Лучшая защита - Шалыгин Вячеслав Владимирович - Страница 61

• Предыдущая
• 61/99
• Следующая

– Туда нельзя! – категорически заявила секретарь главного обвинителя всех Наций во всех грехах, как его в шутку называли сотрудники.

В приемном зале шло экстренное совещание с участием директора ЦРС и начальника Управления полиции.

– Стоять-бояться! – проревел Ульрих. – Мне можно!

Секретарша ничуть не испугалась:

– Никому нельзя!

– У меня свежак!

Девица потянула носом и поморщилась:

– Это я чувствую.

– У меня новости по делу о расправе! – громовым басом уточнил следователь. – Не заставляй меня вышвыривать красивых девушек из окон!

– Я сейчас охрану позову! – Секретарша, конечно, не поверила в угрозу, но все равно немного стушевалась. – Сядьте в кресло и ожидайте!

– Немедленно доложи Симонову! – продолжал бушевать Ульрих. – Если не доложишь, он тебя сего-дня же уволит! Ко всем чертям уволит, несмотря ни на какие таланты и особые сверхурочные заслуги!

– На что это вы намекаете?! – Девица возмущенно зарделась.

– А есть что скрывать? – с профессиональным подозрением поинтересовался следователь и оглушительно расхохотался. – Докладывай обо мне шефу, или я, пока буду тут ожидать, вытяну всю твою подноготную, клянусь Фемидой, честное слово!

От глубокого обморока секретаршу спас сигнал интеркома.

– Ольга, что там за шум?

– Марк Станиславович, к вам Ульрих рвется. Он грозит меня в окно выкинуть. Я не хочу.

Несмотря на тяжелую обстановку, генеральный прокурор юмор оценил. Он вообще никогда не терял присутствия духа и любил, чтобы подчиненные воспринимали события с долей иронии, даже в разгар самых тяжелых кризисов. Будучи женщиной неглупой и опытной, Ольга это прекрасно поняла еще в первую неделю работы в офисе.

– Ульрих, тронешь девочку хоть пальцем, лично надаю по шее. Что у тебя?

– Свежак, господин прокурор! Прямо из морга!

– Какой оттуда может быть свежак? – усмехнулся Симонов.

– А еще я родню потерпевших опросил, та-акие факты всплыли!

– Заходи…

В зале заседали трое. Без круглого стола, просто в креслах у имитации камина. Генеральный прокурор Симонов с интересом взглянул на следователя и указал ему на четвертое кресло, в точности как у других. Такая демократичность высокого начальства теоретически должна была подкупать, но Ульриха сейчас меньше всего волновали благосклонные жесты. Да и не жест это был вовсе. Не тот человек был прокурор, чтобы разводить церемонии, следователь это прекрасно знал и уважал начальство за реальную, не показушную демократичность. Причем гораздо сильнее, чем за профессиональные качества. Как раз о них следователь был невысокого мнения. Но генеральный не был «коренным» сотрудником, начинал карьеру он в армии, и ему было простительно.

Ульрих уселся в кресло, пробурчал «здравствуйте» в ответ на кивок второго заседателя – это был Картер, директор ЦРС – и с интересом уставился на третьего. С интересом, потому что следователя крайне занимало, что он сейчас чувствует и о чем размышляет, уставившись на голографический огонь? Начальник Управления полиции Белкин, казалось, не замечал появления Ульриха, полностью погрузившись в тяжкие раздумья.

– Вещай, – разрешил Симонов. – Что они тебе рассказали?

– Покойники?

– Родственники.

– А-а… я хотел с морга начать.

– Ну, давай так.

– Вот.

Ульрих порылся в кармане и достал пакет с чем-то тяжелым. Он подбросил пакет на ладони, и «что-то» в нем брякнуло.

– Копилку у ребенка отнял?

– Это пули, господин прокурор. Шестнадцать штук.

– Пули?

– Да, сорок четвертый калибр порохового оружия. Эксперты-оружейники говорят – редкая штука… Извлечены из тел погибших. Вернее, из их черепов. Так что все сходится.

– Ты намекаешь на спецоружие? Белкин, твои группы захвата пользуются пороховиками сорок четвертого?

– Вообще-то положено пользоваться девятимиллиметровыми, но есть, конечно, особые энтузиасты. – Начальник полиции угрюмо взглянул на Ульриха, а затем на Симонова. – Только их немного. Лазерники удобнее и надежнее.

– Но ведь по конвенции тридцать второго года городская полиция обязана соблюдать нормы безопасности и пользоваться только бесшумным пороховым оружием останавливающего действия! – запротестовал следователь. – Насколько я понимаю, чем крупнее калибр, тем действие более… останавливающее, и как раз поэтому его используют ваши спецназовцы. Правильно?

– Нет, неправильно, – возразил Белкин. – Ваши уловки оставьте для допросов. Во-первых, спецгруппам разрешено пользоваться армейскими лазерными винтовками, микроволновыми пушками, нервно-паралитическим газом и психотронными излучателями. Электрошокеры, водометы, пороховики и слезоточивый газ – удел обычных полицейских. Во-вторых, сорок четвертый калибр в прошлом частенько изготавливался под «магнум» – патрон гораздо мощнее обычного. Но даже и стандартный патрон этого калибра – редкостная сволочь. Ни о каком «останавливающем» действии не может быть и речи. Такое оружие убивает наповал с самыми разрушительными внешними проявлениями. Вы не могли вынуть шестнадцать пуль из черепов пострадавших. После такой изуверской казни – всех на колени и с близкого расстояния по пуле в затылок – у них и черепов-то не должно было остаться. Разнесло бы как глиняные горшки.

– Ульрих! – Симонов кивнул, соглашаясь с начальником полиции, и строго посмотрел на следователя. – Ты сам вынимал пули?

– Я же не патологоанатом. – Толстяк обиженно засопел. – Но у меня нет причин не верить коронерам! Они и заключения мне в комп сбросили. Прямо с больничного сервера. Все шестнадцать как на подбор; причина смерти – огнестрельное пулевое ранение в затылочную область головы. Может, у этих полицейских патроны не «магнум» были, а, наоборот, какие-нибудь нестандартные, ослабленные?

– Короткобойные, – подсказал Симонов.

– Ну, – снова оживился Ульрих. – Вот и застряли пули в башках!

– У полицейских все одинаковое, штатное, – раздраженно бросил Белкин. – Подстава это. Кто подписывал заключения?

– Эксперты и директор клиники.

– Ну так побеседуйте с этим директором. И с прозекторами побеседуйте, которые непосредственно вскрытия делали!

– В лесу побеседовать? – не сдержался Ульрих.

Секундой позже он понял, что не прав, и взглянул на Белкина исподлобья. Начальник полиции перенес оскорбление достойно. Он лишь многозначительно взглянул на Симонова. Тот огорченно поморщился и покачал головой:

– Старший следователь Ульрих, ваше поведение недопустимо.

– Виноват, господин прокурор, признаю и прошу меня простить. – Он взглянул на Белкина. – Извините, господин начальник, такой уж скверный характер.

Полицейский вяло шевельнул рукой – «да ладно» – и снова уставился в камин. Ульрих вновь воспрянул духом.

– Ну ладно, с пулями пока не все понятно – проверю, но родственников я сам опрашивал! За достоверность ручаюсь. Кроме одного, всех опознали.

– Кроме кого?

– Ну, если опираться на данные из гиперсети, это был партийный лидер. Этот, как его… Явор!

– Самый обычный горлопан, – заметил Картер. – В его досье даже ни одного приличного подвига нет, сплошь мелочовка. И вообще эта «Свобода и право» никуда не годилась. Сборище лентяев. Партия называется. Любители пива и то более организованны и политически весомы.

– Ну да, лентяев, – Ульрих усмехнулся. – А что еще интересного знает ЦРС об этой партии?

– Интересного? – Картер пожал плечами. – Около тысячи членов, примерно сотня – бойцы. Но все вместе редко собираются. Лентяи и есть. В активе десяток мелких стычек с полицией на митингах объединенной Оппозиции и антиглобалистов. Конкретной политической программы нет и в помине, главный лозунг – «Против власти за свободу».

– Анархисты, – вывел Ульрих.

– Не совсем. Власть им не по душе только нынешняя. Как бы. А если копнуть, внутри своей банды ограничения свободы они признают и развивают. Например, поборы под видом взносов, запрет на посещение некоторых общественных заведений и мероприятий, принудительное участие в «партийных оргиях» – особенно для молоденьких неофиток, преследования людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией…

• Предыдущая
• 61/99
• Следующая