Кошмар на улице Стачек - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 12

• Предыдущая
• 12/18
• Следующая

Волков на пару минут примолк.

– Ты кончил? – немного спустя он вновь обратился к Клубникину.

– Угу, – прошептал Володя. Но потом, встрепенувшись, спросил: – Ты о чем?

– Читать, говорю, кончил?

– Тьфу ты, нет еще.

– Ну и сиди дальше, а я пойду кофе выпью. И так уже вторые сутки здесь торчим и, как всегда, впустую.

Выкинув семечки, он спустился этажом ниже и вызвал лифт.

Волков не только попил кофе, но и поболтал с буфетчицей, заглянул в пару магазинов и, возвращаясь к дому Уксусовой, сделал круг, чтоб ноги поразмять. Погода улучшилась, и Волкову очень не хотелось сидеть в вонючем подъезде. Тяжело вздохнув, он зашел в парадную. По женскому крику "Помогите!", раздавшемуся сверху, он понял: что-то стряслось. Не ожидая лифта, он бросился наверх и через несколько секунд был уже на пятом этаже.

Клубникин полусидел, облокотившись о прутья перил и тяжело склонив голову набок. Первое, что заметил Волков, была его мертвенная бледность. Клубникин шептал: "Сука!", пальцы его хватали бетонный пол, а грудь тяжело вздымалась. Под черным плащом растекалась красная, как знамя Октября, кровь. Рядом, плача и прижимаясь к стене, стояла Уксусова, которую Волков распознал по фотографии. Несмотря на все ее отчаянные крики, на площадку из соседей никто не вышел.

– Что? Где? Когда? – заорал Волков, обращаясь непонятно к кому. Уксусова махнула рукой вверх, но объяснить ничего не смогла. Волков взял Клубникина под руки, но тот застонал, и он снова опустил его на пол. Затем, поняв, что произошло, Волков принялся звонить во все двери.

Настя Уксусова сошла на перрон в прекрасном настроении. Две недели, проведенные в Стокгольме – это новые связи, новые впечатления, новые возможности. Дорога Уксусовой не показалась изнурительной – самолет "Москва – Стокгольм", купейный люксовый вагон, приятные попутчики. Огорчало, конечно, то, что снова придется окунуться в мир отечественной действительности, но в то же время после посещения заграницы советский человек уже свысока смотрел на жизнь внутри страны, и поэтому проблемы ее отходили на второй план. Шагая по перрону Московского вокзала, Настя прикидывала, что купит на заработанную в Швеции валюту, что и кому она продаст из вещей.

– Настя! – раздался окрик, когда она подходила к стоянке такси. Уксусова оглянулась.

– Ой, Виталик! Ты как здесь?

– Да я случайно, договорились с другом встретиться, сходить в оперу, а его уже полчаса нет, наверно, не смог.

– А ты-то откуда?

– Ты, что, забыл? Я ж тебе говорила в последний раз, что в Швецию еду. Вот оттуда и возвращаюсь.

– Ух ты! – Виталик взял у Насти чемодан. – Ну, давай, рассказывай. Не возражаешь, если до дома провожу? А то давай, ко мне заедем?

– Да нет, спасибо. Мне домой надо, устала с дороги.

Виталик поймал частника, погрузил чемодан, Настю и сел сам:

– Давай, шеф, на Юго-Запад.

Подъехав к дому, Виталик расплатился с шофером и распахнул перед Уксусовой двери подъезда.

– Прошу, мадам…

Клубникин заметил машину, когда поднялся со ступенек, чтобы сходить по-малому в мусоропровод. Осмотрев вышедших острым профессиональным взглядом, Володя мигом узнал Уксусову. Блондин, неся чемодан, подошел к двери и пропустил Настю вперед. Клубникин прильнул к проему между перил. Уксусова жила на седьмом этаже, поэтому Клубникин неслышно спустился на восьмой. Сердце учащенно стучало, ладони вспотели, и хотелось высморкаться, но он переборол себя и весь превратился в слух.

Первые доказательства, подтверждающие правильность умозаключений оперов, проявились вместе с жалобным писком, донесшимся из закрытого лифта: "А-а-а… Помоги…", который мгновенно захлебнулся под действием умелых рук. Лифт остановился на пятом этаже. Клубникин слетел вниз.

По пути он автоматически сунул руку под мышку, к кобуре, и с ужасом вспомнил, что пистолета в кобуре нет. Приказом начальника РУВД Головко оружие выдавалось только при предоставлении мотивированного рапорта, подписанного у него лично. Произошло это после того, как пьяный опер в метро положил на пол весь вагон, в результате чего Головко получил выговор. Сотрудники вследствие данного нововведения предпочитали ходить на задания без оружия, так как подписание рапорта занимало по меньшей мере полдня. Поминая добрым словом пьяного опера, Головко и Волкова, Клубникин сунул руку в карман плаща, но, кроме «Секса», ничего там не обнаружил.

Пока мысли мелькали в его охваченной жаром голове, двери лифта распахнулись, и взору Клубникина предстала живая иллюстрация к шекспировскому «Отелло». Молодой парень локтем прижимал к стенке лифта горло Уксусовой, которая уже не дергалась, а только бессильно хрипела. На кисти преступника Клубникин успел разглядеть наколку "щит и меч".

Поняв, что если и дальше продолжать любоваться картинкой, то Уксусова и вовсе задохнется, Клубникин с криком "Получай, сука!" запустил «Сексом» в физиономию верзилы, вседствие чего тот немного, но все же ослабил свою хватку. Володя, в отличие от Шерлока Холмса, не знал приемов смертоносной борьбы борицу, поэтому он, как Акела, прыгнул на руки парню, пытаясь ослабить его захват на горле посиневшей жертвы. В результате все трое дружно выпали из лифта и чем-то стали напоминать трехслойный сэндвич.

Наконец девушка выскользнула из крепких мужских объятий и откатилась в сторону. Клубникин в свою очередь тут же получил сильнейший удар в пах, но так как был заядлым футболистом и зачастую получал подобные удары мячом, Володя устоял и нанес ответный – наотмашь кулаком – но попал в перила. Девица пришла в себя и заорала, как кошка, которую несут топить. Блондину реклама была явно не нужна, он выхватил из кармана заточку и прыгнул на лежащую Уксусову. Но на какую-то долю секунды Клубникин опередил его и накрыл собой рыдающую Настю, раскинув над ней свой черный плащ, будто ворон – крыло над птенцом. Удар пришелся чуть выше пояса. В последний раз Володя лежал на женщине, да и то не с обычной целью, а чтоб спасти ту, которую и видел-то впервые.

Снизу послышались бегущие шаги, и блондин рванул наверх, чтобы удрать через крышу. Уксусова выползла из-под Клубникина и усадила его к перилам. Угасающим взглядом Клубникин окинул вбежавшего на площадку Волкова, лужу крови под собой и потерял сознание.

Плачущая Уксусова сидела перед Соловцом и Кивиновым, размазывая по лицу тушь.

– Я… я ничего не могу понять. Виталик ко мне хорошо относился, ну, точнее, против меня ничего не имел. Да и отношений серьезных у нас не было.

– Выкладывай все про него, иначе он рано или поздно тебя все равно достанет. Из-за тебя, дуры, опер в больнице загибается, а ты здесь сопли глотаешь.

– Да, да, конечно. – Уксусова понемногу приходила в себя. -С чего начать-то? – спросила она и тут же продолжила: – Ну, в общем, познакомились мы 8 марта, кажется, в «Паланге». Он один был, я тоже без сопровожения пришла – поужинать просто.

– Перед 8 марта, Георгич, в «Паланге» серия с клофелином прошла, и наша сеньора очень катит по приметам с преступницей… Так что про ужин ты нам не рассказывай.

– Нет!!! – как ужаленная заорала Уксусова. – Я там всего-то один раз была, когда с Виталиком познакомилась.

– Ладно, продолжай, – успокоил ее Соловец. – О клофелине после.

– Виталик сам ко мне подсел, познакомились, поболтали, вообще, ничего особенного, потом ко мне поехали, ну и дальше как обычно… Утром он ушел, я телефон ему свой дала, он не записывал, у меня простой номер.

– А о себе что рассказывал?

– О себе? О себе? – долго морщила лоб Уксусова. – Я как-то и не спрашивала. Говорил, что служил в спецназе, но | я подумала, что треплет, хотя парень-то здоровый. Живет где-то в центре. Про работу ничего не рассказывал. Плел что-то про несчастную любовь, так они все плетут – цену набивают.

– Ну, дальше.

– Недели через две он мне позвонил, пригласил куда-нибудь сходить, я и согласилась. Были, кажется, в «Карелии», но на ночь он не остался, сослался на какие-то дела или на больную бабушку.

• Предыдущая
• 12/18
• Следующая