Гроза в Безначалье - Олди Генри Лайон - Страница 63

• Предыдущая
• 63/94
• Следующая

Среднему даже предрек от большого сердца: "Быть тебе вождем звероподобных тварей, которые спят с чужими женами (к чему бы это?) и питаются трупным мясом!"

Но зато когда царя скинули с неба в болото, то целых пять мудрецов, пятеро великих подвижников, в складчину преподнесли бедолаге плоды своих духовных заслуг – и Индра уже ничего не смог поделать, когда гордец возвратился на небо в блеске и славе.

Рама-с-Топором замолчал, теребя кончик косы, брахманы-вестники переглянулись, тайно пожали плечами и удалились кто куда.

Все знали, что от младшего сына царя из легенды началась Лунная династия; все знали, что от проклятого первенца этого же царя, не возжелавшего делиться молодостью с отцом, пошли племена ядавов. Но никто еще не знал, что именно среди южных ядавов, в роду тотема Мужественный Баран, родится смуглый мальчик, которого назовут Кришна Джанардана.

Черный Баламут.

До Великой Бойни оставалось ровно восемьдесят пять лет; это было известно абсолютно точно, поскольку позавчера впервые заплакал другой мальчик.

Будущий Наставник Дрона по прозвищу Брахман-из-Ларца.

На прошлой неделе ты побывал у гетеры.

Вернее, не побывал, а она сама явилась к тебе, и даже не к тебе, а в арендованный подставным лицом дом, будучи уверенной, что идет по вызову к богатому торговцу тканями… Гетеру мало смутила темнота, царившая в покоях – ей, госпоже ста удовольствий, попадались клиенты с самыми разнообразными вкусами; разве что до сих пор не встречалось клиента, которого можно было утомить лишь под утро. И то прибегнув напоследок к редкому способу "Муравьиный узел", требовавшему от женщины музыкальных и акробатических талантов одновременно с талантами чисто женскими.

Довольная оплатой – в кошеле бренчали золотые нишки[54], а не серебро или, упаси боги, медяки! – гетера удалилась на рассвете, а ты еще с полчаса лежал на смятом ложе, закинув мощные руки за голову и глядя в потолок.

"Зверь умер!" – пришло тебе на ум, но мысль казалась куцей, обрывочной, и почему-то все время хотелось добавить:

– Да здравствует зверь!

От гетеры пахло орисскими благовониями, а не сандалом, и страсть ее, изощренная и гораздая на выдумки, отличалась от бешеного темперамента Сатьявати – но это впервые было неважно. Ты сам напомнил себе купца, который вызвал на дом женщину для развлечений, приятно провел время и сейчас отправится в лавку… или в государственный совет, что ничего не меняло. Зверь, упрямо толкавший тебя к соитию с одним-единственным существом на свете, умер. От старости? от внезапной старости Сатьявати? по прихоти судьбы? – бог весть…

Ты лежал, уставясь в потолок, и не знал, что зрачки твои сейчас похожи на кошачьи, а глаза слабо мерцают в полумраке, напоминая взгляд Черного Островитянина… зверь умер, и он здравствовал.

Просто сменив логово.

Ты вышел на веранду внутреннего дворика, босиком прошлепал к бассейну для омовений и спустился вниз по кирпичной лестнице. Вода была холодной, остыв за ночь – кроме тебя и удалившейся гетеры в доме никого не было, и слуги не спешили к устройству для подачи горячего воздуха; это было хорошо, и хорошо весьма.

Спустя час ты уже гнал колесницу по "Пути Звездного Благополучия" в направлении дворца.

У западных ворот тебя встретила темнокожая старуха и, распространяя аромат сандала, принялась взахлеб кричать о необходимости спешно женить ее сына.

Твоего сводного брата.

Ты равнодушно кивнул и спрыгнул с колесницы.

Все, кроме Грозного, замечали, что регент изменился. Старикам он напоминал Пратипу, того улыбчивого раджу, чье правое бедро было предназначено исключительно для невесток, а колья на площади – исключительно для преступников. Шамкая беззубыми ртами, старики сходились на том, что спокойный взгляд Грозного устрашает больше, нежели в свое время устрашал открытый гнев Шантану-Миротворца.

Да и амнистий поубавилось, чтобы не сказать – они исчезли вовсе.

Тайные перемены замечали послы, кланяясь ниже и говоря глаже; слуги спешили убраться с дороги регента, едва заслышав тяжкие шаги из-за угла коридора; доклады министров стали короче, заменив пространные славословия в начале на древнюю формулу:

– Слуга твой Кунтейка[55] Дашарнский челом бьет и молит о снисхождении…

Регент вдруг стал брить голову, возродив былой закон кшатриев: "На голове воина должно быть столько волос, сколько можно пропустить через серебряное кольцо!" Кольцо всегда блестело на пальце, а полуседой чуб свисал к левому уху, в мочке которого болталась серьга с крупным рубином.

Капля крови.

Правда, обычай обычаем, а после бритвы цирюльника не так бросалось в глаза, что кудри сорокалетнего регента с недавних пор окончательно побелели; тем паче что в окладистой бороде покамест хватало перца.

Следом за Грозным засияли синевой макушки воевод и рядовых дружинников, и оставленные пряди лихо выбивались из-под шлемов наружу, трепеща на ветру.

Ох, и запомнили хастинапурские чубы от княжества Матсьи до Нижней Яудхеи, когда окраины державы Лунной династии изрядно раздвинулись, а возы с данью поползли в Город Слона!

Стали вслух поговаривать, что Мадхьядеша, Срединная Земля ариев, должна быть единой. Ограниченная с севера Гималаями, а с юга – горами Виндхья, на западе она включала в себя все Поле Куру разом, а на востоке тянулась к слиянию трех рек: Ганги, Ямуны и Сарасвати. И с недавних пор практически все княжества или царства Срединной Земли были с радостью готовы признать над собой сюзеренитет Хастинапура – если Грозный все-таки решит совершить "Конское приношение", приняв на себя титул Махараджи-Чакравартина…

Все – за исключением могущественных панчалов.

Но кроме этих гордецов, кшатрии остальных земель уже брили головы и носили в левом ухе серьги – кто с рубином, кто с аметистом, кто с хризолитом, в зависимости от достатка.

И твердо знали назубок три дела, позорные для воинского сословия: в грозный час отсиживаться в собрании, быть профессиональным борцом на потеху зевакам и лишиться мужского естества, став среднеполым.

"Грозный час" даже шутливо звали "Часом Грозного"; да и Хастинапур, названный в честь основателя, Хастина-Слона, вознамерились было переименовать в Бхишмапур, то бишь в Грозный – но регент категорически запретил.

Уважает предков! – шептались в народе.

В самой столице группой брахманов-советников уже был подан на рассмотрение регента закон о чистоте варн. В частности, там предлагалось запретить шудрам-работникам изучение Вед. Дескать, если член низшей касты читает святые писания – да будет ослеплен; если внимает чужому слову – да будет лишен слуха; если же тайно переписывает Веды и Веданги на пальмовых листьях – да отрубят нечестивцу руки и сварят затем в кипящем масле!

В таком виде закон принят не был, но шудры дружно шарахнулись прочь от "Второго рождения", а кое-какие положения "Закона о чистоте" начали плавно претворяться в жизнь.

Например, ребенка отца-кшатрия от женщины-шудры стали называть Кшаттри, то есть "Подрывающий чистоту", а чандалам под страхом смерти запретили прикасаться к жрецам и воинам – даже умирающему от жажды царю чандала-неприкасаемый не мог подать воды, не рискуя при этом головой.

Вдобавок знак на лбу, который символизировал принадлежность к той или иной варне, окончательно стал разноцветным: чтобы окраска человека была видна издалека.

На смену Кула-дхарме, иначе Долгу Семьи, шел Варна-дхарма.

Закон Варн.

Вокруг махровым жасмином расцветал вишнуизм – все знали приверженность регента этому утонченному культу. Поклонение Брахме-Созидателю превратилось в скучную обязанность, которую и нести тяжело, и бросить жалко. Слово "брахман" потеряло первое значение, а храмов Созидателя осталось всего два – и оба не в Хастинапуре. Южане из зарубежья Срединной по-прежнему цепко держались за сомнительную милость Шивы – но на просвещенном севере оргии в честь Разрушителя привлекали к себе лишь бедняков и лесных дикарей.

• Предыдущая
• 63/94
• Следующая