Кошмар на улице Стачек - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/18
• Следующая

– Привет, каланча. Тебя каким ветром к нам занесло?

– По делу, по интимному.

– Понял. А ну-ка, пташка, полетай где-нибудь, только далеко не залетай. – Женя шлепнул «пташку» по попке, после чего та выпорхнула из кабинета.

– Все с бабами, – заметил Кивинов.

– А что делать? – вздохнул Женя. – Специфика такая. Устал я от них, – пожаловался он, – борьба с проституцией выматывает.

По расплывшемуся Жениному лицу определить было нелегко, кто же кого выматывает. Щеки его торчали откуда-то из-за ушей, тройной подбородок упирался в ворот финской рубахи, полностью скрывая за собой весьма дородную шею. Год назад, когда Женя ушел из 85-го отделения в «спецуру», по комплекции он был чуть толще Кивинова, да поменьше ростом, сейчас же он был похож на больного, страдающего ожирением.

– Ну, рассказывай, как вы там без меня? Что нового?

– Плохо, Женя, плохо. Как ты ушел, совсем глухарями заросли. Возвращайся, а, Жень, раз тебе здесь тяжело?

– Э, нет, радость моя. Мое место здесь, – ответил Женя, который за пять лет работы в отделении раскрыл дела два всего лишь. – Ну, выкладывай, зачем пожаловал?

– Меня интересует некто Железнева.

– Наташенька? Неужто вляпалась?

– Нет, повесилась. Или повесили, что не принципиально, там все равно отказник.

– Боже мой, а как она делала… – Тут Бомарев поперхнулся. – Так что тебя конкретно интересует?

Кивинов в двух словах рассказал об убийстве.

– Так, сейчас подумаем. – Бомарев почесал бритый затылок. – А ну-ка, позовем кого-нибудь. – Он нажал кнопку на крышке стола. – У меня тут автоматизация, чтобы по гостинице зря не бегать. Сейчас дежурная придет.

И действительно минуты две спустя в дверь постучались, и в кабинет вплыла особа с рыжими волосами и фигурой Мадонны.

"Какая ж это дежурная? – подумал Кивинов. – Это ж вылитая проститутка".

– Нинок, присядь, – указал Женя на кресло. – Расскажи-ка ты мне что-нибудь про Наташку-гимназистку, за мной зачтется. Пущу сегодня на интуристовский этаж.

Нинок щелкнула зажигалкой:

– А что про нее рассказывать? Она у меня не работала, хотя бывала. В паре она была с Настькой-ложкомойкой. Эта наша бывшая, знаешь?

– А что-то Настьку давно не видно…

– Так она в Швеции, по путевке, скоро приедет.

– Слушай, а мужика ты с ней не видела, высокого, в зеленой куртке, блондина?

– Ну ты даешь, Жень. У них каждый день мужиков, как в Бразилии обезьян, и все блондины.

– А ты припомни, он, возможно, не клиент.

– Если не клиент, тогда дай подумать. – Нинок принялась пускать кольца в потолок. – Да, был у нее похожий, пару раз в ресторан приходил, кажется, Владик или Виталик, я не помню. В куртке я его видела один раз – точно, в зеленой. Не знаю, что у них там было, Настька трепаться об этом не любит.

– А Наташка была знакома с этим парнем?

– Думаю, да. Они один раз вместе в ресторан приходили.

– Ну, спасибо, Нинок, ступай. – Женя указал на дверь. – Дежурной по этажу я позвоню.

Путана с улыбкой вышла из кабинета.

– Ну что, ты все узнал? – обратился к Кивинову Женя.

– Почти. Мне бы еще адресок Настьки поиметь неплохо, да, пожалуй, баночку "Хайнекена".

– Это можно, – ответил Женя, доставая журнал. – Записывай: Уксусова Анастасия Федоровна, Жукова, 25-100.

Затем он протянул руку к забитому заграничной снедью холодильнику, вытащил оттуда банку пива и сунул Кивинову. За все время общения он так ни разу из-за стола и не встал.

– Ты заходи, если что. Привет нашим передавай, – произнес он, протягивая Кивинову пухлую руку.

Уходя из гостиницы, Кивинов услышал звонок. Женя жал кнопку.

Утро следующего дня выдалось промозглым и сырым. Бурные события предыдущих суток следов на лицах оперов 85-го отделения милиции почти не оставили. Это было и понятно – таких людей мог свалить либо выстрел, либо нож, ну, в крайнем случае, большая доза спиртного, но никак не работа. По обыкновению все собрались в кабинете Соловца. За шторами капал мелкий дождь, а внутри голубой туман папирос поднимался к потолку.

– Что мы имеем? – произнес Соловец, обращаясь ко всем. – Уксусова – в Швеции, она пока единственная, кто может нас вывести на Владика. Возможно, конечно, это и не Владик, у таких Настек действительно много знакомцев.

– Она приедет через неделю примерно, точную дату мы вряд ли установим, – сказал Кивинов. – Я был вчера в адресе. Квартира коммунальная, на нашей земле, на Юго-Западе, кстати. Настька занимает одну большую комнату, две других – семья, работяги с Кировского завода. С соседями отношения плохие, но на чисто бытовой почве. Когда Настька вернется, они не знают.

– Где-нибудь работает? Я имею в виду, официально?

– Соседи говорят, что почту разносит. Но где ты видел валютную проститутку, разносящую газеты?

– Плохо дело. Если Виталик – убийца таксиста и Железневой, то терять ему нечего. А уж он-то точно узнает, когда Уксусова приедет. Я изучил книжку, найденную у Железневой, Виталиков или Владиков там нет, но есть порядка десяти телефонов без каких-либо пометок и телефонов сорок с одними мужскими фамилиями. Если будем проверять – упустим время.

– Значит, надо применить дедукцию, – произнес до этого молчавший Клубникин. – Допустим, Виталик знает, когда приедет Настька. Он не хочет, чтобы ее нашла милиция. В конце концов, если бы не мы, то кто-нибудь все равно бы обнаружил Железневу. Виталик, конечно, инсценировал самоубийство, но довольно неудачно и, возможно, это уже понял. Выход у него один – убрать последнюю свидетельницу, которая может вывести на него. Теперь вопрос – как? Встретить ее на вокзале и пришить по дороге домой? Возможно, но на улице это трудно сделать, в транспорте тоже. В квартире и подавно – соседи. Но и дать прожить ей больше, чем один день, он тоже не может.

– Да, мы не знаем, как будет действовать Виталик, но мы должны встретить Уксусову раньше его, тем самым мы оградим ее и выйдем на Виталика. Сделаем так – возьмем в паспортном фотографию Уксусовой, уточним приметы. Кивинов с Таранкиным выпишут все поезда из Швеции и перед каждым будут се встречать. Клубникин с Волковым сядут на последнем этаже и будут следить за всеми входящими в дом. Я буду по телефону устанавливать знакомых Настьки по записной книжке и поддерживать связь с остальными.

– Георгич, а кто в отделе останется? – спросил Волков, которому не очень нравилась перспектива сидеть неделю рядом с мусоропроводом и высматривать какую-то проститутку.

– Ничего, мы в случае чего практикантов посадим.

– Ну да. Вот они тебя и приведут на Говорова, 38, в прокуратуру, или глухарей навозбуждают.

– Тогда мы вот это повесим. – Соловец достал из стола табличку с надписью: "В связи с большим количеством глухарей прием заявлений от граждан временно прекращен. – И потом, миссия наша должна оставаться в секрете. Если главковские узнают или районные, мигом с проверками понаедут и все испортят – не в первый раз.

Два дня прошли впустую. Погода не улучшалась. Кивинов и Таранкин паслись на Варшавском вокзале, причем успели примелькаться местным заправилам порнобизнеса и фарцовки, но прямых конфликтов пока не наблюдалось.

Клубникин сидел на последнем этаже дома и, постелив газетку, изучал следующую главу "Секса в жизни женщины". Волков лузгал семечки и плевал вниз, считая, за сколько секунд плевок долетит до земли. Сидение в засадах было не самым любимым делом оперов. Волков постоянно ворчал.

– Георгич, орел, Кивинова с Тараном на вокзал послал. Гуляй себе, плакатики рассматривай, а ты тут сиди, говно нюхай. Хоть бы по очереди…

– Да сядь, посиди, не суетись. Чего раскудахтался, как наседка? Всех соседей соберешь, итак уже коситься начинают, два раза милицию вызывали. Хорошо, наши приехали, а то вот помню, брали мы года три назад квартирника в Петроградском районе, сидели в засаде, а дед какой-то нас самих за квартирников принял. Ну и вызвал местных. Так нас из подъезда в браслетах[1] вытащили, не успели даже ксивы достать. Мы вдвоем с практикантом сидели. Устроили шум на весь двор, машина с сиреной приехала. Сам понимаешь, квартирник тот был очень благодарен местному отделению, до сих пор где-то бегает. Я после того осторожно в засадах сижу. – Клубникин вновь углубился в чтение.

• Предыдущая
• 11/18
• Следующая