Гроза в Безначалье - Олди Генри Лайон - Страница 33

• Предыдущая
• 33/94
• Следующая

Ашрам пустовал, это Гангея знал наверняка: давно уже никто из аскетов-подвижников не навещал ветхого строения.

Что ж, сегодня у хижины появится новый хозяин – пускай всего на три дня. Найдется время и стены подлатать, и крышу поправить. Пусть люди пользуются.

Гангея прикинул на глазок расстояние и решил, что доберется без особого труда – плавал он лучше любого из рыбаков. Еще бы! Грешно сыну Ганги, матери рек, текущей в трех мирах…

Именно поэтому он не боялся крокодилов – зубастый мерзавец скорее откусит собственный хвост, нежели тронет сына госпожи!

Юноша туже затянул плетеный шнур котомки, спрятав кастеты внутрь, приладил на спине поклажу – и уже успел ступить в воду, когда узрел идущий к нему рыбачий челн. Серебряной бляшки на дне котомки с лихвой хватило бы заплатить за переправу, причем туда и обратно; поэтому Гангея решил подождать – лучше плохо плыть на челне, чем хорошо тонуть, как гласит народная мудрость.

Солнце било прямо в глаза, и перевозчика удалось рассмотреть, лишь когда челн оказался совсем рядом.

Верней, не перевозчика, а перевозчицу.

Это оказалась стройная смуглянка примерно одних с ним лет. Простое домотканое сари плотно облегало ее фигуру, и Гангея невольно сглотнул, засмотревшись на плавные изгибы юного тела – ткань скорее подчеркивала, чем скрывала их.

В больших, слегка раскосых глазах девушки крылась непонятная печаль.

И запах рыбы от реки почему-то усилился.

Девушка сделала два последних, точно рассчитанных гребка, и нос лодки мягко ткнулся в песок рядом с Гангеей. Он машинально заглянул в челн: свежий улов отсутствовал.

– Тебе нужно на тот берег? – опустив приветствие, поинтересовалась девушка и окинула пришельца оценивающим взглядом.

– Нет, только к островному ашраму…

Оторваться от созерцания девичьего стана было трудно: глаза вылезали из орбит, но смотреть в сторону отказывались наотрез.

– Там же никто не живет! – искренне удивилась перевозчица.

– Теперь живет, – улыбнулся ученик Парашурамы и ткнул пальцем себе в грудь. – Я живу. Правда, всего на три дня. Так ты отвезешь меня?

Девушка кивнула, оправив волосы, скрученные узлом на затылке.

Гангея легко оттолкнул челн от берега и прыгнул следом, едва коснувшись рукой борта. Утлую скорлупку качнуло, юноша уселся прямо на дно (оно оказалось против ожидания сухим) и стал глазеть, как девушка разворачивает свою посудину.

По всему выходило, что ей не впервой править челн по стремнине.

– Интересно, откуда рыбой так пахнет? – поинтересовался Гангея через минуту, не найдя иной темы для поддержания разговора.

– От меня, – резко ответила девушка, запнувшись на середине очередного гребка, и вдвое чаще заработала веслом.

– Шутишь? Я понимаю, ты рыбачка… да? (Девушка поспешно кивнула.) Но ведь даже от рыбаков так не пахнет! Как будто у тебя челн забит уловом…

Только тут до юноши дошло, что его слова могут обидеть перевозчицу; и он растерянно умолк.

– Это у меня с детства, – если девушка и обиделась, то виду не подала. – Меня с братом нашли на берегу реки…

– Расскажи, – попросил Гангея. – Плыть-то еще долго!

– А что рассказывать? – девушка пожала округлыми не по возрасту плечами. – Двенадцать лет назад…

Но Гангея мигом перебил ее:

– Двенадцать? Будет врать! Тебе сейчас…

– Ты будешь слушать или все время перебивать? – окрысилась на него девушка.

– Буду слушать! – поспешил заверить сын Ганги. – Прости меня.

– Прости? Забавно: ты первый, кто попросил у меня прощения! Разве что отец… мой приемный отец. Хорошо, слушай…

Девушка сама не понимала, почему ей вдруг взбрело в голову делиться горестями с незнакомым юношей. Может быть, он чем-то отличался от парней из рыбачьего поселка: не смеялся над ней и исходившим от нее неистребимым запахом рыбы, не приставал с двусмысленными намеками, а получив отказ – не ругался и не плевал ей под ноги, обзывая болотной ведьмой, двуногой лягушкой и щучьим подкидышем?

И еще: он умел просить прощения.

Может быть…

В этом Трехмирье – а другого у нас нет – все может быть.

Но наверняка дело было не только в этом.

– Эй, рыбак! А ну-ка глянь: что это там, на берегу? Да поторопись: раджа Упаричар, владыка южных матсьев, не любит ждать!

Разумеется, отнюдь не раджа Упаричар собственной персоной орал сейчас на подвернувшегося под руку рыбака. Просто направляясь вдоль берега Ямуны, близ места ее слияния с Гангой, раджа заметил движение у самой кромки воды. И кивнул начальнику стражи. Тот, в свою очередь, кивнул десятнику, десятник – рядовому стражнику; а стражнику не более остальных хотелось шастать косогорами, увязая в сыром песке по щиколотку.

Вот и дошло до рыбака.

Рыбак обернулся на голос, бросив латать прохудившуюся сеть. Отряхнул с колен песчинки, поправил уже далеко не новое дхоти, которое цветом не отличалось от прибрежного песка – и только после этого с достоинством поклонился.

Не спеша, однако, выполнять полученное приказание.

– Чего уставился, пучеглаз?! – рявкнул на него стражник. – Бегом! Одна нога здесь, другая – там!

– Ага, разогнался, – проворчал себе под нос рыбак.

Впрочем, достаточно тихо, чтобы не услышал вояка.

– Повинуюсь, господин, – ответил он уже громче, и медленно побрел к берегу, косолапя и загребая песок босыми ступнями.

Вернувшись через некоторое время (стражнику оно показалось вечностью), рыбак остановился на прежнем месте, еще раз поклонился и доложил:

– На берегу лежат двое младенцев: мальчик и девочка. Оба плачут, мой господин. Какие будут указания?

Стражник вытаращился на нахального рыбака, потом спохватился и, подавившись начальственным рыком, бегом бросился передавать услышанное десятнику.

Рыбак пожал плечами, уселся на песок, оправив затрапезное дхоти, и с интересом стал смотреть, как нарядные люди бегают от одного к другому.

Вскоре толпа пеших и всадников сгрудилась вокруг золоченой колесницы, запряженной четверкой панчальских рысаков. Пожилой бородач, что сидел за спиной возницы, проронил три-четыре слова – и начальник стражи кликнул все того же десятника, десятник – стражника…

Последнего ждал косогор.

Вернулся доблестный страж, брезгливо морща нос и неся в каждой руке по хнычущему младенцу. Почти сразу волной накатил резкий запах рыбы, словно вместо детей радже приволокли корзину с потрохами темноспинных карпов.

Рыбак взялся было за сеть, но почти сразу за спиной послышались тяжелые шаги – и к нему, топая, как боевой слон, подошел стражник.

– Вставай, бездельник! Великий раджа Упаричар решил взять мальчика себе и воспитать как сына. А тебе, недостойному, он отдает на воспитание девчонку и велит передать награду, которой ты без сомнения не заслуживаешь!

Последнее стражник добавил явно от себя.

– Держи! – вояка положил орущего младенца на песок и около минуты любовался, как дитя заходится плачем. Потом с искренним сожалением швырнул "недостойному" два золотых браслета, украшенных рубинами и сердоликами.

– Благодарю тебя, господин! Передай также мою безмерную благодарность великому и щедрому…

Но, огорченный невозможностью присвоить награду, стражник уже топал прочь, не слушая рыбака.

Жена рыбака, ворча, долго мыла девочку в настоях пахучих трав и кореньев, но запах рыбы оказался неистребим.

– Отнес бы ты ее туда, где взял, – брюзжала жена вечером, мешая заснуть недовольному Юпакше. – Может, она – якшиня-водяница? Или нежить какая? Возьмешь ее в дом – потом беды не оберешься! А дух-то от девки, дух – прямо твоя щука!

– Какая нежить, глупая женщина?! – Юпакша с недавнего времени гордо именовался старостой поселка и был преисполнен сознанием собственной значимости. – Дите себе и дите! Где ты видела, чтоб нежить молоко хлестала? А вот водяница – это и впрямь может быть. Тогда тем более надо ее в доме оставить – и нам, и всему селению удача будет!

• Предыдущая
• 33/94
• Следующая