтобы они снова раньше Славена не встретились. А этот пусть хоть сейчас идет. Ты… хочешь его повидать?

Держимир вопросительно посмотрел на Смеяну, изо всех сил скрывая ревность. Он не хотел причинить ей огорчение даже этим.

И, к его огромному облегчению, Смеяна покачала головой.

– Нет. Не хочу, – отведя глаза, ответила она. – Мне ему сказать нечего. Я раньше думала, что он моя судьба. Ну, ошиблась, глупая. А у него судьба иная. Я его судьбы не знаю, и сказать ему мне нечего… Да, а что с Дарованой? – вдруг вспомнила она.

– Ее Огнеяр забрал! – Держимир тоже был рад поговорить о другом. – Еще пока бились, он за ней в святилище пошел и сказал, что заберет и к отцу доставит. Из святилища прислали сказать – уехала она. Пусть Огнеяр сам с ней разбирается. По-семейному!

Держимир улыбнулся, и Смеяна улыбнулась в ответ, представив себе странную, мягко говоря, семью, которая сложилась на княжеских престолах Чуробора и Глиногора. Оборотень Огнеяр со своей женой, про которую говорят, что она берегиня, его мать Добровзора, ее муж Скородум, его дочь Дарована, которую при рождении принимала сама Макошь! Есть ли еще где такое?

А впрочем, как представилось сейчас Смеяне, у них с Держимиром, Баяном и ее отцом Князем Рысей семейка получится не хуже!

Глава 8

– Эй, белый голубок! Ты где там? Давай, вылетай!

Услышав знакомый голос, Светловой поднял голову, повернулся к порогу, вгляделся. В клети, полной сидящих и лежащих кметей, было полутемно, только полотняные повязки, украшавшие чуть ли не каждого, белели здесь и там. Солнечный свет, лившийся в раскрытую дверь, казался нестерпимо ярким, и в светлом прямоугольнике четко вырисовывалась знакомая высокая фигура куркутина с гладко зачесанными назад черными волосами. Этот человек уже казался Светловою вестником злой судьбы, Вечерним Всадником: они встречались в битве на Истире, в битве перед Макошиным святилищем, и каждый раз Светловой оказывался побежден. А с какой вестью тот явился сейчас?

– Ну, где ты там? – снова позвал куркутин, вглядываясь в полутьму и мало что видя после светлого двора. – Заснул, пригрелся в гнездышке?

Голос его показался странным: куркутин как будто хотел притвориться веселым, но сквозь наигранную бодрость прорывались отзвуки недовольства. А чем ему быть недовольным? Дрёмичи победили, а этот еще и отличился – княжича в полон взял…

Светловой поднялся на ноги, небрежно оправил рубаху и пошел через клеть к выходу, стараясь не наступить на лежащих. Пленников насчитывалось много, а убитых, как они говорили, еще того больше. Никто не знал, что с ними сделает кровожадный дрёмический князь, и никто не ждал для себя ничего хорошего.

– А, вот он ты! – приветствовал Светловоя куркутин и посторонился от порога. – Выходи!

Светловой послушно шагнул, пригнулся в низкой двери, ожидая, что сейчас ему опять скрутят руки, однако ничего такого не произошло. Дверь за ним сразу же закрыли и заложили засовом, а куркутин сделал ему знак идти за собой.

– Князь Держимир отпускает тебя! – заявил он Светловою по пути через двор.

– Как? – не понял Светловой. Как ни мало ему хотелось разговаривать со своим недругом, смолчать не удалось. – Куда отпускает?

– Да на все четыре стороны! – Уже не скрывая досады, Баян махнул рукой. – Женится князь Держимир и на радостях тебя отпускает! Невеста его за тебя просила.

– Невеста? – в недоумении повторил Светловой. Это объяснение привело его в еще большее недоумение. – Кто? Княжна Дарована?

– Очень нам нужна ваша Дарована! – в сердцах отозвался Баян. – Смеяна его невеста!

– Смеяна?

Светловой замолчал надолго. А Баян продолжал, обращаясь то к бывшему пленнику, то к самому себе, не в силах разобраться в той смеси радости и досады, которую в нем вызвали события и решения последних дней.

– И дурак же ты, парень! – говорил он, шагая по ратенецкому детинцу и не особенно заботясь, слушает ли его славенский княжич. – Такая девка при тебе была, а ты все на небо глядел да ворон считал! Была бы она моя – ни за что бы не упустил! А ты-то на кого ее променял? Добро бы на Даровану, та хоть княжна! А то… – Он махнул рукой. – На морок один. Вот и остался теперь с мороком. Домой-то топай побыстрее, под ноги гляди, не в облака! А то твой батяня сам женится на молоденькой да другого наследника себе откует! Не тебе чета!

Светловой слушал, едва улавливая смысл, и ему казалось, что вокруг него вьется целая толпа: отец, мать, княжна Дарована, Кремень, Смеяна, и все дают ему советы, наставляют, пытаются обратить от мечты к жизни, заставить думать о престоле, о предках, о потомках… Зачем? Зачем ему эта жизнь, в которой нет ничего, кроме разочарований? Великая зима, в которой проблеск весеннего света живет лишь мгновение, а ожидание его растягивается на целую вечность. Что такое в этой жизни сравнится со счастьем мечты или хотя бы поможет забыть о ней?

– Вот тебе вещая каурка! – вернул его к действительности бодрый голос куркутина. – По воде и воздуху – не знаю, а по земле бегает!

Очнувшись, Светловой увидел, что стоит перед раскрытыми городскими воротами. Отрок держал небольшого крепкого конька, а Баян засовывал в седельную сумку мешок, который на плече принес с княжьего двора.

– Владей! – Куркутин взял у отрока повод и протянул его Светловою с таким гордым видом, словно дарил золотого коня из упряжки самого Перуна.

Светловой принял повод, чувствуя, что надо что-то сказать, то ли поблагодарить – а за что? – то ли попрощаться.

– А с остальными что? – спросил он, вспомнив пленных речевинов.

– Да тоже распустим помаленьку. Чего вас даром кормить? Холопы из кметей плохие. По себе знаю!

Баян вдруг улыбнулся, блеснули белые зубы, и Светловой ощутил, что тот все-таки гораздо счастливее его. А если и есть о чем погрустить, то ненадолго – живая душа скоро расправит крылья и опять полетит, радуясь солнцу.

Махнув рукой, куркутин пошел прочь, не заботясь, что дальше будет делать Светловой. Княжич побрел за ворота, ведя за повод коня, и у него было такое чувство, что он опять уходит из дома. И дело не в том, что он так уж привык к тесной и душной клети, в которой провел несколько дней среди пленных. Он снова лишался угла, не слишком приветливого, но ясного и надежного, и перед ним опять открывался огромный мир, в котором он не знал своих дорог.

* * *

Начало темнеть, а Светловой все ехал и ехал. Он не особенно торопил своего конька – зачем спешить, если у тебя нет цели? В соответствии с легкомысленными пожеланиями чернявого куркутина он ехал на запад, к Истиру, и даже помнил, что ему надо держать путь вдоль берега, вверх по течению. Переправляться в одиночку, да еще в нижнем течении и в половодье, было бы самоубийством, а Светловой не настолько еще лишился рассудка. Его наполняла не столько тоска, сколько безразличие. Много месяцев им владело одно влечение – к Весне, к светлой богине Леле. Сначала его ободряла Смеяна, потом Звенила обещала указать путь. И вот их больше нет: одна покинула его и выходит замуж за его бывшего врага, а другая вовсе сгинула без вести, растворилась, как дух, в дремучих дебрях, из которых однажды вышла.