Зимнее пламя - Беверли Джо - Страница 39

• Предыдущая
• 39/65
• Следующая

Небо потемнело, где-то за облаками садилось солнце. Похолодало, и промозглый воздух стал забираться в башмаки и под накидку.

А может, холодная дрожь пробегала по ее коже из-за замечания Эшарта о мертвых героях и тона, каким это было сказано?

— Потому что омела ядовита? — уточнила она. Ей ответил лорд Родгар:

— Потому что омела погубила Бальдура, а он был не просто героем, но и богом. Ты это имел в виду, не так ли, Эшарт?

— Именно это. Но можно сказать, что Бальдур погиб из-за поступков его матери.

Матери! Дженива поняла, что начался поединок.

— Каких поступков? — потребовала объяснений мисс Миддлтон, пристроившаяся к Эшарту с другой стороны.

— Сначала мать Бальдура просила богов позволить ей взять клятву со всех живых существ, что они не причинят ее сыну вреда.

— И что же в этом плохого? — удивилась Дженива. — Любая мать, если бы могла, сделала бы то же самое.

— Но мать Бальдура пренебрегла омелой, ибо считала, что та слишком слаба, чтобы быть опасной. Типичная женская глупость.

— При этом вечерами боги от безделья развлекались тем, что пытались убить его. Типичная мужская глупость.

— И что же случилось потом? — спросила Дженива, стараясь понять, какая скрытая опасность таилась в этом разговоре.

— Представьте, пожалуйста, — громко сказал Родгар, словно стараясь заинтересовать рассказом окружающих, — ночь в Асгарде, замке богов. Льется рекой медовый напиток, и веселье разгорается. Не найдя ничего лучшего, боги пускают стрелы в счастливчика и даже колют его острыми кинжалами.

Эш рассмеялся:

— Как это напоминает королевский двор в Сент-Джеймсе!

— Пожалуйста, помолчи! — Дженива заметила, как у Родгара дрогнули губы. — Бальдур не испытывает боли…

— Могу я высказать свои сомнения?

— …пока Локи, завидуя счастью Бальдура… Локи! Дженива чуть не вскрикнула.

— Счастье, заметьте, — вставил Эш, — это подвергаться постоянным нападениям. Как же это похоже на жизнь фаворита при дворе.

— Счастливчики должны все время быть начеку, — согласился Родгар. — Бальдур не обладал интуицией, и послушайте, что из этого вышло. Локи, думаю, вы помните Локи, единственным смыслом существования которого было затевать ссоры…

— Мы без труда узнаем в нем такого типа людей.

— Никаких имен, кузен.

У Дженивы кружилась голова.

— Локи срезал ветку омелы и сделал из нее копье. Хотел ли он убить, или это было всего лишь озорство?

— Но, — перебила его Дженива, — из омелы нельзя сделать копье, ведь это лиана…

— Железная логика. — Эш усмехнулся. — Это происходило еще до нашей эры, до рождения Христа. В одной истории говорится, что крест был сделан из дерева омелы, потом ее прокляли, и она стала такой, как сейчас, слабой и живущей только тем, что высасывает сок из других деревьев.

— В таком случае мать Бальдура не могла не знать об этом.

— Увы, смысл этой истории не подчиняется логике Дженива.

Она затеяла спор, потому что чувствовала, приближается нечто неприятное, но в конце концов ей пришлось заставить себя замолчать.

— Локи сделал копье, — продолжал Родгар, — но не воспользовался им сам, а уговорил метнуть его слепого брата Бальдура, Ходура, убедив его, что Бальдур хочет, чтобы он принял участие в игре. Затем Локи направил его руку. Бальдур умер, и все боги рыдали так, что слезы лились на их мед.

— Но в общем-то, как мы понимаем, несчастье произошло только из-за их собственной глупости.

— Кто в этом сомневается? — Лорд Родгар усмехнулся. — А они набросились на Локи.

— Это была его вина, — заметила Дженива.

— Иногда поступок имеет глубокие корни, мисс Смит, и нанесший последний удар оказывается не единственным виновником. Что касается Локи, боги поймали его, навеки заковали в цепи, а над его головой посадили змея, чей жгучий яд непрестанно капает на его лицо. Никто не бывает так жесток, как те, кого тяготит чувство вины.

Вины? Чьей вины? Матери Родгара? Его отца? В этом древнем мифе скрывалось что-то еще.

Молчание затянулось, и Дженива не выдержала:

— Почему матери в мифах так беспечны? Мать Ахилла оставила незащищенной его пятку. Мать Бальдура пренебрегла омелой. Немного добросовестности, и все было бы в порядке.

Во взгляде Эшарта она прочитала гимн своей логике и пожалела, что не придержала язык.

— Добросовестность дала бы нам непобедимых героев, — охотно пояснил лорд Родгар, — но именно наша уязвимость делает нас человечными.

— Возможно, — заметил Эш, — именно в этом причина того, что дети Каина и Авеля обречены нести бремя грехов своих родителей.

— Этим можно было бы многое объяснить, — согласился нисколько не смущенный. Родгар, — но жестокие боги умерли, а наш бог — Иисус Христос, который заповедовал нам прощать врагов наших.

Отлично сказано!

Эш ничего не ответил. Неужели он и на самом деле считает себя кем-то вроде Локи? И не готовится ли он погубить Родгара каким-то таинственным оружием?

Дженива не заметила, как они пересекли лужайку и вошли в сад, охраняемый от оленей высоким забором.

— Вперед к омеле! — раскрывая ворота, позвал Родгар. — В наши просвещенные времена она может убить нас только поцелуями.

Эш ввел Джениву в сад и закрыл за собой ворота.

— Но не забудьте, — добавил он, — что Иисуса Христа предали именно поцелуем.

Дженива ожидала чего-то большего, какой-то вспышки, даже бурной сцены, так ждут грозы, избавляющей от гнетущей духоты. Однако лорд Родгар спокойно отошел от них, уведя с собой мисс Миддлтон и Ормсби, чтобы поболтать с другими гостями.

Она сердито смотрела на Эша, жалея, что не может вытянуть мысли из его головы, как веревку из трюма. Уверенность, что она знает его достаточно хорошо, исчезла. Он оставался загадкой.

Наступало Рождество, время мира и покоя, но Дженива жила среди войн и отлично знала, как безумие проникает в кровь людей. Она видела мужчин, бросавшихся друг на друга просто из-за их национальности, военной формы или имени, как будто ненависть каким-то неведомым образом вспыхивала в их душах.

— Ага, — сказал Эш.

Дженива подняла глаза и увидела, что ветвь омелы, усыпанная ягодами, почти касается ее головы. Она не могла поверить, что маркиз попытается начать свои игры прямо сейчас, и отступила назад.

Он с досадой вздохнул:

— Я ведь предупреждал, чтобы вы не вмешивались.

— А как я могла сдержаться? Он срезал ветку и протянул ей:

— Позвольте мне по крайней мере вооружить вас. Я уверен, вы уже знаете мои слабости.

Она осторожно, чтобы не стряхнуть ягоды, положила ветку в корзину.

— Если это будет в моих силах, я никогда не причиню вам зла, Эш. Пожалуйста, поверьте мне.

— Но наилучшие намерения могут оказаться гибельными.

Он встал на лесенку, прислоненную к дереву, чтобы безжалостно собрать ягоды.

— Это растение, как вы знаете, паразит, оно живет за счет дерева. Если позволить, оно вытянет из него всю жизнь и таким образом само погибнет. Очень глупое растение.

— Назовите мне умное.

Маркиз с удивлением посмотрел на нее и рассмеялся.

— Вы никогда не оставите без внимания ни одной моей глупости, не так ли, Дженива?

Ей хотелось отделаться шуткой, однако она сказала:

— Возможно, но это не главная моя цель.

Срезав последнюю ветку омелы, маркиз спустился на землю.

— Даю пенни за ваши мысли.

— Гинею. Нет, десять.

— Согласен.

Она взглянула на него, затем оглядела окутанный сумеречным туманом сад, где ясно слышались голоса и смех, но где все, кроме стоявшего рядом Эша, казались ей призраками.

— Я чувствую себя так, будто стою на грани чего-то запретного и едва не падаю. Я даже не знаю, что там дальше, за этой гранью. — Она скорчила гримасу. — Хотя… эти размышления не стоят и пенни.

Его взгляд сделался серьезным.

— Я понимаю, что вы подразумеваете под гранью. Иногда у меня тоже возникает ощущение, будто я живу на лезвии кинжала.

• Предыдущая
• 39/65
• Следующая