Роль второго плана - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/22
• Следующая

– Сейчас узнаем, – Георгий делает шаг по направлению к банку, – ты меня не жди. Езжай в отдел. Если что, я позвоню.

Только пыль из-под копыт… Тот же без Жоры. Пропал Жора. Пнув валяющуюся на тротуаре банку из-под пива, двигаю к метро. Спускаясь по эскалатору, слушаю полезную информацию диктора. «За май месяц этого года в Петербургском метрополитене тридцать два пассажира получили травмы различной степени тяжести вследствие собственной неосторожности. Два человека госпитализированы с переломами нижних конечностей, один с разрывом брюзжейки… Не бегите по эскалатору, не засовывайте пальцы под поручни и не спускайтесь на рельсы. Помните, метрополитен является транспортом повышенной опасности…»

Ужас какой. Может, вернуться?… Разрыв брюзжейки…

Рядом с родной остановкой притормаживаю, вспоминая, что не обедал, и необходимо срочно ввести в организм несколько килокалорий. О, старая знакомая торгует пельменями. Кажется, Надюха. Опять какая-то грустная. Сейчас немножко поднимем производительность ее труда.

– Пачку «Бригадирских». Маленькую.

Получив желаемое и расплатившись, спрашиваю:

– А где ваш боевой помощник? С цветочком. Здорово он пельмени рекламировал.

Надюха поднимает на меня глаза, пытаясь вспомнить, кто я такой.

– Вы про Пашу?… Так он… Его убили…

Я называю это…

Укушенного в отделе нет. Наверно, прикрывает своего наркомана, вычисляющего главного поставщика. Илья Ильич устраивает разнос дежурному. По обрывкам долетающих фраз, понимаю, что дело в фуражке, которую Михалыч не водрузил на собственную макушку. А какое может быть дежурство без фуражки? Так, голое издевательство. Правильно, Илья Ильич, всыпь ему, всыпь…

Иду к себе, ставлю воду в чайнике, достаю пачку с материалами. Здравствуйте, мои навязчивые друзья. Как вас много. И один интересней другого. Так, пока отдохните. Я должен удовлетворить свое проклятое любопытство.

Отыскиваю в склерознике телефон одноклассника, учившегося когда-то на историческом в Универе. А ныне, по слухам, примкнувшего к одной крупной группировке. Думаю, не в качестве консультанта по истории.

– Алло! Профессор? Узнал?

– Такое не забывается.

– Отлично. Тогда исторический вопрос. Кто такой греческий герой Мидас и что он натворил?

– Вообще то, это не герой. Царь один. Он конкретно прогнулся перед Дионисом, и тот предложил, типа, любую награду. Мидас попросил сделать, чтоб от его прикосновений все превращалось в рыжье. В смысле, золото.

– Губа не дура.

– Дионис за базар ответил. Но у Мидаса оборотка вышла. Он ведь хавать теперь не смог. Жрачка тоже в золото превращалась. Прямо во рту. Короче, конкретно попал. Он назад, к Дионису. Так, мол, и так, пошутил я. Верни, как было.

– Вернул?

– По одной версии, вернул. А по другой, обломал. Мидас с голодухи и загнулся. А как на самом деле было, никто не знает. Это ж, типа, сказка. Греки большие выдумщики были. Слышь, а для чего это тебе?

– Оперативная необходимость.

– Ты все в ментовке?

– Все в ней.

– Не в убойном случайно?

Ну, вот, пошла пробивка. Сейчас начнутся наводящие вопросы.

– В отделе, на земле. А что?

– Да не, просто так… У греков, прикинь, даже богиня мокрух была.

– Серьезно?

– Абсолютно. Энюо. Она, типа, людей уськала на мочиловку. Подстрекала, если по кодексу.

– Слушай, Профессор, а для агентуры у них бога или богини не имелось?

– Для стукачей, что ли? Конечно. Баба одна. Дикэ. Она стучала Зевсу на тех, кто не соблюдает законы. А тот их молнией по тыкве. Самое стремное, греки ее любили.

– Классно! – искренне поражаюсь я, – ладно, Профессор, спасибо за экскурс в мифологию.

– Будь. Чего еще надо пробить, звони, не стесняйся. Братва поможет.

Я прощаюсь и вешаю трубку. Интересно, а богиня оперов у греков была? Фемида? Нет, она богиня правосудия. Возможно, совмещала.

Засыпаю «Бригадирские» в кипящую воду, согласно инструкции на упаковке. Влетает Укушенный, вероятно, почуяв аромат. На лице неподдельная тревога. Неужели диктофон в трусах у барабана нашли?

– Андрюхин, это монтана!

– Человека [человек (мил) – агент] грохнули?

– Типун тебе… Я поставщика вычислил, – Укушенный резко переходит на шепот, – и людей, и где они наркоту хранят. Только чего теперь делать не представляю.

– Как что? Возьмем ОМОН и налетим с посвистом. Первый раз, что ли?

– Если бы… Знаешь, где товар?

– Ну?

– У нас! Прямо в отделе! Через два кабинета отсюда! Частное предприятие «Снежок»! Ну, сукины дети! Лихо обставились! Кто ж в ментовке искать будет? Самая хорошая крыша. И надежно и спокойно. Никакие рейды не страшны. Главное, замки покрепче повесить, чтоб случайно не сунулись.

– У них даже уборщица своя. Тамарка там не моет.

– Конечно! И еще «Снежком» назвались, крысы! Это ж кокаин на жаргоне! Как я сразу не понял?

А кто их сюда пустил?

– Гасанов, но ему добро дал Стародуб. Короче, на пару. Чего делать, Андрюхин? -

Шишкину говорил?

– Нет пока… Это ж на всю страну прогремим! Боюсь, замнут по тихому. А накрыть хоть сейчас можно. Заходи, да бери! Только все равно замнут!

– В ОНОН, может, слить?

– Без толку. Они приедут, денег снимут, а нам скажут, перепутали, ребятки. Обознались. Я сейчас никому не верю, Андрюхин. Иногда даже себе.

– Ладно, Жора вернется, прикинем что-нибудь. Пока помалкивай. Пельменей хочешь?

– Давай. А то не жрал ни фига целый день. Мне еще дежурить… А кетчупа нет?

Звонок Георгия застал меня около девяти вечера, когда я накручивал тряпку на швабру для предстоящей ответственной операции по замывке следов, оставленных грязной обувью соратников. До этого напарник на связь не выходил, и я уже начал волноваться, не попал ли в переделку со стрельбой и взрывами.

– Алло, Андрюхин? Это я, – голос Жоры кажется мне жутко усталым, почти загробным.

– Куда пропал? Где ты?

– Дома… Только приехал. Подустал чутка. Все нормально, старик.

– Что нормально?

– Узнал я, кто Бочкарева завалил.

– Кто?!!

– Завтра расскажу.

Вот, гад! Тоже, что ли, как Укушенный, никому не верит? Я ж не вытерплю до завтра.

– Ты уверен, что знаешь?

– Абсолютно. Явка с повинной в кармане куртки. Я чего звоню. У меня завтра первый съемочный день. В девять утра начало. Подгребайте с Укушенным. Мне будет приятно видеть ваши невыспавшиеся рожи. Пиши адрес. Это в обычной квартире.

Я дотягиваюсь до ручки, плохо соображая, записываю адрес. Жора прощается.

– Погоди, Жор! Так кто убил? И где он?

– Да сказал же, нормально все. Постарайся завтра не проспать.

Конец связи. Конец фильма. На самом интересном месте. Остался человек со шваброй. Последний герой боевика. Сейчас он займется работой, про которую никогда не снимут кино.

Я называю это несправедливостью.

Съемочная площадка напомнила мне осмотр места происшествия. Такая же суета и неразбериха. И тоже есть пьяные, правда, пока не сильно. Местами слышен мат. А когда я обнаружил окровавленный труп на полу комнаты, то по инерции начал спрашивать окружающих, кто чего видел, то есть, имеются ли свидетели? Труп, конечно, не настоящий. Покойника играет профессиональный актер, и надо сказать, делает это очень натурально. Какая-то женщина из съемочной бригады периодически подливает ему на рубаху красной краски из большой пластиковой бутылки. Актера я видел в паре сериалов, но фамилии его не помню. Действие, как и предупреждал Георгий, происходит в обычной трехкомнатной квартире, арендованной в дореволюционном доме. На киношном языке – объект. Покойник лежит в спальне, большая часть которой заставлена кинотехникой, реквизитом и всякими приспособлениями непонятного назначения. На полу, словно черные змеи, переплелись толстые кабели, тянущиеся от прожекторов. Тут же проложены рельсы, по которым катается огромный штатив с камерой. Байкало-Амурская колея. У стены двустволка с запаянным дулом. Короче, все по-настоящему, все серьезно.

• Предыдущая
• 19/22
• Следующая