Топот шахматных лошадок - Крапивин Владислав Петрович - Страница 39

• Предыдущая
• 39/51
• Следующая

– Дядя Лихо, а может, вы переедете к нам обратно? – осенило Драчуна.

– Не-е, Андрюшенька. Теперь уж не могу. Я ведь тут при должности…

… – Он там смотрителем колеса заделался, – объяснил ребятам Драчун, когда шагали в полумраке. – В пустом цехе там вертится большущее колесо. Вертится само собой…

– Зачем? – подозрительно спросил Тюпа.

– Не знаю… И Лихо не знает. Но говорит, что это очень важно… Оно иногда замедляет ход и надо его подталкивать. Ну и смазывать…

– Чудеса за чудесами, – сказала Белка. – Ты нас познакомь с ним, с Лихо Тихонычем. Интересно ведь…

– Ну, как-нибудь, при случае, – откликнулся Драчун. Без особой охоты, но и без явного нежелания. – Только дорога туда длинная…

Когда вернулись на площадь к бассейну, Костю окликнул Птаха. Костя думал, он скажет: "Где это вы гуляли?", но Птаха очень серьезно (и чуть ли не виновато) сообщил:

– Тут тебя один дяденька искал, рыжий такой. Он сказал, что будет тебя ждать у солнечных часов.

У Кости почему-то сразу упало сердце. Он кинулся на Треугольную площадь.

Вадим сердито сидел у часов, на краю площадки с циферблатом. Глянул мимо подбежавшего Кости.

– Куда ты сгинул? Дома нет, шарик твой локаторы не берут, видать здесь какой-то барьер. Мобильник не отвечает…

– Разрядился… – выдохнул Костя. – А что случилось?

– Вот… – Вадим протянул узкий белый конверт.

…И дальше все было, как во сне: тот же голубой лист с крупными буквами, те же слова… Только слез не было. Костя минут десять молча сидел, прижавшись к Вадиму плечом. Вадим тоже молчал. Сверху жарило солнце, но было зябко.

Потом Костя спросил:

– А отец Сергей сейчас где? В церкви?

– Наверно. Или рядом…

– Я схожу…

– Проводить?

– Не надо, я один, – с комком в горле проговорил Костя.

– Когда придешь домой, заряди мобильник. И позвони…

– Хорошо.

Голубые луковки и кресты маленькой церкви были видны за крышами. Костя пошел к ним, оказался в проходе между деревянными заборами, потом на знакомой аллее. Вышел к церковному крыльцу. Глянул на образ, на книгу в руках у Спасителя. "Да любите друг друга".

"Мама, я тебя люблю…"

В церкви был только священник. Стоял у дальней стены, поправлял на ней небольшую икону. Костя подошел к нему со спины.

– Отец Сергей…

Тот оглянулся, сказал без улыбки:

– "Отец Сергий". Впрочем все равно… Костик, я тебя ждал. Вадим позвонил…

– Значит, вы знаете?

– Да, Костик.

– А… можно какую-нибудь молитву… или службу?

– Я отслужу. Чуть позже. А ты помолись пока сам.

– Я не умею, – прошептал Костя.

– А как умеешь. Своими словами. Чтобы душа ее нашла приют у Господа… И свечку поставь.

Он положил Косте на плечо легкую ладонь, повел его обратно к двери. Там на столике, на обычном расписном подносе лежали тонкие желтые свечи. Отец Сергий дал одну Косте.

– Можешь поставить вон туда…

Костя оглянулся. Увидел знакомый образ Богородицы с Младенцем – над железным ящиком со щелью. Рядом с ящиком стоял высокий, Косте по грудь, подсвечник – медная тарелка на тонкой подставке, а на тарелке гнезда для свечек. Две свечки горели в этих гнездах. Костя зажег свою от дрожащего огонька. Вставил свечку в гнездо. Она покосилась, Костя поправил. От огоньков тянуло теплом, капля воска упала на руку. Горячая, но не злая, ласковая даже. Не то, что кипяток… Маленький Иисус и Мария смотрели на Костю с печальным пониманием.

Костя неумело и суетливо перекрестился

"Ну, раз уж так получилось… – мысленно сказал он. – Раз уж теперь ничего нельзя поделать… И если тотмир в самом деле есть… Я ведь ничего не прошу для себя, но для нее … пусть там с ней не будет ничего плохого… и пусть она помнит про меня. Пожалуйста…"

Огонек свечи вздрогнул, качнулся, затрещал и сделался неподвижным. Костя тоже вздрогнул. Постоял зажмурившись и быстро вышел из церкви. И пошел, пошел, потом побежал по аллее.

Куда ему было бежать? К кому? Только туда, в привычный мир Институтских дворов. Но, оказавшись на площади с бассейном, Костя понял, что не хочет никого видеть. И он не пошел к бассейну. Он пошел туда, где вытекающий из бассейна ручей убегал в заросли. Там лежал плоский камень-гранит. Костя сел на него, уткнулся лбом в колени и заплакал.

Пока читал письмо, не плакал, в церкви не плакал, когда бежал сюда не плакал. А сейчас сдерживаться не было смысла. Зачем?

Он дал волю слезам, и они щекочущими струйками потекли по ногам.

И была в этих слезах горечь с облегчением пополам. Хотя нет, горечи все же было больше…

Сперва он был один. Но скоро подошла Луиза. Потерлась о ногу гладким боком. Муркнула вопросительно. Костя погладил ее, не поднимая головы. Потом за спиной остановилась Белка (Костя сразу почуял, что это она).

– Что случилось, Костик, – тихо сказала Белка.

Он не стал, отмахиваться, говорить "ничего не случилось, отстань". Протянул через плечо письмо. И понял, что она читает.

Белка прочитала, помолчала и спросила шепотом:

– Она умерла?

– Да, всхлипнул Костик. – И теперь у меня совсем никого нет.

Оказалось, что сзади не только Белка. Оказалось, что еще Вашек и Сёга. Вашек положил руку на Костино плечо (почти как отец Сергий), а Сёга сел рядом и шепотом сказал:

– Ну, почему уж совсем уж никого? Мы же все-таки есть…

С Лихо Тихонычем познакомились раньше, чем ожидали. И, как говорится, не от хорошей жизни…

Через три дня после посещения Круглого болотца Белка, Вашек, Сёга, Костя, Драчун и Дашутка сидели на краю площади с памятником Пространственному Абсолюту, в траве. Разглядывали древнюю монету с портретом дядьки в греческом шлеме – Драчун ее нашел накануне вечером в бассейне. И вдруг Сёга сказал брату:

– Что-то голова кружится…

Он сказал это шепотом, но услышали все. И у всех сразу – нервы втугую… После того случая, когда Белка познакомилась с братьями Горватовыми, у Сёги было два приступа – оба не сильные и, к счастью, дома. (Один раз – когда он узнал из Аленкиного письма, что она не вернется к сентябрю, а останется в Таганроге на год.) А на Институтских дворах ничего подобного не случалось. Казалось, что здесь и не может случиться. И вот нежданно, негаданно.

– Ну-ка, ложись, – быстро сказал Вашек. – Расслабься. Дыши спокойно, не бойся… – И выхватил мобильник.

Но Сёга не лег. Он сидел, раскинув худые, с синякми и прилипшими травинками, ноги, упирался сзади ладонями и смотрел прямо перед собой, Будто слушал что-то далекое. Поморщился болезненно, сказал Вашеку:

– Не звони. Это… не то… Я просто чувствую… Где-то случилось плохое…

– Что? – быстро спросил Вашек.

– Где? – перепуганно спросила Белка.

– Не знаю… – бормотнул Сёга. – Или нет… кажется знаю… На Круглом болотце…

– Что?! – вскинулся Драчун.

– Не знаю… – опять пробормотал Сёга. – По-моему, кому-то больно. Он плачет…

Сёге поверили сразу. Знали, какие у него чуткие нервы-струнки. Тут же решено было, что Вашек проводит Сёгу домой (пускай тот полежит на всякий случай), а остальные рванут к болотцу. Но Сёга решительно встал и заявил, что с ним все в порядке. Он пойдет вместе со всеми. "А иначе я помру от того, что ничего не знаю…"

– Ох, а Тюпы-то нет! – спохватилась Белка. – Дверь-то как откроем?

– Может, она осталась открыта? – с испугом и надеждой сказал Драчун. – А то мы до болотца не доберемся и к вечеру…

К счастью, дверь и правда оказалась не заперта. Потянули – отошла… Знакомый путь показался теперь коротким, потому что шли быстрым шагом. Вот и светящееся зеленью окно… Вот и песчаный пятачок.

На песке суетливо прыгали и галдели десятка два лягушат в коронках. Драчун быстро присел на корточки. Как он разобрал их бестолковое кваканье и чириканье, непонятно, однако почти сразу сказал:

• Предыдущая
• 39/51
• Следующая