Точка сингулярности - Скаландис Ант - Страница 23
- Предыдущая
- 23/107
- Следующая
Собственно вот только это все и было здорово, а потом, когда началась возня на мокрой, истоптанной прибрежной траве, когда он лежал, чувствуя лопатками какие-то веточки и жучков, а эта туша самозабвенно прыгала на нем, удовольствие уже кончилось, ему было душно, и даже немного больно, и было противно смотреть на мокрые складки живота, на тяжелые прыгающие титьки, на ее непрерывно открытый слюнявый рот (нет не ту они выбрали позу, ох, не ту!) и особенно противно – на собственную детородную жидкость, мутными каплями запутавшуюся в ее кудряшках… К финишу Тимофей пришел, как-то случайно, скучно, бесцветно. И после этого его почти сразу стошнило. Вина-то выпили очень много, а вначале еще и водки.
Но цель – отомстить за супружескую неверность – была достигнута. На все сто. Почему? Да потому, что хозяин дачи сильно промахнулся, выбрав именно себе худенькую, стройную Маринку. Она и на трезвую голову, и даже в легкой эйфории подобных мужиков терпеть не могла, а тогда к моменту всеобщих совокуплений назюзюкалась уже сверх меры и готова была блевать сильно раньше мужа. Так что вывернуло Мариночку сразу, от первого же мокрого поцелуя и неистребимого запаха пота в объятиях сластолюбца, жирные лапищи которого даже похватать ни за что толком не успели – парень вынужден был сразу идти купаться. Ну а после того, как Маринку начинало тошнить, вернуть ее к активной жизни – это уже дело нереальное.
Однако самое, быть может, интересное, что эта давняя оргия стала практически последним эпизодом в истории супружеских измен семейства Редькиных. Повзрослели, поумнели. Были, конечно, отдельные мелкие попытки – с обеих, надо думать, сторон, но успехом они не увенчивались.
Тимофей еще и еще раз вспоминал всякие пьяные поцелуйчики и пьяные обжимания, заводившие, разумеется, вспоминал и пьяные размышления, кого бы трахнуть. Но это все о другом. Последние пятнадцать лет на девушек и женщин он смотрел либо как на друзей, либо, как на красивые модели – возбуждение при этом может возникнуть вполне естественное, но любовь…
А вот на Юльку в тот августовский день он посмотрел именно влюбленными глазами. Глазами неженатого юнца. Всколыхнулось что-то давно и безвозвратно забытое, и от этого сделалось очень приятно и очень тревожно. Он даже ночью, когда Маринка уже спала, хотел было выпить по привычке, да передумал. Появилась у него – лет семь уж как – такая дурная привычка: где бы и с кем бы ни пил, добавлять потом в одиночку. Иногда стакан, а иногда хоть глоточек – но обязательно добавлять. Скверная привычка. А вот в ту ночь передумал, тормознуло его что-то неведомое, но сильное. Потом понял: играть в юность – так до конца. И ничего не сказал Маринке о своих ощущениях. О Кругловой в тот раз все рассказал, а о Юльке – ни-че-го. Вот это и было самое тревожное. Планировал, что ли, всерьез завести интрижку? Смешно. Если не сказать, страшно. Да нет, никогда бы он не пошел на такое, а тем более теперь – не тот уже человек. И не сказал-то жене, наверно, совсем по другой причине. Существует мнение, будто мужчины ревнуют больше телом, а женщины – душой. Измена душой, пусть только в мыслях, может обидеть сильнее, чем пьяный секс в полусознательном состоянии. Так зачем же делать больно любимому человеку, да еще ни с чего? А он любил свою Маринку, действительно любил, несмотря ни на что.
И вот, двадцать шестое сентября. Встреча номер два. Он ожидал «тихого взрыва» (у Михаила Анчарова когда-то вычитал). Но нет, ничего похожего – ни головокружения, ни сладкого озноба. Простая спокойная радость: сбылось. Он направил в сторону Юльки долгий нежный взгляд. Получил в ответ веселые теплые искорки. Свет фонарей отражался в ее вишневых глазах. А еще в них явно читалось: «Узнаю несчастных! Ну, как дела?» Она так и спросила:
– Ну, как дела? Здравствуйте!
– Здравствуйте, – отозвался Редькин, а дальше, как и в прошлый раз, обо всем говорила Маринка.
Нет, он теперь не впадал в транс, он просто любовался, но был слишком увлечен этим процессом. Все-таки Юлька необыкновенно хороша! Правда, тогда была еще красивее. Сейчас как будто сделалась чуточку полнее, лицо округлилось, что ли, исчез некий шарм… Или тот шарм, тот флёр был навеян самим трагизмом ситуации?
«Нет, братец, врешь! Полностью чудо не исчезло, – уговаривал себя Редькин. – И влюбленность моя не исчезла. Ну да, ощущения нынче не столь остры, ну так ведь на то он и был первый раз!..»
Однако в действительности Тимофей откровенно культивировал в себе эту влюбленность. Зачем? Ну, наверно затем же, зачем добавляют после выпитого. Уж больно красив был кайф от того напитка, расставаться жалко. Сравнение получилось точное, но будничное, приземленное. И потому сразу напомнило о делах.
А разговор-то шел, известно о чем – об их несчастной машине. Всем остальным еще тремя днями раньше поведали Редькины эту печальную историю, ну а Юлька, которую на бульваре встретили впервые, была непосредственной свидетельницей, и сейчас буквально хвасталась этим.
«Эх, молодо-зелено! Всё-то они в веселье превращают», – вздыхал про себя Тимофей.
А телефон у Юльки не отвечал по очень простой причине: никого из них в Москве не было, занятия-то в институте только с середины сентября начинались. И чего ей в городе торчать? От прежнего обещания помочь девушка не отказывалась. Поговорит, сказала, с отцом, как только сможет. Пахомыч тут же пробурчал себе под нос что-то в смысле, ерунда, мол, это, нечего, мол, узнавать, никто не поможет, чистая случайность, какие, к едрене-фене, бандиты?! Ну а Редькины, разумеется, о Вербицком и его ребятах – молчок, но в качестве вольной гипотезы наезд на себя рассмотрели, вот старый гэбист и завелся.
Потом Гоша, то ли пошутил, то ли всерьез высказал:
– Пахомыч, а ты бы по своим каналам провентилировал ситуацию, вдруг дело-то серьезное. Смотри, как милиция от него нос воротит!
– А ты – по своим! – неожиданно огрызнулся Пахомыч.
– Да у меня какие каналы? – не обиделся Гоша. – Военная автоинспекция? Ну, есть парочка знакомых из МЧС…
– А у меня какие? – агрессивно осведомился Пахомыч.
Уточнять никто не рискнул, и разговор перекинулся на другую тему, традиционно собачью: кто кого задрал, кто чем болел, и как правильно кормить животных, если учесть, что они, сволочи, жрут все подряд…
Вот и все о том дне – теплом сентябрьском дне, запомнившемся Тимофею надолго.
А с работой у Редькиных складывалось тоже как-то странно. Тираж Стива Чиньо, на деньги с которого фактически и была куплена новая «Тайга» давно закончился, допечатывать новый – во всех смыслах было опасно. То есть и в коммерческом (хорошенького понемножку, а жадность фраера сгубила), и в уголовно-мистическом. После убийства Меукова, то есть фактически литагента Чиньо в России, следующей могла оказаться очередь Редькина, то есть фактически издателя. Маринка любила повторять: «Это наша с тобою Тим, лебединая песня». Юмор заключался в том, что Чиньо по-итальянски означает «лебедь». В общем, они стремились максимально откреститься от всяких ассоциаций со зловещим итало-американцем. Круг лиц, знавших реального поставщика книг Чиньо из типографии на рынок, был крайне узок, но хотелось сузить его еще сильнее. Тимофей мрачно шутил:
– Давай сами займемся отстрелом свидетелей, ну, то есть посвященных в наши дела.
А вообще с серьезными проектами еще в начале лета не заладилось. Калькис все медлил с новыми текстами. Оптовики намекали, что времена пиратских книжек и сомнительных разрешений на публикацию в СНГ ушли безвозвратно. Симе Кругловой по многим вполне понятным причинам звонить не хотелось. И тогда Редькин – возможно, на время – отодвинул в сторону богомерзкую эзотерику и решил тряхнуть своими старыми контактами с Русской Православной Церковью. Там впрямую не отказали, но и с заказами конкретными пока не торопились. Лето оно и есть лето.
Над Редькиными нависла угроза очередного безденежья, сумрачного периода жизни, когда приходится просто менять на рубли ранее заработанные доллары. Обратный процесс они оба любили гораздо больше, хотя с недавних пор президент и распорядился взимать за эту операцию дополнительный налог. А как неплохо жили в последний год! Даже сумели в Анталью мотануться, не говоря уже о новой тачке, вкусной еде и любимых Тимофеем красивых фирменных напитках, преимущественно крепких, которые он иногда позволял себе покупать, правда, в основном на Измайловском рынке, где они были существенно дешевле.
- Предыдущая
- 23/107
- Следующая
