Куколка Последней Надежды - Панов Вадим Юрьевич - Страница 44
- Предыдущая
- 44/79
- Следующая
Остановка была неожиданной, а потому неприятной и даже страшной. Тупые белые сугробы оказались непреодолимым препятствием для могучих крыльев Олеси. Они встали между женщиной и солнцем, и мягко, но надежно, преградили ей путь к свету. Черные крылья растерянно захлопали по воздуху, и несколько секунд Олеся просто падала, испытывая не сладкий, запрограммированный ужас, а самый настоящий страх.
И дикую обиду.
К счастью, Олесе удалось избежать паники и выправить положение. Она расправила крылья и, перейдя на мягкое, уверенное планирование, с горечью посмотрела на скрытое облаками солнце.
– Я ведь была там! Была!!
Туманная прохлада облаков, горячие лучи, пронзающие тело, и маленькая, едва заметная земля, диаметром с мелкую монету.
– Я помню!!
Невозможность взлететь выше рвала на части душу.
Олеся попыталась еще раз, резко взмыла к облакам, с наслаждением подставляя лицо обжигающим лучам солнца, и, встретив давление, спикировала вниз, к земле, к желтому песку пустыни, к одинокому строению, замеченному среди дюн.
С высоты оно казалось нагромождением скал, вырвавшимся из океана песка, в крайнем случае – развалинами, но чем ближе подлетала Олеся, тем яснее ей становилось: не развалины, совсем не развалины. Она замедлила движение и сделала несколько больших кругов над землей, с любопытством изучая загадочное место.
Амфитеатр. Огромный, круглый амфитеатр, выросший среди бескрайних песчаных просторов. Он не поражал ухоженностью, но и до упадка было далеко. Камни, чуть темнее песка, аккуратно подогнаны друг к другу, поверхность щербатая – пустынные ветры вдоволь поиграли с ней, – но еще прочная. Ворота забраны ржавыми решетками, и попасть в амфитеатр можно только сверху.
Олеся плавно опустилась в самый центр арены. Плавно и очень медленно, чувствуя, как исчезают ее прекрасные черные крылья, исчезают без следа. И одновременно расслабляются напряженные, натруженные мышцы, плечи и руки вновь становятся такими, какими должны быть: сильными, но нежными, с плавными, женственными линиями.
За каменными стенами амфитеатра не было ветра, и тончайший шелк, мягко окутавший женщину, не защищал, а украшал тело. Прозрачный белый шелк, не скрывающий ни одной черточки прекрасной фигуры.
«Что я ищу здесь?»
Олеся медленно повернулась, и под ее взглядом на пустых скамьях амфитеатра стали появляться песочные часы. Тысячи песочных часов. Миллионы песочных часов. Миллиарды. Миллиарды одинаковых песочных часов окружали Олесю, и бесчисленное количество песчинок, порхающих в стеклянных колбах. Количеством песчинок часы и отличались друг от друга. В некоторые из них песок был набит, натолкан, спрессован, чтобы поместилось как можно больше, еще больше, даже удивительно, как выдержали такое давление хрупкие стеклянные колбы. В других песка оставалось мало, совсем чуть-чуть, но внушительная горка в нижней половине часов показывала, что когда-то и они были забиты под завязку. А в некоторых часах было всего по нескольку крупинок, стремительно падающих в пустоту…
– Иногда шорох песка заглушает ветер.
– И ветер обижается?
– Ветер никогда не обижается. Он вечен и знает об этом.
– И поэтому грустит.
– Ты знакома с ветром?
Анку сидел в кресле-качалке. Изогнутом и скрипучем, старом и совсем не вечном: щегольская когда-то полировка облезла, обивка протерлась, а один из подлокотников был заботливо подвязан веревочкой.
– Ты знакома с ветром?
– Я просто подумала, что это знание должно вызвать грусть.
– Ты подумала правильно, – не стал спорить Анку. – А что бы ты сказала, если бы ветер не знал о своей вечности?
– Я бы сказала, что он боится, – медленно ответила Олеся.
– В яблочко.
Старик поднес к длинному носу грязноватый платок и натужно высморкался. Тощий, словно высушенный, с резкими чертами лица и длинным носом, он был похож на цаплю, наряженную для смеха в неопрятный бурый камзол.
– Болеешь? – профессиональным тоном осведомилась женщина.
– Ветер – друг, но иногда он шутит.
– Устраивает сквозняк?
– Забирается внутрь. – Анку аккуратно переложил платок и вновь высморкался. – Ему интересно быть со мной. А мне интересно с ним. Другие гости бывают здесь нечасто.
– Но все-таки бывают.
– Когда соберутся с духом.
– Тебя не любят.
– Меня боятся.
– За что?
Старик с веселым интересом посмотрел на Олесю.
– А ведь я сам не понимаю, красавица, клянусь этой пустыней – не понимаю! В отличие от многих, я не приношу смерть, я всего лишь оповещаю о ней.
– И кто оповещает сейчас?
– У меня много «я», красавица. У меня очень много «я».
– Поэтому ты никогда не опаздываешь.
– Поэтому я всегда прихожу вовремя. – Анку бросил взгляд на часы. – Да, вовремя. Но не ко всем.
– За что же ты так полюбил меня, горе-вестник?
– Тебя? – Старик рассмеялся, и его смех плавно перешел в затяжной кашель. – Тебя? Мне нравится все необычное, красавица. А такие, как ты, встречаются редко, очень редко.
Анку поднял голову, Олеся машинально последовала его примеру и едва не вскрикнула, сумев подавить удивленный возглас в самый последний момент: над амфитеатром кружила прекрасная белокурая женщина с огромными черными крыльями.
– Разве не удивительно?
Олеся опустила глаза, закусила губу, чуть вздрогнула, почувствовав, что холодный взгляд ветра проник под тонкий шелк одежды.
– Расскажи мне о смерти, красавица, – попросил Анку.
Олеся жестко посмотрела в воспаленные глаза старика.
– Я дарю жизнь!
– Неужели? – Анку скрипуче рассмеялся, и ветер, словно отгадав желание старика, создал перед женщиной крутящийся столб пыли. – И много жизней ты подарила смерти?
– Отстань! – Олеся попыталась загородиться рукой, но что толку отмахиваться от ветра? Стремительный хоровод закружился вокруг нее. – Отстань!!
Человек, с ужасом наблюдающий за приближающимся монстром, рот скривился в отчаянном крике, лицо перекошено животным страхом… Борис фон Доррет, за мгновение до конца понявший, что его меч не выдержит чудовищного удара Лунатика… Еще один незнакомец, безучастно, с каким-то невозможным спокойствием смотрящий на стремительно приближающуюся землю…
– Я действительно не понимаю, почему люди боятся меня, – тихо проворчал Анку.
– Все дело в репутации, – холодно объяснила Олеся. Она решительно шагнула из пыльного облака, и оно мягко осело на камни амфитеатра. – Зато я теперь окончательно поняла, почему к тебе редко ходят гости.
– Ты сильна, – протянул старик, – сильна… Это тоже встречается не часто.
– Я вернусь. Я снова полечу над облаками, – тихо, но твердо сказала женщина.
– Пока ты не ушла, – Анку вновь достал платок. – Присмотрись к часам. Это не задержит тебя надолго.
Олеся хмыкнула, секунду постояла, раздумывая над предложением старика, затем не спеша подошла к ближайшему ряду часов.
– Я ничего не вижу.
– Присмотрись.
Зина, гибкая черноволосая пантера, расслабленно, как на пляже, расположившаяся на своем песке. Ее глаза мечтательно закрыты, по губам скользит довольная улыбка, и она совсем не видит, с какой громадной скоростью падают в пустоту ее песчинки.
Екатерина Федоровна. В ее часах осталось совсем мало крупинок, но на задумчивом лице старухи не видно боли или страха, только грусть.
Девушка, тонущая в гигантской груде песка. Что с ней случилось? Оступилась? Потеряла равновесие? Коварные песчинки заманили ее в свою воронку, сдавили тело, сломали волю, не позволяя вырваться из смертоносной ловушки. А ведь в ее часах так много…
– Зачем ты показал мне это?
Ветер-шутник прошелестел в ответ что-то неразборчивое.
– Зачем?
Олеся обернулась. В центре амфитеатра мерно покачивалось пустое кресло.
Олеся открыла глаза.
В спальне было тихо-тихо. Необычайно тихо. Пугающе тихо. И только шорох занавесок на окне да легкое дыхание лежащей рядом Зины нарушали эту величественную, мрачную тишину. Осторожно, стараясь не разбудить подругу, Олеся поднялась с кровати, машинально поправила тончайший шелк, белой дымкой струящийся по ее телу, и вышла из спальни.
- Предыдущая
- 44/79
- Следующая
