Гроза в Безначалье - Олди Генри Лайон - Страница 41
- Предыдущая
- 41/94
- Следующая
Рама-с-Топором смотрел на ученика и дергал себя за кончик косы. Проказливые барашки плескались в смоляной глубине его взгляда. "Растет мальчишка," – выкрикивали барашки, игриво швыряясь искрами.
Растет…
Неожиданно Парашурама вскинул голову и повернулся к чаще, где минутой раньше скрылась влюбленная якшиня. Мигом бросив смеяться, Гангея последовал примеру учителя.
Тишина.
Но ведь только что было… было… или не было?
– Куда ты?! Куда ты спешишь, о прекрасный странник! Постой!
Кричала, вне сомнений, якшиня.
Ее мелодичную флейту, способную при надобности заглушить медный карнай, нельзя было ни с чем спутать.
Страстный вопль якшини утонул в треске веток – и вскоре на опушку стремглав вылетел человек. Даже издалека было видно, что одет ранний гость роскошно, сверкая на солнце обилием украшений; нечасто балуют такие люди своим посещением скромные ашрамы в лесах! Широким шагом человек направился к хижине аскета, и становилось понятным: он бы бежал, да гордость не позволяла.
Гордость и привычка повелевать, а не бегать.
– Кшатрий, – проворчал Парашурама, опустил сосуд на землю и машинально потянулся за Топором-Подарком.
Вот уже почти двенадцать лет мир царил на Курукшетре, и Пятиозерье давным-давно текло не кровью, а прозрачной водой; угомонилась тень невинно убиенного Пламенного Джамада, напился всласть краденый теленок – а вот поди ж ты!
Так и не научился аскет спокойно встречаться с воинским сословием.
Но выскочивший из лесу кшатрий не обратил внимания на сурового Раму. Приблизясь, он вдруг ускорил и без того быстрый шаг, кинулся к юному Гангее и упал перед ним на колени.
Обхватив ноги юноши и склонив изрядно седую голову.
После такого, мягко говоря, странного приветствия, не полагавшегося ни по чину, ни по возрасту, гость сорвал с бедер пояс и возложил его себе на макушку. Оторопев и не зная, что делать, Гангея смотрел на этот пояс, мимоходом восхитясь работой ювелира – бусины из красного травленого сердолика нанизаны по шесть в ряд, образуя семь звеньев, цепочки и поперечные пронизи из золоченой бронзы, скрепляющие полушария на концах…
Царский пояс.
Царь на коленях?!
– Простишь ли ты меня? – еле слышно спросил кшатрий, продолжая обнимать ноги юноши. – Простишь ли, что нашел тебя так поздно?!
И поднял лицо.
Только сейчас сын матери рек понял, почему не вмешивался Рама-с-Топором: аскет, от взгляда которого не мог укрыться след сокола в небе, первым заметил сходство гостя и своего ученика.
Впрочем, нет – первой заметила влюбленная якшиня; сейчас она топталась на опушке, боясь подойти. Понимала: Рама-с-Топором на этот раз погонит ее гораздо быстрее, чем вначале, если не проклянет без долгих разговоров.
А самому Гангее казалось, что он глядится в полированное зеркало, и его разделяет с отражением не блестящая гладь, а почти два десятилетия, год за годом выстроясь в цепочку.
В ушах юноши вдруг зашумело, и в этом шуме отчетливо пробилась ровная капель: час… день… год…
Вода из треснувшего кувшина.
– Скромный отшельник счастлив приветствовать в своем ашраме царя Шантану, владыку Города Слона, – спокойно сказал Парашурама, еле заметно трогая кшатрия за плечо. – Если господин соблаговолит подняться, я предложу ему травяную подстилку, воду для омовения и медовый напиток.
И еле заметный ореол вокруг аскета погас.
К вечеру похолодало.
На опушку тяжко выбрел буйвол-гаур – лобастая махина, весом никак не меньше пятидесяти дрон[46] риса; грозное мычание заставило притихнуть голосистых обитателей джунглей, и беззвучно откликнулся белый бык с лезвия Топора-Подарка.
"Вот и остались мы с тобой одни," – Парашурама кончиками пальцев погладил металл секиры и грустно улыбнулся.
Он стеснялся признаться самому себе, что отвык от одиночества.
Для Шантану, хастинапурского владыки – Пратипа, его отец и дед Гангеи, недавно скончался – обет сына пришелся как нельзя кстати. Не отказывать просящему? Так коленопреклоненному родителю вдвойне греховней отказать! Город Слона ждет тебя, сынок, прадедовская столица, гнездо Лунной династии; вон, и достойный учитель твой кивает, ибо долг истинного брахмана – поддержка кшатриев на духовном поприще…
Последней каплей было явление Ганги, матери рек, и ее торжественное примирение с бывшим мужем.
Ушел мальчишка, ушел с отцом… оглядывался, моргал, стряхивал с ресниц редкие брызги – а остаться не мог.
Обет дал.
Рама поежился, хотя холод был здесь совершенно ни при чем, и принялся ожесточенно дергать себя за кончик косы. Аскету не давала покоя одна деталь: когда он отвел царя Шантану в сторону и напрямик спросил, каким образом царь отыскал сына после семнадцати лет разлуки – Шантану очень удивился. Оказывается, не далее как вчера вечером он охотился у северо-западных рукавов Ганги и своими глазами видел, как божественно прекрасный юноша запрудил огненными стрелами течение реки, заставив воды взмыть к небу.
На окрик царя юноша не отозвался и исчез, зато из вод поднялась мать рек, текущая в трех мирах, и подробненько изложила Шантану, в каком направлении тот должен двигаться, дабы отыскать наследника.
И добавила богиня:
– О царь, это восьмой сын твой, которого некогда ты произвел от меня! Отведи же его к себе домой, о тигр среди мужей! Лучший стрелок из лука, он отлично владеет оружием и равен в битве Владыке Тридцати Трех. Постоянно чтимый богами и асурами, он в совершенстве знает ту науку, в которой сведущи мудрые наставники Брихас и Ушанас. Также твой могучий сын усвоил ту военную науку, вместе с ее вспомогательными и побочными частями, которую знает знаменитый мудрец, непобедимый врагами – Рама-с-Топором, сын Пламенного Джамада! О царь, отведи же домой своего собственного сына, этого героя, знающего смысл царских законов!
Позднее Рама поинтересовался у загрустившей Ганги относительно сего монолога, достойного быть увековеченным в памяти смертных – но богиня твердо заявила, что ни с каким мужем вчера вечером не встречалась.
А по поводу огненных стрел, что якобы запрудили ее течение, у нее есть свое, особое мнение, которое неприлично высказывать вслух.
Хрящеватый нос аскета с тонкой, как бритва, переносицей шумно втягивал воздух и надолго задерживал внутри, не спеша выдыхать.
Пахло жареным; но костер или мифические огненные стрелы были здесь ни при чем.
И белый бык с лезвия тревожно замычал, вторя тревоге, поселившейся в душе Рамы-с-Топором.
Часть третья
НАСЛЕДНИК
Эти главы – основа для всех добродетелей и нравственных достоинств, источник вдохновения поэтов и дивный путь избавления от пороков! Наслаждайтесь же, о достойные, ибо у нас самих бывает радостно на душе, когда мы рассказываем это…
46
Дрона – досл. "ларец" или "кадка"; мера веса около 16 кг.
- Предыдущая
- 41/94
- Следующая