Точка сингулярности - Скаландис Ант - Страница 16
- Предыдущая
- 16/107
- Следующая
Да, умом Редькин прочитывал это, но душа подобного варианта не принимала – было в нем нечто. То ли непристойно грязное, то ли пугающе шизоидное. Второе точнее. «Ведьма она!» – мелькнула совсем уж дикая мысль. Но если вдуматься, ничего дикого. Это в средневековой Европе сексуально активных женщин считали прислужницами сатаны, а на Востоке, например, все совсем по-другому. При чем тут Восток, спросите? Ну, как же. Психологи, они же все с восточным складом ума, не случайно рука об руку с психологией шагают всякие там праны, асаны и прочие рамаяны… «И хочется и колется, – стучало в мозгу, – и хочется и колется!» А про Маринку он даже и не вспоминал в тот момент.
– Тимофей! – окликнула Сима, словно откуда-то издалека. – А вы…
Она коснулась пальцами его руки. Попыталась коснуться. Но маленькая голубая искорка с ощутимым потрескиванием пронзила воздух между их телами. Его и ее одновременно ударило электрическим разрядом. Тимофей вздрогнул, Сима отдернула ладонь, потом оба рассмеялись и сказали почти в одно слово:
– Бывает!
– Тимофей, – вернулась Сима к начатой мысли. – Вы на электричку не опоздаете?
– На последнюю? – испугался он.
– Ну, до последней еще далеко, просто у нас перерывы сейчас большие. Вам надо поторопиться, следующая часа через полтора, а автобусы совсем скверно ходят. В общем, если не успеете, возвращайтесь. Договорились? В тепле посидите, в крайнем случае, я вам такси по телефону вызову… Кузьма! Сколько раз говорить: выключай игрушку, умывайся и ложись немедленно! Одиннадцатый час, а тебе завтра в школу!.. Договорились? – еще раз переспросила она жарким шепотом.
Редькин уже ботинки надевал, с трудом попадая кончиками шнурков в дырочки.
– Хорошо, хорошо, Сима, спасибо вам за все!
– Книжки не забыли?
– Нет, нет, все здесь…
Другой даме он бы на прощание хоть руку поцеловал, а то и в щечку чмокнул – после такого-то чудесного вечера с доверительной беседой и ароматным кофейком. Но с Серафимой это было невозможно: какие ручки, какие щечки! Сказать, что эта женщина нравилась ему, что она его возбуждала – значит не сказать ничего. Да она его наизнанку выворачивала, а после превращала в один огромный фаллос и втягивала, всасывала, втаскивала в себя с неумолимой силою. И от этого делалось страшно.
Тимофей сбежал, а не ушел. Но конечно, он опоздал на электричку, Сима ему время отправления на десять минут позже указала. Вряд ли случайно. И Редькин час с лишним ходил по обледенелому перрону, борясь с чудовищным искушением, и теперь уже думал именно о Маринке. Кузьму, утомленного «Цивилизацией», можно было выкинуть из головы. А вот Маринка явно не заслуживала от любимого мужа такой пакости. Не позвонить домой – она же с ума сойдет за компанию с Верой Афанасьевной. А позвонить и сказать, что заночует у Кругловой!.. Тогда уж надо на Симе и жениться.
Мороз пробирал до костей, едва удерживая сигареты в скрюченных пальцах, он смолил одну от другой, а после курево кончилось, и Редькин зашел в здание вокзала, рискуя пропустить долгожданную электричку, и обнаружил, что в вокзале за продувными стеклянными дверьми такая же холодина, или это просто внутри уже вымерзло все, там, глубоко внутри, под кожей и ребрами, где хранится обычно главное человеческое тепло …
И как он не простудился в тот раз?! Впрочем, известно как. В дороге даже читать не мог. Ехал, как пьяный, на автопилоте, а в дом вошел и оттаял враз. Все уже спали, кроме Маринки.
– Ну как, нормально?
– Все просто отлично! – стуча зубами, процедил Редькин.
– Замерз? – заботливо поинтересовалась супруга.
– Не то слово! Еще чуть-чуть, и я бы там помер, в этом гребаном Железнодорожном!
– Раздевайся скорее, я тебе сейчас водки с перцем налью, – предложила Маринка.
И так это его тронуло, что он обнял супругу, прижал к себе, прошептал нежно:
– Спасибо, Маришка!
И тут же следующую мысль высказал вслух, не удержавшись:
– А эта потаскуха Круглова кроме кофе ничего мне не предложила!
– За что ты ее так? – удивилась Маринка. – Отличную же нам книгу раздобыла.
– Да не в том дело! Просто ей без мужа, по-моему, трахаться не с кем – вот она на мужиков и бросается, как ведьма.
– И на тебя, что ли? – Маринка игриво (а вовсе не обиженно) улыбнулась.
– Н-ну, почти… Клеилась ко мне отчаянно. Честное слово.
– Да иди ты! У нее же сын там, почти взрослый…
– Ну и что, сын? Двенадцать лет ему, но мне кажется, она и при нем кого хочешь трахнет.
– Тимка, чего ты мелешь?
Маринка спрашивала добродушно, весело, без малейшей тени подозрения. От этого сделалось еще приятнее, и он рассказал ей все. Все как было на самом деле. Через двадцать лет совместной жизни рассказывать жене все как было на самом деле – это настоящее счастье.
Они сидели на кухне, пили водку, говорили о сексе, об изменах, о любви, и было уже четыре утра, и спать совершенно не хотелось. Редькин полностью и окончательно отогрелся.
Но самое любопытное, что и эту трогательную историю Вербицкий выслушал со вниманием. Не перебивая, словно был теперь их семейным психоаналитиком. А впрочем, в стенах Центра содействия браку и репродукции (так, что ли?) подобные истории считались, поди, делом житейским. Однако в итоге юрист от Бога, верный себе, выделил главное и задал ключевой вопрос:
– Так и что же за семинары такие вел Меуков, из-за которых его жена бросила?
А семинары-то были примечательные, и подробно рассказала о них Редькину опять же сама Серафима, как раз в тот вечер. Что называется, к слову пришлось. Тематика занятий бывала различной: «Постижение коллективного космического разума», «Укрощение энергии кундалини», «Обучение сознательному холлотропному дыханию», еще пятнадцать-двадцать вариантов. А суть всегда оставалась одна. В шикарном подмосковном доме отдыха собирались молодые люди, страждущие приобщиться к великим тайнам древнего знания и платившие за оное приобщение немалые деньги. Молодым людям читались лекции о всяких мудреных премудростях и, конечно, о сексе – с демонстрацией картинок, фильмов и даже отдельных позиций на специально отобранных моделях, то есть живых людях, как мужеского, так и женского полу. Короче возбуждали всех присутствующих до крайней степени озверения а под занавес объясняли, что основная задача обучающихся – подавить в себе либидо, то есть, говоря по простому, похоть – и трансформировать сексуальную энергию в иную форму – интеллектуальную, физическую, творческую. Задача эта, вещал Меуков, благородная и очень непростая. А дабы неповадно было обманывать Учителя, бытовала система взаимной слежки и доносов. По неписаному уставу семинарского сообщества, нарушившие клятву платили штраф в размере полной стоимости обучения (баксов триста, а то и четыреста) и покидали дом отдыха немедленно. Нарушителями считались как вступившие в половое сношение (в любой форме) так и мастурбирующие. Нечего и говорить, сколь велик был дополнительный и никем не учтенный доход Меукова на подобных мероприятиях.
А к тому же, Сима не без оснований подозревала, что верный традициям знаменитого гуру Махариши, призывавшего в свое время к воздержанию абсолютно всех, кроме себя, Меуков тоже не считал нарушением клятвы половые контакты с Учителем, особенно если в них намеривались вступить красивые юные девушки. Так что у женского пола на семинарах Меукова обнаруживалось явное преимущество. Ходили, кстати, слухи, что и мужчина мог удовлетворить сексуальные потребности тайно и без позора, вот только ему, слабому духом, обходилось это в кругленькую сумму – от двукратного до пятикратного размера штрафа – в зависимости от ситуации. Ибо сказано: «За грехи да заплачено будет страданием». А деньги потерять – разве это не страдание?
Трудно было сказать, что обижало Симу сильнее – регулярные измены Эдмонда (не доказанные, впрочем), или скрываемые от жены деньги, которые греб он на эзотерических подмосковных оргиях, как видно, лопатой.
Вербицкого, безусловно, второе заинтересовало намного сильнее.
- Предыдущая
- 16/107
- Следующая
