Наследники (Путь в архипелаге) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 58
- Предыдущая
- 58/86
- Следующая
Но Михаил словно протянул ему соломинку:
– В конце концов, почему ты решил, что Ямщиков безнадежен? Врачи же надеются. Я звонил, разговаривал…
– Да?!
…С той минуты он стал жить надеждой. Когда бесполезно мужество поступков, должно оставаться в человеке мужество надежды… Жить spe fretus. Опираясь на надежду… Так вроде бы писал в своей повести Наклонов… Или не в своей? Теперь все равно. Теперь ничего не важно, только бы Венька жил. Только бы сопротивлялся гибели.
По ночам, когда стихали на кухне тревожные, негромкие разговоры матери и отца, когда умолкал за окнами город, Егор лежал с открытыми глазами. Смотрел на светлую точку в зеркально-зеленом шаре. И молился.
Егор никогда не задумывался о Боге и никогда в него не верил. И все его познания о религии сводились к двум фразам из Библии: одну он слышал от Курбаши, а о второй шел спор в классе, когда Венька сцепился с Розой. Но Венька тоже, конечно, не верил в Бога. Ему главнее всего была истина. Бог тут был ни при чем, и он, разумеется, не мог сейчас помочь Веньке, потому что не существовал. И лучшим доказательством, что его нет, было то, что Копчик ранил Веньку. Какое божество это допустило бы? За что?
И Егор молился не Богу, а елочному шару, который по-прежнему лежал в раструбе медного кувшина на подоконнике.
Егор молился без слов. Упершись глазами в блестящую точку, он все усилия души пытался свить в тугую нить и протянуть эту нить между собой и Венькой. Чтобы помочь ему… Может, есть на свете какие-то не открытые еще силовые поля, передача на расстояние энергии и жизненных сил. Пусть эти силы от Егора уйдут к Веньке! Вот через эту звездочку – незримой и сильной радиоволной… Зеленый шар, помоги… Переломи судьбу…
Но зеленый шар оказался более хрупким, чем судьба…
Сперва тот февральский (уже февральский!) день был не самым плохим. На перемене Егор стоял у окна и тупо смотрел на тополя в сером снегу, и вдруг подошла Бутакова. Спросила:
– Ты не знаешь, как состояние у Ямщикова?
Недоуменно и глухо, не оглянувшись, Егор сказал:
– Почему ты у меня спрашиваешь?..
– Ну, а у кого еще? Брат его молчит… Я думала, что ты должен знать. Все-таки вы же друзья…
Егор окаменел. Что это? Насмешка? Или она… всерьез?
– Ты не был в больнице? – спросила Светка.
– К нему не пускают, – тихо сказал Егор. Это была правда.
– Ну, а… – с мягкой настойчивостью начала Бутакова, и он с усилием проговорил:
– Да отцепись ты.
– Грубиян ты все-таки, Петенька…
И тогда вмешался Юрка Громов. Незаметно оказался рядом. Он сказал Светке высоким, чистым голосом пятиклассника:
– Бутакова, зануда ты окаянная, отвяжись от человека!
И она (странное дело!) послушалась. А маленький Юрка положил Егору ладонь между лопаток и сказал уже тише, ласково так:
– Егор, да ты не изводись. Медицина сейчас знаешь какая. Даже совсем безнадежных оживляют…
Егор не оглянулся на Юрку. Замер, боясь стряхнуть со спины его ладонь. И боясь еще, что Юрка увидит его стремительно намокшие глаза (последнее время слаб он, Егор, стал на это дело). Но Юрка, видимо, все понимал. Постоял еще две секунды, посильнее надавил ладонью – держись, мол, – и отошел.
А Егор остался у окна, и появилась у него догадка, что, может быть, не все его считают виноватым. Что ниточка странной симпатии между ним и Венькой, которая вдруг наметилась в декабре, не осталась в классе незамеченной. И может быть, правда кто-то считает, что они подружились. И теперь в молчании ребят – не отчуждение, а сочувствие… А то, что не подходят, – понятно. К Кошаку подходить не привыкли…
Ощущение Юркиной ладони (теплой даже сквозь пиджак и рубашку) было непривычным и словно лечащим. И надежда выросла, появилась в ней даже искорка радости…
А когда Егор пришел домой, он увидел, что шара нет.
Медное горлышко кувшина было пустым, а на ковре Егор заметил блестящую зеленую чешуйку.
Он не хотел поверить. Закричал:
– Мама! Где шар?
Алина Михаевна сказала из кухни:
– Что ты так кричишь? Я вытирала пыль, разбила нечаянно.
– Что ты наделала!!
Алина Михаевна появилась в комнате:
– Что с тобой? Копеечный шарик… Что за истерика?
– Для тебя копеечный! Для тебя все копеечное, что не на чеки в «Березке» куплено!!
Мать повысила голос:
– Что ты орешь! – И вдруг сморщила лицо: – Ты… человек без души. Скоро может все на осколки разлететься, а ты… шарик… У отца такое на работе, а тебя будто ничего не касается. Если бы ты знал, в чем его обвиняют… Он такой им цех отгрохал, а теперь из него преступника делают!
– За что? – машинально буркнул Егор.
– За все! За то, что хотел, чтобы людям лучше было! За то, что добрый очень! Вот…
«Слабо верится», – подумал Егор.
– Я-то при чем? Я в его печалях не виноват.
– Но тебе на все наплевать!
Это была истинная правда. Разговоры о происках отцовских недругов Егор слышал постоянно, однако никак они его не задевали. И теперь несчастье с зеленым шаром казалось не в пример страшнее всех отцовских бед. Потому что это была примета. Предвестие Венькиной судьбы.
Пытаясь умилостивить судьбу, Егор выцарапал из коврового ворса блестящую чешуйку и положил на край медного горлышка. Но легонькое стекло сорвалось и кануло в черноту кувшина. Егор лег на тахту и накрыл голову твердой подушкой.
Он не удивился и даже не испугался, когда раздался телефонный звонок и мать сказала из прихожей:
– Горик, тебя… Какой-то мальчик…
Мальчик несомненно был Ваня. И Егор понимал, что он сообщит. Будто во сне пошел к телефону. Сказал обреченно:
– Я слушаю…
Звонил действительно Ваня:
– Егор! Веник спрашивал про того мальчика. Что с ним теперь?
Первой была радостная, как вспышка, мысль: «Значит, неправда! Значит – жив!» Потом страх:
– Спрашивал… когда?
– Сегодня. Мы с мамой у него были.
– Ванька! А он… как?
– Да ничего уже… Врач сказал, что это позади… Ну, опасность всякая. Слабый только, придется еще лежать…
– Ванька, правда?!
– Ну, так врач сказал. Мне и маме…
Господи, неужели это возможно? Неужели конец мукам?
– Ванька, а…
Хотя что спрашивать! Если Венька сам задает вопросы, значит, и правда ожил. Каким-то мальчиком интересуется…
– Вань, а какой мальчик? Про кого он спрашивает?
– Ну, тот, которого ты отвез в Среднекамск…
Надо же! Все эти дни Егор и не думал о Заглотыше. Даже не спросил о нем у Михаила.
– Вань… Ну, ты скажи, что все в порядке! Он живет у моего брата, у Михаила. Нормально…
Если даже это не так, то пусть. Потом Егор разберется. Главное, чтобы Венька нисколько не волновался.
– Вань! А что еще Венька говорил?
– Он много говорил. Про всякое… Ты приходи, я вспомню и расскажу.
– Куда… приходить?
– К нам. Куда еще?
Тогда Егор сказал… точнее, выдавил, будто проламываясь сквозь стену:
– Ваня… как мне приходить-то… Я ведь… Ну, я же когда-то… с Копчиком был… тоже.
Ваня сказал сразу и очень серьезно:
– Конечно. Копчик этого и не мог Венику простить.
– Чего?
– Что ты от них ушел… Он тогда ведь не только из-за денег полез. Он сказал: «Мы тебе никогда не забудем, что ты Кошака отколол»… Егор, ты приходи. Недавно папа про тебя вспоминал…
– Как? – выдохнул Егор.
– Говорит: «Предупреждал ведь нас Егор, что за гад этот Копчик, а мы недооценили…» Веник хотел тебе записку написать, а медсестра сказала, что пока вредно… Приходи…
Егор зажмурился и кивнул. Потом сообразил, что Ваня этого не видит, и хрипло сказал в трубку:
– Ага…
Оказалось, что Егор не соврал, когда сказал Ване про Заглотыша. Тот в самом деле по-прежнему обитал у Михаила. Именно он ответил на звонок Егора. Негромким, но уверенным голоском:
– Квартира Гаймуратовых.
- Предыдущая
- 58/86
- Следующая
